Земля Андерсона. Прибалтийское.

 www.ves.lv

Отшумел 91 год, распалась Великая страна, и на хутора Латвии потянулись прежние хозяева. Выбросив вон "оккупантов" они быстро наладили счастливую, частнохозяйственную жизнь.

Что из этого получилось:

О приезде на видземский хутор Кейпани мы ни с кем не договаривались. Просто свернули с дороги и по тропинке, заросшей сожженной солнцем травой, доехали до старой хозяйственной постройки. Темные бревна за долгое время рассохлись и теперь лениво скрипели под порывами ветра. Огромные ворота хлопали, то обнаруживая, то скрывая пустоту. "А при Улманисе, первом у нас на хуторе было 35 коров и 27 лошадей".

Хутор Кейпани — вместе с озером, огромными полями, лесом, полным черники и земляники, — получили в наследство несколько семей. Казалось бы — живи на этой плодородной земле, расти хлеб, картофель, пусти на поля овец, лошадей — и счастливой будет здесь жизнь для тебя, для твоих внуков и детей… Но сегодня на хуторе Кейпани живет только Янис АНДЕРСОН и его кот.

Молоко, хлеб и даже картошку он покупает в соседнем магазине. А для того чтобы прокормить себя, Андерсон устроился сторожем на соседнюю лесопилку… 

— Когда мы получили в наследство эту землю, вначале все так обрадовались! Думали — сейчас поднимем хозяйство. Мы навалились на дом. Можно сказать, отстроили его заново. Все вместе — и Озолы, и Бекери, и Андерсоны. А потом… Потом все вернулись в город — на свою прежнюю работу. Потому что прожить на то, что выращиваешь, нельзя… Остался только я с котом. Поля родовые продали одному хорошему человеку. Пусть он попробует — может быть, у него получится. А мы решили, что ничего выращивать не будем. Смысла нет… Конечно, мне обидно. Родители нам рассказывали, как у них тут было при Улманисе — и коровы, и лошади, и овцы… Но это не от нас уже зависит. Что же делать, если Сейм ни одного закона хорошего принять не может? 

Времена землемеров

Как живет на своем одиноком хуторе Янис Андерсон? Под окном старого дома стоит велосипед, на нем Андерсон ездит в магазин: "Очень удобно, три пакета молока берешь под мышки и едешь". [Авоськи забрали "оккупанты"???] Телевизор он смотрит редко, больше слушает радио. Может быть, так осталось в памяти — те вечера, когда в этом доме мама наряжалась в только что вошедшие в моду капроновые платья, отец надевал белую нейлоновую рубашку, и они шли на колхозный праздник, потому что отец, Эдвард АНДЕРСОН, был видный человек в волости, бригадир,[а сын всё просрал...] а мама Эмилия была просто красавица. И что–то в воздухе обещало счастливые перемены…

Много людей тогда было в их доме. И братья, и родители — и все они были тогда еще живы… Иногда ему кажется, что отражения их каким–то образом так и застыли в старых зеркалах. 

Одиночество тягостно. И Андерсон очень радуется приезду гостей. В этот день на высоком флагштоке обязательно взвивается флаг — это такая важная традиция для бывшего спортсмена, который много лет занимался лыжным спортом и даже входил в олимпийскую сборную. 

— Да, и объездил весь Союз. И видел Байкал. Какая красота! А самое красивое место в мире — там, где Ангара сверху падает… Но вот пришло время — и я снова здесь, на земле родителей живу. Мои родители были бы очень рады, что я сюда вернулся… 

Все городские родственники и друзья уезжают с хутора Кейпани с обязательной банкой варенья. И нам Янис Андерсон тоже торжественно вручил банку с земляникой, которую он в перерывах между ночными дежурствами собрал в своем лесу. И все–таки… 

Почему Янис Андерсон не может сегодня на своей земле растить хлеб, разводить овец, коров, как когда–то это делали его родители? Почему он покупает в магазине то, что в изобилии производят датские, голландские, польские крестьяне? Что происходит с нашим латвийским крестьянством?

Об этом мы решили поговорить с известным евроскептиком, главой Института будущего Латвии Нормундом ГРОСТИНЬШЕМ. 

