Сообщения
Директива Генштаба от 18 июня 1941-го – миф?
Сергей ЛОЗУНЬКО
«— А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу,
ждали от него команды. — Каждый здесь хочет снять с себя ответственность,
— говорит Молотов»
(Ф. Чуев, «Молотов»).
Пожарные, приехавшие на пепелище, разводят руками: нас же не предупредили, что дом по адресу такому-то загорится! Врачи «скорой помощи», несвоевременно оказавшие медицинскую помощь, пожимают плечами: нам же предварительно никто не сказал, что у гражданина такого-то случится инфаркт! Из этой серии, на мой взгляд, и версия причин поражения Красной армии в начальный период Великой Отечественной войны, выражающаяся в тезисе: Сталин не предупредил советских военачальников о том, что будет война.
«Разве я должен напоминать своему сердцу, чтобы оно не остановилось?!»
Эту появившуюся при Хрущеве в разгар антисталинского шабаша версию – «Сталин помешал военачальникам встретить врага как положено» — проводит в своей публикации и Я. Давыденко («Директива Генштаба Красной армии от 18 июня 1941 г.», «2000», №25 (658) 21—27.06.2013).
Сам Сталин, если верить Молотову, еще в первые дни войны дал на указанную версию событий следующий ответ: «Что же происходит? Что там у этого Павлова? У него нет связи со штабами армий. Неужели ему надо напоминать о постоянной боевой готовности? А сам он не знает об этом?! Разве я должен напоминать своему сердцу, чтобы оно не остановилось?!» — возмущался он в разговоре с наркомом Индел, комментируя 25 или 26 июня угрозу захвата Минска. Советский писатель Иван Стаднюк, много общавшийся с Молотовым при написании своего романа «Война», включит этот эпизод в книгу.
Вне зависимости от того, насколько корректно Вячеслав Михайлович пересказал слова Сталина, у последнего были все основания сказать нечто подобное. Тем более, когда есть все основания для утверждений, что Сталин не только не препятствовал, но и прямо санкционировал проведение ряда мероприятий по повышению боеготовности войск накануне войны (я уж не говорю о громадной работе для укрепления обороноспособности страны, проделанной под его руководством за предвоенное десятилетие).
В т. ч. и маршал Жуков, в целом придерживающийся «хрущевской» версии, пишет: «ошибки, допущенные руководством, не снимают ответственности с военного командования всех степеней за оплошности и просчеты». «Каждый военачальник, допустивший неправильные действия, не имеет морального права уходить от ответственности и ссылаться на вышестоящих. Войска и их командиры в любой обстановке в соответствии с уставом должны всегда быть готовыми выполнить боевую задачу», — подчеркивает он. И добавляет, что и в ночь на 22 июня ряд командиров соединений и объединений, входивших в эшелон прикрытия границы, «не держали части в надлежащей боевой готовности» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр.255). Такого рода военачальникам, конечно же, пришлись по душе «объяснения» причин поражения на начальном этапе войны, в основе которых лежат тезисы «Сталин не предупредил…», «Сталин не дал…», «Сталин не приказал…». Впрочем, случается, этим грешит и сам Георгий Константинович, кивая на «вышестоящих».
Желая возложить на Сталина всю ответственность за недостаточную боеготовность войск, г-н Давыденко цитирует мемуары маршала Жукова, у которого «отмечено, что в оперативном плане предусматривалось «...в случае угрозы войны привести все вооруженные силы в полную боевую готовность... Естественно, возникает вопрос: почему руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного оперативного плана». Есть такое.
Однако почему же автор обрывает цитирование? Ведь в следующем же абзаце Жуков пишет: «В этих ошибках и просчетах чаще всего обвиняют И. В. Сталина. Конечно, ошибки у И. В. Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических, политических и военных факторов.
Нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении множества мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент» (Жуков Г.К. указ. соч.).
Постфактум все умны и знают, что надо было делать. Легко умничать, когда точно известно – что, когда и как именно произошло, оценивать и анализировать прошлое. Но на момент, когда советское руководство должно было принимать ответственнейшие решения, все, что мы теперь знаем, еще только должно было произойти, т.е. было в будущем. Многое из того, что сегодня часто ложится в основу рассуждений современных «стратегов», стало известно только после войны – из документов, захваченных у побежденной Германии, из рассекреченных архивов США, Великобритании и т.д. Эти факты (за исключением некоторых данных, добытых разведкой) советскому политическому и военному руководству не были известны в 1941-м.
Кого и о чем «не предупредил» Сталин в 1942-м?
Г-н Давыденко пишет: «Исследователи войны единодушны в том, что рукотворная трагедия 22 июня 1941 г. стала следствием неприведения на момент агрессии войск приграничных округов в готовность к боевым действиям». Не знаю, о каком «единодушии» исследователей идет речь. Автор приводит мнение историка Г. Куманева, дескать, «если бы наши вооруженные силы были вовремя приведены в готовность к отражению агрессора, что всецело зависело только от Сталина («всецело» от него одного?! – С.Л.)», то немцев разгромили бы чуть ли не играючи — «в короткий срок» удалось бы «отразить агрессора» и даже «перенести военные действия на территорию противника». А недели через две — три, надо полагать, уже и Берлин бы взяли.
Но вот такой исследователь Великой Отечественной войны, как маршал Жуков (в вопросах военной стратегии фигура, прямо скажем, куда более авторитетная, чем Г. Куманев), с этим не согласен. Так, журнал «Новая и новейшая история» в 1994 г. (№ 6) напечатал не опубликовавшегося интервью маршала Василевского от 20 августа 1965 г., которое хранилось в архиве Политбюро ЦК КПСС. А. М. Василевский сетовал, мол, уже с февраля 1941-го были «данные о лихорадочной подготовке фашистской Германии к агрессии против СССР», что требовало «немедленного приведения всех вооруженных сил в полную боевую готовность, немедленного проведения в стране войсковой мобилизации, сосредоточения и развертывания на западных государственных границах всех отмобилизованных войск в соответствии с оперативным планом… к великому сожалению и несчастью для всего Советского народа, все эти столь необходимые для страны мероприятия своевременно проведены в жизнь не были».
С текстом этого интервью 6 декабря 1965 г. ознакомится Г.К. Жуков. И на первом листе документа оставит свой комментарий: «Объяснение A.M. Василевского не полностью соответствует действительности. Думаю, что Сов. Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы накануне войны развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе гос. границы. Хорошо, что этого не случилось, а если бы главные наши силы были разбиты в районе гос. границы, тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 г. Г. Жуков. 6.XII.65 г.».
О том же Жуков скажет и в мемуарах: «Вполне возможно, что наши войска, будучи недостаточно обеспеченными противотанковыми и противовоздушными средствами обороны, обладая меньшей подвижностью, чем войска противника, не выдержали бы рассекающих мощных ударов бронетанковых сил врага и могли оказаться в таком же тяжелом положении, в каком оказались некоторые армии приграничных округов. И еще неизвестно, как тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны. К этому следует добавить, что гитлеровское командование серьезно рассчитывало на то, что мы подтянем ближе к государственной границе главные силы фронтов, где противник предполагал их окружить и уничтожить. Это была главная цель плана “Барбаросса” в начале войны» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр. — 252, курс. Жукова).
Иными словами — по маршалу Жукову — реализуй РККА все мероприятия предусмотренные оперативным планом прикрытия границы, война могла быть проиграна еще в 1941 г.
Заметим попутно, что Георгий Константинович противоречит сам себе. То он сетует, что «руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного оперативного плана» (и эту цитату охотно подхватывает г-н Давыденко). А то сомневается – «еще неизвестно, как тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны», если бы оперативный план был реализован.
Вообще же объяснять причины поражения РККА 1941-го неприведением войск «в готовность к боевым действиям» (хотя что это вообще за войска, которые к боевым действиям не готовы?) – на мой взгляд, подход крайне упрощенный, если не сказать – примитивный.
Летнее наступление гитлеровцев 1942 года. Красная армия терпит катастрофу, сравнимую с 1941 г. – и по тяжести поражений, и по объему отданных врагу территорий. Немецкая военная машина доходит до Волги и Кавказа. Наши войска нередко отступали, даже имея превосходство над противником в людях и технике.
Из записи переговоров по прямому проводу И. В. Сталина с командованием Сталинградского фронта 23 июля 1942 г.:
ГОРДОВ (в июле — августе 1942 г. — командующий войсками Сталинградского фронта. – С.Л.): Только что получено донесение от Колпакчи, что танки противника до 50 единиц прорвались в направлении Калмыков, Майнолин и через совхоз Копанья в направлении совхоза Первомай. Положение уточним, доложим о ликвидации прорвавшегося противника. Все. СТАЛИН: А что, разве у вас нет танков на правом фланге? Что делает наша авиация? Стыдно отступать перед 50 танками немцев-мерзавцев, имея на фронте около 900 танков. (read24.ru)
И только известный приказ №227 от 28 июля 1942-го остановил отступление Красной армии, нередко носившее характер паники.
Как объяснить этот, выражаясь современным языком, римейк 1941-го в 1942-м? Опять во всем виноват Сталин? Опять он никого не предупредил о войне с Германией, не дал развернуть войска и привести их в положенную боеготовность?
«Сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта руководства войсками»
Нашим дедам и прадедам довелось схлестнуться в битве не на жизнь а на смерть с сильнейшей военной машиной мира того времени, управляемой плеядой блестящих полководцев (и тем ценнее и величественнее итоговая победа в той самой страшной из всех войн в истории человечества). Лично мое мнение: никакие подготовительные мероприятия РККА 1941-го не предотвратили бы прорыва немецких войск вглубь советской территории, тем более при том характере первого удара, который нанесли немцы.
Как будет признавать в мемуарах маршал Жуков, внезапным для советского военно-политического руководства оказалась не война как таковая, не немецкое нападение на СССР, а то, как его начали немцы.
В СССР войну ждали, к ней готовились. И для советского руководства она неожиданной не была, неожиданностью стал характер нападения. Жуков пишет: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр. 255).
Усугубили ситуацию многочисленные ошибки, допущенные военачальниками уже в ходе начавшейся войны: «сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта руководства войсками в сложной обстановке больших ожесточенных сражений, разыгравшихся на огромном пространстве», — признается Жуков (Жуков Г.К. указ. сопч., стр. 255).
Прикрыть фронт от Баренцева до Черного моря протяженностью 3700 км – так, чтобы не допустить прорыва германских механизированных соединений, имеющих опыт многочисленных блицкригов, было в принципе не реально. Никаких войск бы не хватило.