Земля зеленая

— Все дело в неравных условиях, — считает Нормунд Гростиньш. — Наши крестьяне, в отличие от крестьян старых стран Европы, получили очень невыгодные условия для своей работы. Эти условия были предложены нам Брюсселем, когда мы вступали в Евросоюз, — и были приняты нашими Калниете, Репше, Вайрой Вике–Фрейбергой на ура. Можно сказать — латвийские крестьяне были тогда буквально преданы. В итоге сегодня голландский крестьянин, произведя то же самое, что и латвийский, получает денег в шесть раз больше. А датский крестьянин — в пять раз больше. 

Тогда, вначале, можно было побороться с условиями Брюсселя. Мы могли бы у Польши поучиться: она добилась исключения НДС для местных сельхозпродуктов. И у нас сейчас НДС — 21 процент, а у поляков — всего 4. Есть и такие страны Евросоюза, где НДС на продовольствие — вообще ноль. Вот мы и видим у себя в магазинах и датскую продукцию, и голландскую, и польскую. А нашей, соответственно, становится все меньше и меньше. И нашим людям теперь приходится продавать землю иностранцам, а самим уезжать за границу батрачить. 

Надо четко понимать: Евросоюз — это структура, которая работает в пользу крупных стран и в пользу крупных корпораций, которые могут за принимаемые ЕС решения заплатить.Причем как на уровне отдельных стран, так и на уровне Европейской комиссии. 

Например, могут вводиться самые разные стандарты. Даже на уровне анекдота — когда угол искривления огурца должен быть какой–то определенный. Потом в Брюсселе этот анекдотический стандарт с огурцом отменили, но осталось очень много других. И если латвийский чиновник очень усердно выполняет все нужные и ненужные требования Евросоюза, то французский крестьянин о половине этих стандартов — которые у нас оплачены и введены в жизнь — не знает и знать не хочет.

Как–то в прямом эфире у нас была дискуссия по этому вопросу с Вячеславом Домбровскисом.  Он говорит, что мы переняли НДС на продовольствие у Франции. А я достаю свои бумажки и показываю: "Неправда, у французов НДС всего 5,5 процента!" А у нас 21 процент — даже на хлебушек местного производства…

У богатой госпожи 

— Нормунд, но в прошлом году наши крестьяне ездили с протестом в Брюссель на старых тракторах. Это возымело какое–то действие? 

— Никакого. Причем они и вели себя там неправильно. Когда в Брюсселе проходят крупные крестьянские протесты, там поливают полицейских молоком и так далее. Потом в газетах выходят огромные снимки. А наши, когда к ним вышли люди, которые своими руками подписывали условия, убивающие наше село, — например, Сандра Калниете, — стали с ней фотографироваться, улыбаться, хотя уже как минимум ведрышко молока на себя она заслужила… И получается — какие проблемы? Можно и дальше так продолжать, если крестьяне сами не отстаивают свои интересы. 

Приведу пример с Данией. В Дании основные перемены, которые происходили в Европейском Союзе, утверждались через референдум. Такой референдум был в 1993 году, когда Дания отклонила Маастрихтский договор, который делал Евросоюз более централизованным. И Дания получила ряд исключений: например, не вводить евро. Кстати, потом датчане провели еще один референдум по евро — и так же, как и шведы, проголосовали против. Теперь уже подсчитаны выгоды от этого: Дания сэкономила примерно 40 миллиардов латов! Значит, эти деньги тоже пойдут в распоряжение датчан вместо того, чтобы уйти куда–то в Европейский центральный банк. 

— Скажите, а такая ситуация, как сейчас в латвийском сельском хозяйстве, наблюдается в других странах, входящих в Европейский Союз? 

— Почти вся Восточная Европа в разной мере страдает от тех условий, которые были продиктованы ей при вступлении в ЕС. Только в Польше ситуация лучше. Потому что поляки, как я уже говорил, при вступлении отстаивали свои интересы. Латвийские интересы не отстаивались совсем. И вот сейчас, когда рассматривают новый семилетний бюджет — те фонды, которые будут распределяться по странам, мы опять оказались самыми последними в Европейском Союзе. У нас снова самые маленькие фонды во всем ЕС. Соответственно, процесс будет продолжаться. Наши земли и дальше будут перениматься иностранцами, поскольку их цена постепенно растет, а доллар и евро сейчас уже немножко на грани дефолта, и получается, что земля — это неплохая инвестиция…

К новому берегу 

— Получается, условия поставлены так, что наши крестьяне не имеют возможности возделывать свою землю, но, уезжая на заработки в Ирландию или другие страны, как раз попадают там на сельскохозяйственные работы — на обработку полей клубники, цветов голландских… То есть они как батраки там выращивают то, что потом привезут сюда, и мы это будем вынуждены покупать. Круг как бы замкнулся… 