Достаточно сравнить лето 1941-го с летом 1943-го. Перед битвой на Курской дуге – протяженность которой составляла 500 км (в 7,5 раз меньше, чем протяженность советско-германского фронта в 1941-м), наше командование (в отличие от 1941-го) точно знало о направлениях главных ударов врага, нами было создано 4 линии оборонительных укреплений, насыщенных средствами противотанковой обороны, к тому времени коммуникации врага были значительно растянуты и находились под постоянными ударами наших партизан, мы имели существенное преимущество над противником в людях, авиации, танках, артиллерии (добавим операцию «Хаски» — начавшуюся 10 июля 1943-го высадку союзников в Сицилии, оттянувшую с советско-германского фронта определенную часть немецких войск)... Но даже и в этих условиях врагу удалось вклиниться в нашу оборону на отдельных участках до 35 км. Даже и в той ситуации пришлось вводить в сражение стратегические резервы — 5-ю гвардейскую танковую армию Ротмистрова и 5-ю гвардейскую армию Жадова.
Учились воевать, что называется, по ходу дела. Как в свое время Петр Великий в Северной войне. У Пушкина в поэме «Полтава»: «Своих вождей, вождей чужих,/ И славных пленников ласкает,/ И за учителей своих/ Заздравный кубок подымает»… Немцы в немалой степени тоже оказались учителями для советских полководцев. Честь и хвала последним, что быстро перенимали науку побеждать и загнали своих непрошенных учителей аж в Берлин.
В ходе войны учился, конечно же, и сам Сталин, далеко не считавший себя «непогрешимым» (что нередко приписывается «либералами» и ему самому и тем, кто положительно оценивает деятельность Сталина). Достаточно вспомнить, к примеру, слова из его знаменитого тоста за здоровье русского народа: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—42 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города…»
«Исполнял сообщение ТАСС…»
Смешно выглядит «объяснение» недостаточной готовности армии к отражению германской агрессии, основанное на сообщении ТАСС от 13 июня: дескать, оно «расслабило» военных. «Высшее руководство страны убедило военных, в том числе и заявлением ТАСС, что опасности нападения нет, что есть время подготовиться к схватке с врагом», — пишет г-н Давыденко.
Анекдот, да и только: «военные исполняли сообщение ТАСС»! Генералу Павлову, правда, не пришло в голову ни на следствии, ни в судебном заседании ссылаться на «сообщение ТАСС от 13 июня», заявлять в ответ на многочисленные обвинения в его адрес по поводу неготовности войск к отражению агрессии: «Я исполнял сообщение ТАСС» (это уже позже придумали хрущевские «развенчатели Сталина»). А то, пожалуй, Дмитрия Григорьевича перед тем как расстрелять еще проверили бы на душевное здоровье.
Это где и когда военные руководствуются не приказами вышестоящих начальников, а сообщениями СМИ?! Если сегодня президент РФ сделает заявление, что Россия и США являются партнерами – повод ли это «расслабиться» для российских РВСН? Сама постановка вопроса подобным образом выглядит нелепо – но, очевидно, только не для антисталинистов.
Сообщение ТАСС от 13 июня 1941-го было дипломатической игрой. Во-первых, побудить немцев к публичным объяснениям. Во-вторых — прикрыть оборонительные мероприятия, проводившиеся РККА в приграничных районах.
Лучше всего объяснил мотивы советского руководства главный на тот момент дипломат страны Вячеслав Молотов: «За неделю — полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения… И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам… Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе — дали повод! А в это время готовились максимально. У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать — значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники» (Чуев, указ. соч., стр. 51—52).
Лично для меня такие объяснения советского наркома иностранных дел выглядят вполне убедительными.
Почему в директиве от 21 июня 1941-го нет приказа о приведении войск в полную боевую готовность?
В мемуарах Жуков пишет о том, как они с Тимошенко вечером 21 июня просили санкцию Сталина на приведение войск в полную боевую готовность, а тот-де нашел такую идею «преждевременной» (об этом эпизоде вспоминает в г-н Давыденко). Жуков пишет: «— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком». Далее был зачитан проект директивы. Но Сталин якобы заметил: «Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем» (Жуков, указ. соч., стр.236).
Однако через несколько абзацев маршал цитирует отправленную в войска директиву, в которой речь идет о полной боевой готовности войск. Как это понимать? Сталин одновременно и запрещает и санкционирует? Абсурд.
И по тексту самой директивы. Упомянутый г-ном Давыденко Юрий Мухин вполне резонно обращает внимание на тот очевидный факт, что в директиве от 21 июня 1941-го (та самая, вошедшая в историю как директива №1) о «полной боевой готовности» войск Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов говорится в преамбуле, а не в приказной части:
«2… Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
И только затем, в пункте 3 директивы – «Приказываю:…» (то-то и то-то).
Т. е. в данной директиве нет приказа о приведении войск в полную боевую готовность!
При этом о полной боевой готовности говорится как об уже свершившемся факте: не привести войска в полную боевую готовность (как следовало бы ожидать, причем, в приказной части директивы — если бы войска ранее не были приведены в соответствующее состояние) — а быть (т. е. продолжать находиться) в полной боевой готовности.
Жуков никак не объясняет этот факт. Но логика подсказывает, что такой приказ (приказы) о приведении войск в полную боевую готовность были отданы ранее.
Судя по совокупности фактов и документов того периода, приведение войск в полную боевую готовность, думаю, происходило не единым приказом, а поэтапно, посредством серии мероприятий. Очевидно, это делалось из соображений секретности и той самой сталинской установки (как по мне, вполне здравой) не спровоцировать своими действиями немцев на войну, т.е. не дать им повода для нападения.
Само собой, одно (не дать повода Гитлеру для войны) затрудняло другое (проведение мероприятий для повышения боеготовности войск). И вот это отсутствие единого приказа на приведение войск в полную боевую готовность впоследствии дало пищу для домыслов (Сталин-де не давал подготовиться к отражению агрессии) и переложения ответственности за неудачи первых дней войны с военачальников на первое лицо государства.
О том, что Г.К Жуков далеко не всегда корректно описывает события кануна войны, говорил и В.М. Молотов в беседах с Феликсом Чуевым: «У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началом войны докладывает Сталину, я тоже присутствую, — что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. По-последним дураком, так сказать. Все понимают, только я не понимаю ничего, — Молотов даже стал заикаться от волнения. — Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких. Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов — нет» (Чуев. Ф. «Молотов», «ОЛМА-ПРЕСС», Москва, 2000 г., стр. 49-50).
Подготовке войск к отражению германской агрессии Павлов предпочитал походы в театр
Что в руководимом Павловым (адвокатом которого выступает г-н Давыденко) округе творился форменный бардак – тому масса свидетельств. Некоторые исследователи вообще склонны считать, что простым разгильдяйством поведение генерала объяснить нельзя, и со стороны командующего ЗапОВО имело место предательство. Но ограничимся все же такими оценками, как халатность и беспечность.
Скажем, в напряженный и ответственный момент 21 июня, когда и военное руководство в Москве, и командующие приграничными округами и армиями находились в своих штабах, Павлов с супругой отправляется в театр – гастролировавший в Белоруссии МХАТ давал «Анну Каренину». В театр генералу провели связь ВЧ, по ней он дважды разговаривал с Москвой, в т.ч. с наркомом Тимошенко, которому врал, что находится в штабе округа и держит все процессы под контролем.
Или вот история от 26 июня – 4-й день войны. В расположении 10-й армии на парашютах приземляются два делегата связи с приказом из штаба фронта. Однако попытки расшифровать доставленные парашютистами документы заканчиваются неудачей. Особисты арестовывают этих делегатов связи и тут же расстреливают – как немецких агентов. А позднее выясняется: штаб округа незадолго до войны сменил шифр – но не удосужился отправить этот новый шифр в штабы армий (Захаров М.В. «Генеральный штаб в предвоенные годы», «ЛЮКС», Москва, 2005, стр.556). Сталин должен был напомнить Павлову и штабу руководимого им округа, что если меняете шифры – то отправьте их в подчиненные вам войска? Надо ли говорить, каким образом подобное разгильдяйство Павлова со товарищи-генералы сказалось на положении войск Западного фронта?
А вот история с разгромом 22-й танковой, 6-й и 42-й стрелковых дивизий – уничтоженных немцами едва ли не в первые часы войны при попытке выхода из Бреста (что не в последнюю очередь предопределит успешный прорыв танковой группы Гудериана на брестском направлении).
Об обстоятельствах гибели трех указанных дивизий Павлову придется объясняться на следствии. И Дмитрий Григорьевич, прямо скажем, покажет себя человеком неискренним, изворотливым и лживым, к тому же склонным к перекладыванию ответственности на других (в частности, на подчиненных).
Так, на допросе 7 июля 1941-го Павлов скажет о событиях в ночь с 21 на 22 июня (1941-го): «Коробков, командующий 4-й армией, доложил, что у него войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по плану, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно… На мой вопрос, выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста, получил ответ: «Да, выходит, как и другие части»…» (Зенькович Н.А., Маршалы и генсеки, «ОЛМА-ПРЕСС», Москва, 2000, стр. 406-407).
Т. е., судя по этим ответам, только в ночь на 22-е июня он дает приказ вывести из Бреста части 22-й танковой, 6-й и 42-й стрелковых дивизий.
А вот что Павлов утверждает в ходе допроса 9 июля: «мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста». И тут же добавит: «Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали» (Зенькович, указ.соч., стр.442).
Т. е. спустя 2 дня у Павлова новая версия: приказ о передислокации войск из Бреста он отдал «в начале июня».
Что же до командующего 4-й армией Коробкова (впоследствии расстрелянного вместе с Павловым), то в судебном заседании 22 июля 1941-го он будет отрицать, что вообще когда-либо получал от командующего округом приказ на эвакуацию войск из Бреста.
«УЛЬРИХ. (председательствующий суда. — С.Л.). Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал о вас такие показания: «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника, и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста» (лд. 62 том 1-й). КОРОБКОВ. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел. ПАВЛОВ. В июне по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря. КОРОБКОВ. Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлекать к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего» (Зенькович, указ.соч., стр.467).
Т. е. Павлов либо вообще не отдавал приказ на вывод войск из Бреста, либо отдавал, но не проконтролировал. И это означает, что командующий ЗапОВО понятия не имел, что происходит в его округе, где находятся и чем занимаются вверенные ему части и соединения. Одно не лучше другого. Спрашивается: это Сталин виноват? Он должен был «напомнить» Павлову, что необходимо контролировать исполнение своих приказов?