— В том–то и дело, что там это даже с учетом транспортных расходов растить выгодно, а у нас — невыгодно. Хотя климат не так сильно отличается, чтобы им одним это объяснить. Тем более что многие из этих работ проходят в теплицах, которые могли бы стоять и у нас. У нас даже отопление этих теплиц было бы дешевле, чем там… Соответственно — все упирается в две проблемы. Во–первых, заниженные европейские субсидии. Во–вторых, неправильные налоговая политика, высокий НДС на местную продукцию. 

Понимаете, в Евросоюзе прав тот, кто сильнее. Вот, например, мы знаем, что Дания с недавних пор — это великая страна свиноводства. Знаете, как это получилось? Это результат европейской политики. И никакого добровольного выбора. До создания Евросоюза Дания и Германия по обе стороны границы выращивали клубнику и свиней. А потом немцы решили, что грязным свиноводством им заниматься не подобает. И поскольку немцы имеют очень большое влияние в Евросоюзе, то как–то "случайно" получилось, что фонды ЕС на выращивание клубники пошли в немецкую сторону границы, а фонды на выращивание свиней — к датчанам. И Дании пришлось с этим жить… И если мы получим на своей земле неприятно пахнущие датские свинофермы, то это будет уже следующий шаг в распределении субсидий. 

— Нормунд, а у Латвии какая специализации с точки зрения сельского хозяйства в этом общеевропейском разделении труда? 

— Это легко увидеть. Во–первых, мы поставляем дешевую рабочую силу. Это главная наша специализация. Вся политика, которая проводится уже десять лет, она способствует тому, чтобы наши люди уезжали за границу. И никакого плана, что здесь будет что–то развиваться, ничего серьезного не видно…

В тени смерти 

— А какой бы вы дали прогноз: как дальше будет развиваться ситуация с сельским хозяйством в Латвии? 

— Прогнозировать здесь очень несложно. Поскольку субсидии в следующем семилетнем периоде для Латвии остаются самыми низкими в Европейском Союзе, иностранцы так или иначе будут продолжать перенимать латвийские земли. Часть из них просто держать как инвестиции, а часть — использовать под новые колхозы, крупные сельхозпредприятия. Используя опять–таки дешевую землю и дешевую рабочую силу. У них прекрасные кредитные возможности и наработки. Наш крестьянин–одиночка конкурировать с ними не может. А все колхозы и совхозы, которые были конкурентоспособны, у нас давно ликвидированы… 

И еще один нюанс. Сейчас у нас как бы выстроена лестница, по которой постепенно субсидии на сельское хозяйство будут вырастать. Только вот получится, что к тому моменту, когда они вырастут, эти земли будут принадлежать совсем не латвийским крестьянам, а тем же западным инвесторам. И вот тогда, лет через 10, когда поддержка селу вырастет, это уже будет поддержка Старой Европы для своих же… 

И еще один прогноз можно дать. Введение евро будет иметь долгоиграющие последствия. В том числе и для сельского хозяйства. Если бы можно было разумно использовать деньги, которые Латвия внесет первым платежом в стабилизационный фонд евро — а это порядка 300 миллионов, мы бы могли снизить НДС на продовольствие сразу до 10 процентов. И вместо 21 процента у нас было бы только 10… Но этого не произойдет. Более того: сумму, которую мы вносим в стабилизационный фонд евро, надо будет довести до 4 миллиардов в течение определенного переходного периода. А как мы знаем, время идет быстро — и соответственно налоговая нагрузка будет страшной. И придется опять переезжать отсюда людям, которые захотят просто выживать.

Как–то худо–бедно, с большим трудом наши люди протащились через этот отопительный сезон. Но остаются 44 миллиона латов — это долги только по отоплению. Не думаю, что за лето они исчезнут. И значит, в следующий отопительный сезон в городах начнется что–то невообразимое. Городскому жителю не будет хватать денег на продукты. Казалось бы — отопление и сельское хозяйство на первый взгляд никак не связаны. Но покупателей у нас становится все меньше и меньше. И купить они смогут все меньше и меньше. Потому что деньги у них уйдут за отопление. А это значит, что на местную сельхозпродукцию, тем более на качественную — экологическую, у них средств не хватит…