Существование телеграммы от 18 июня 1941 г. зафиксировано в документах
В материалах суда над Павловым и другими военачальниками Западного фронта есть упоминание о телеграмме Генштаба от 18 июня 1941 г., содержавшей требование привести войска в полную боевую готовность. Подобная директива вполне укладывается и в логику директивы № 1 от 21 июня 1941-го. Тогда все становится на свои места, в частности, получают объяснения вышеупомянутые «странности» — почему о полной боевой готовности речь идет в преамбуле, а не в приказной части и почему в директиве войскам предписывается «быть» (т.е. продолжать находиться) в полной боеготовности.
Г-н Давыденко однозначно называет эту директиву «мифической».
Однако приведем эпизод из судебного разбирательства 22 июля. На вопросы одного из судей (а не следователя – как пишет г-н Давыденко) отвечает бывший начальник связи Западного фронта А.Г. Григорьев.
«ОРЛОВ. На лд 79, том 4, вы дали такие показания: «Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность». ГРИГОРЬЕВ. Все это верно» (Зенькович, указ.соч., стр.466).
Г-н Давыденко комментирует показания Григорьева в суде: «Ответ нельзя считать доказательством существования такой шифровки, так как вопрос был не о получении телеграммы. В опубликованных протоколах его тоже нет, как и документов, подтверждающих прохождение шифровки».
Вполне логично, что вопрос судьи был не о «получении» телеграммы, а об ее исполнении (ибо именно неисполнение приказа и вменялось в вину Павлову со товарищи). При этом само собой разумеется, что прежде чем исполнять, такую телеграмму необходимо было получить.
Некорректно и следующее утверждение г-на Давыденко: «Итак, в судебных делах о мифической шифровке прямо нигде не упоминается. Т. е. ее и не существовало». Весьма забавно. В «судебных делах» над Павловым и его подчиненными много о чем не то что «прямо», но и вообще не упоминается – скажем, о Конституции СССР 1936 г. Но можно ли на этом основании заключить, что «ее и не существовало»?
Но главное: вышецитированный диалог диввоенюриста Орлова с подсудимым Григорьевым – это что, не прямое упоминание о телеграмме от 18 июня? И как вообще г-н Давыденко объяснит — откуда взялся вопрос члена суда Орлова о телеграмме начальника Генштаба от 18 июня? Почему командованию Западного фронта ставится в вину, что «войска округа не были приведены в боевую готовность»? Почему ни Григорьев, ни Павлов, ни другие не отрицают того, что должны были привести подчиненные им части в боевую готовность?
Материалы суда – это документ, игнорировать который означает идти против фактов. Добавим, что до сих пор засекречен протокол допроса Д.Г. Павлова от 21 июля 1941 года.
«Позже следователь все же разобрался в действиях руководства округа по организации исполнения поступавших приказов. В приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР от 22.07.1941 г. нет ни слова о действиях/бездействии Павлова накануне войны. Известно, что с таким решением суда согласился и Сталин. Тем самым подтвердив, что накануне войны правительство не ставило руководству Красной армии задачу приведения войск приграничных округов в готовность к отражению агрессора», — пишет г-н Давыденко.
Последний пассаж (выделен курсивом) совсем уж смешон – в свете того огромного количества мероприятий, проводившихся (само собой, с санкции высшего руководства государства) в русле подготовки к отражению германской агрессии.
В приговоре действительно нет никаких обвинений относительно действий/бездействия Павлова и его подчиненных накануне войны (хотя согласно протоколам следствия — изначально Павлова «раскручивали» именно на предательство). На мой взгляд, это объясняется обстоятельствами того времени. Если вменять Павлову в вину то, что не выполнил (читай: саботировал) приказы военно-политического руководства о приведении войск в боевую готовность, то это 58-я статья – предательство, шпионаж, действия в интересах иностранных государств... Демонстрировать стране в столь сложный момент, что в высшем руководстве армии предатели и заговорщики («генералы Власовы» — пусть последний на тот момент еще и не успел совершить предательства), – это деморализовать и армию и тыл, дать козыри пропаганде противника, выставить СССР в неприглядном свете перед союзниками по антигитлеровской коалиции (породить сомнения, что в РККА есть свои «маршалы Петэны»).
Г-н Давыденко цитирует генерала армии, президента Академии военных наук Гареева, написавшего о том, что Сталин-де имел «точные данные о готовящемся нападении», но «преступно ими пренебрег». Не будем в данном случае о «точных данных» относительно германского нападения – это тема отдельного разговора.
Однако тот самый М. Гареев входит в состав главной редакционной комиссии, занимающейся подготовкой 12-томного издания «Великая Отечественная война 1941—1945 годов» — т. с. последнего слова в исторической науке Великой Отечественной войне. И в данном труде, освященном авторитетом многих известных историков, читаем: «18 июня (1941 г. – С.Л.) последовала телеграмма Генерального штаба о приведении войск приграничных округов в боевую готовность» (Великая Отечественная война 1941-1945 годов, Воениздат, Москва, 2011, т.1, стр. 26). В примечаниях же оговорено: «О телеграмме начальника Генерального штаба 18 июня 1941 г. о приведении войск Западного особого военного округа в боевую готовность известно из материалов следственного дела на командующего округом, а затем (июнь 1941 г.) Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова… Оригинал телеграммы или ее копия остаются неизвестными» (там же, стр.93).
Коллектив именитых российских историков не нашел оснований для столь категорических утверждений – «мифическая» — относительно телеграммы от 18 июня 1941 г. Скорее мы видим, что авторы указанного фундаментального труда о войне склоняются к тому, что такая телеграмма была.
Ее оригинал (копия) пока действительно остаются неизвестными. Что вовсе не означает, что ее не было – учитывая, что информация о существовании данной телеграммы зафиксирована в документах (материалах суда над Павловым). Точно так же, например, нет ни оригиналов, ни копий протоколов очных ставок Тухачевского с Фельдманом, Примаковым и Путной в мае 1937-го. Но никто из историков не сомневается, что оные были – ибо об этих очных ставках говорится в протоколах допросов обвиняемых.
«Прямо скажем, бредовые мысли»
По поводу телеграммы от 18 июня 1941-го г-н Давыденко пишет: «Сталинисты утверждают, что вождь принял ответственную директиву «на скорую руку» тайно от членов политбюро и правительства». Какие «сталинисты» (имена, фамилии?) и где (публикации?) «утверждают» нечто подобное?
«А как действовал начальник Генштаба? По логике сталинистов, он скрыл от Тимошенко, Ватутина, Василевского и всего оперативного управления документ, выполнение которого они обязаны были контролировать. О телеграмме знали только командующие округами «генералы-предатели». Они ее и скрыли. Прямо скажем, бредовые мысли», — продолжает г-н Давыденко (выделено мной. – С.Л.). И подкрепляет свою аргументацию следующим: «Абсурдность таких рассуждений подтверждает один из многих документов, который, учитывая скрупулезность его подготовки, не мог противоречить предыдущим указаниям. Речь идет о постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскировке самолетов, взлетно-посадочных полос и аэродромных объектов». Срок исполнения — 20 июля».
Не поспоришь: мысли действительно бредовые! Вот только чьи они?
Г-н Давыденко сам придумал «логику сталинистов», сам за них «нарассуждал», а затем развенчивает «абсурдность таких рассуждений» (своих собственных!), да еще и с помощью несуществовавшего документа – «постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскировке самолетов, взлетно-посадочных полос и аэродромных объектов».
Вы откуда взяли, г-н Давыденко, такое «постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)»?
На самом деле было Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскирующей окраске самолетов, взлетно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений».
В документе шла речь о том, что самолеты – как находящиеся в войсках, так и выпускаемые промышленностью – необходимо окрашивать маскирующей краской по сезону. Так (поскольку дело было летом) предписывалось «к 20 июля 1941 года все имеющиеся в строю самолеты покрасить маскирующей краской, согласно пункту 1 настоящего постановления» (в п.1 шла речь о «маскирующей летней окраске»). Однако в п.8 командованию ВВС было поручено «к 15 июля 1941 года внести предложения о зимней (! – С.Л.) маскирующей окраске самолетов». В том же документе – распоряжения Наркомхимпрому о выпуске соответствующих красок в необходимых «количествах и номенклатуре» (Россия. ХХ век. Документы, 1941 год, кн.2, Международный фонд «Демократия», Москва, 1998, стр. 387-388). И т.д. и т.п.
К приведению войск в боевую готовность к отражению немецкой агрессии данное постановление отношения не имело. Соответственно, и фантазии г-на Давыденко – «И ни слова о боевой готовности ВВС. В конце документа подпись — И. Сталин. Может, вождь, подписывая этот документ, забыл, что Красная армия с 18 июня по его приказу готовилась к отражению агрессора. А члены политбюро и правительство тоже пропустили мимо ушей, что через два дня нападет Германия. Как поклонники вождя объяснят эту ситуацию?» — ни к селу, как говорится, ни к городу.
Документы надо внимательно читать. И постараться не домысливать за других, в т. ч. за Сталина. Например: «Сталин понимал, что его политика по предотвращению войны оказалась грубым просчетом, принесшим людям и стране неисчислимые беды», — пишет г-н Давыденко. У автора дар, позволяющий читать мысли давно ушедших исторических фигур?
«Фронтовики ответили так!»
Существование телеграммы начальника Генштаба от 18 июня 1941-го о приведении войск в боевую готовность подтверждается и рядом объективных данных, в частности, документов, а равно и свидетельств многих военачальников, занимавших в то время командные должности в войсках приграничных округов.
Так, командующий Прибалтийским особым военным округом (ПрибОВО) генерал-полковник Кузнецов почему-то не «расслабился» из-за вышеупомянутого сообщения ТАСС, а 18 июня 1941 г. издал приказ № 00229 о проведении мероприятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа.
Приказ большой, поэтому процитирую лишь некоторые выдержки из него: «С целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа, для чего: а) организовать круглосуточное дежурство на всех постах воздушного наблюдения, оповещения и связи и обеспечить их непрерывной связью; б) изготовить всю зенитную артиллерию и прожекторные батареи, назначив круглосуточное дежурство на батареях, организовав бесперебойную связь их с постами, тщательно подготовив в инженерном отношении и обеспечив огнеприпасами; в) организовать взаимодействие истребительной авиации с зенитными частями; … 19.6.41 г. доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов.
До 21.6.41 г. совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов: Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, Митава, Либава, Шауляй, противопожарную борьбу в них, медицинскую помощь пострадавшим и определить помещения, которые могут быть использованы в качестве бомбоубежищ; … 2. Начальнику связи округа привести в полную готовность все средства связи на территории округа, для чего: а) не позднее утра 20.6.41 г. на фронтовой и армейские командные пункты выбросить команды с необходимым имуществом для организации на них узлов связи. Иметь подводы готовыми к немедленному включению. … 4. Командующим 8-й и 11-й армиями: а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов противотанковых мин, взрывчатых веществ и противопехотных заграждений на предмет устройства на определенных, предусмотренных планом [направлениях] заграждений. Указанное имущество сосредоточить в организованных складах к 21.6.41 г.; … д) создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы. Для этой цели иметь запасы противотанковых мин, возимых автотранспортом. Штат этих отрядов, формируемых за счет саперных частей и выделяемых начальником Автобронетанкового управления автотранспортных средств, разработать и доложить мне 19.6.41 г. Готовность отрядов 21.6.41 г.;» (Сборник боевых документов Великой Отечественной войны, Воениздат, Москва, 1953. (makeyev.msk.ru)
Командующий ПрибОВО проводит мероприятия, направленные на повышение боеготовности войск (и уж, конечно, не самодеятельностью занимается, а реализует указания из Москвы). Генерал Павлов – нет. А вот, к примеру, белорусские пограничники – начеку.
20 июня 1941 г. Начальник погранвойск НКВД Белорусского округа издает приказ об усилении охраны границы: «В целях усиления охраны границы ПРИКАЗЫВАЮ: 1. До 30 июня 1941 г. плановых занятий с личным составом не проводить. 2. Личный состав, находящийся на сборах на учебных заставах, немедленно вернуть на линейные заставы и впредь до особого распоряжения не вызывать. 3. Весь личный состав ручных пулеметчиков пропустить через трехдневные сборы на учебных заставах, вызывая по два пулеметчика с каждой линейной заставы. 4. Выходных дней личному составу до 30 июня 1941 г. не предоставлять. 5. Пограннаряды в ночное время (с 23.00 до 5.00) высылать в составе трех человек каждый. Все ручные пулеметы использовать в ночных нарядах в наиболее важных направлениях…» (Россия. ХХ век. Документы, 1941 год, кн.2, Международный фонд «Демократия», Москва, 1998, стр.399).
Как видим, погранвойска ориентированы на возможное немецкое нападение еще до директивы №1 от 21 июня 1941-го. И проводят мероприятия по повышению боеготовности. Не потому ли именно пограничники – те самые «страшные энкаведисты» — наиболее организованно встретили германское нападение и оказали врагу серьезное сопротивление (не имея — в отличие от армейских частей — тяжелого вооружения)?
В конце 40-х - первой половине 50-х гг. Военно-научное управление (начальник генерал-полковник А.П. Покровский) Генштаба ВС СССР обобщало опыт сосредоточения и развертывания войск западных приграничных военных округов по плану прикрытия государственной границы 1941 г. накануне Великой Отечественной войны. С этой целью были заданы пять вопросов участникам указанных событий, занимавшим в начальный период различные должности в войсках военных округов: «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана? 2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий? 3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками? 4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах? 5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?»
В 1989-м «Военно-исторический журнал» (ежемесячный журнал минобороны СССР) с №3 начал публиковать ответы на данные вопросы («Фронтовики ответили так!»). В №5 «ВиЖ» обнародовал ряд интересных ответов военачальников, которым в 1941-м довелось прикрывать госграницу, по поводу второго вопроса.
Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО): «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано. 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе».
Генерал-лейтенант П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией — ПрибОВО): «...Командующий войсками округа решил ехать в Таураге и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М.С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора ГА. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт… Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии».
Генерал-лейтенант В.И. Морозов (бывший командующий 11-й армией — ПрибОВО): «На основании устных распоряжений командующего войсками округа соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны… В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развернутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры».
Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии — ПрибОВО): «19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии… В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности».
Проводились мероприятия по повышению боеготовности войск и в Киевском особом военном округе. Например:
Генерал-майор П.И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии — КОВО): «20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».
Полковник П.А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й армии — КОВО): «Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в полосу обороны…».
Но и близко ничего подобного почему-то не наблюдалось у Павлова в ЗапОВО. Хотя:
Генерал-майор Ляпин (бывший начальник штаба 10-й армии — ЗапОВО): «Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал. В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта…» (Военно-исторический журнал, 1989 г., №5, стр. 23-28).
Начштаба 10-й армии, входившей в ЗапОВО, уверен, что Павлов был ориентирован о сроках возможного начала войны, однако необходимых распоряжений частям и соединениям округа не отдавал. О том же, как мы помним, свидетельствовал на суде и командующий 4-й армией Коробков.
К сожалению, публикации ответов военачальников на остальные вопросы, в частности, третий — о том, когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность, – не последовало. Публикацию прекратили без объяснения причин. Хотя ответы генералов (а ведь они есть и сейчас! но не публикуются) могли бы многое прояснить, возможно, и по поводу телеграммы Генштаба от 18 июня 1941 г.
P.S.: Тема приведения войск приграничных округов в боевую готовность накануне войны до сих пор является мало исследованной. С одной стороны, много документов той поры и по сей день не рассекречены. Но главное – эту тему в основном пытались обходить. Так было и прежде, так происходит и теперь.
В советское время в ходу была версия о том, что война свалилась как снег на голову, Сталин «не предупредил» военачальников и «не дал» им подготовиться к обороне. Мемуаристам — генералам, адмиралам и маршалам — такая трактовка позволяла скрыть собственные ошибки, растерянность первых дней войны, а кому-то — панику и трусость.
А с конца 80-х и вплоть до сегодняшнего времени официальная историография (имею в виду прежде всего российскую) старается не затрагивать эту тему в связи с широким хождением геббельсовской версии о «превентивной войне» Гитлера против СССР, который-де готовился напасть первым (развиваемой резунами и ему подобными). Признать (да еще и с документами в руках) тот факт, что в СССР проводились мероприятия по приведению армии приграничных округов в полную боевую готовность еще до немецкого нападения – дать резунам дополнительный аргумент, ибо не приходится сомневаться, каким образом они станут трактовать факты такого рода.
Сергей ЛОЗУНЬКО
«— А военные сваливают все на Сталина, что он связывал инициативу,
ждали от него команды. — Каждый здесь хочет снять с себя ответственность,
— говорит Молотов»
(Ф. Чуев, «Молотов»).
Пожарные, приехавшие на пепелище, разводят руками: нас же не предупредили, что дом по адресу такому-то загорится! Врачи «скорой помощи», несвоевременно оказавшие медицинскую помощь, пожимают плечами: нам же предварительно никто не сказал, что у гражданина такого-то случится инфаркт! Из этой серии, на мой взгляд, и версия причин поражения Красной армии в начальный период Великой Отечественной войны, выражающаяся в тезисе: Сталин не предупредил советских военачальников о том, что будет война.
«Разве я должен напоминать своему сердцу, чтобы оно не остановилось?!»
Эту появившуюся при Хрущеве в разгар антисталинского шабаша версию – «Сталин помешал военачальникам встретить врага как положено» — проводит в своей публикации и Я. Давыденко («Директива Генштаба Красной армии от 18 июня 1941 г.», «2000», №25 (658) 21—27.06.2013).
Сам Сталин, если верить Молотову, еще в первые дни войны дал на указанную версию событий следующий ответ: «Что же происходит? Что там у этого Павлова? У него нет связи со штабами армий. Неужели ему надо напоминать о постоянной боевой готовности? А сам он не знает об этом?! Разве я должен напоминать своему сердцу, чтобы оно не остановилось?!» — возмущался он в разговоре с наркомом Индел, комментируя 25 или 26 июня угрозу захвата Минска. Советский писатель Иван Стаднюк, много общавшийся с Молотовым при написании своего романа «Война», включит этот эпизод в книгу.
Вне зависимости от того, насколько корректно Вячеслав Михайлович пересказал слова Сталина, у последнего были все основания сказать нечто подобное. Тем более, когда есть все основания для утверждений, что Сталин не только не препятствовал, но и прямо санкционировал проведение ряда мероприятий по повышению боеготовности войск накануне войны (я уж не говорю о громадной работе для укрепления обороноспособности страны, проделанной под его руководством за предвоенное десятилетие).
В т. ч. и маршал Жуков, в целом придерживающийся «хрущевской» версии, пишет: «ошибки, допущенные руководством, не снимают ответственности с военного командования всех степеней за оплошности и просчеты». «Каждый военачальник, допустивший неправильные действия, не имеет морального права уходить от ответственности и ссылаться на вышестоящих. Войска и их командиры в любой обстановке в соответствии с уставом должны всегда быть готовыми выполнить боевую задачу», — подчеркивает он. И добавляет, что и в ночь на 22 июня ряд командиров соединений и объединений, входивших в эшелон прикрытия границы, «не держали части в надлежащей боевой готовности» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр.255). Такого рода военачальникам, конечно же, пришлись по душе «объяснения» причин поражения на начальном этапе войны, в основе которых лежат тезисы «Сталин не предупредил…», «Сталин не дал…», «Сталин не приказал…». Впрочем, случается, этим грешит и сам Георгий Константинович, кивая на «вышестоящих».
Желая возложить на Сталина всю ответственность за недостаточную боеготовность войск, г-н Давыденко цитирует мемуары маршала Жукова, у которого «отмечено, что в оперативном плане предусматривалось «...в случае угрозы войны привести все вооруженные силы в полную боевую готовность... Естественно, возникает вопрос: почему руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного оперативного плана». Есть такое.
Однако почему же автор обрывает цитирование? Ведь в следующем же абзаце Жуков пишет: «В этих ошибках и просчетах чаще всего обвиняют И. В. Сталина. Конечно, ошибки у И. В. Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всего комплекса экономических, политических и военных факторов.
Нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении множества мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент» (Жуков Г.К. указ. соч.).
Постфактум все умны и знают, что надо было делать. Легко умничать, когда точно известно – что, когда и как именно произошло, оценивать и анализировать прошлое. Но на момент, когда советское руководство должно было принимать ответственнейшие решения, все, что мы теперь знаем, еще только должно было произойти, т.е. было в будущем. Многое из того, что сегодня часто ложится в основу рассуждений современных «стратегов», стало известно только после войны – из документов, захваченных у побежденной Германии, из рассекреченных архивов США, Великобритании и т.д. Эти факты (за исключением некоторых данных, добытых разведкой) советскому политическому и военному руководству не были известны в 1941-м.
Кого и о чем «не предупредил» Сталин в 1942-м?
Г-н Давыденко пишет: «Исследователи войны единодушны в том, что рукотворная трагедия 22 июня 1941 г. стала следствием неприведения на момент агрессии войск приграничных округов в готовность к боевым действиям». Не знаю, о каком «единодушии» исследователей идет речь. Автор приводит мнение историка Г. Куманева, дескать, «если бы наши вооруженные силы были вовремя приведены в готовность к отражению агрессора, что всецело зависело только от Сталина («всецело» от него одного?! – С.Л.)», то немцев разгромили бы чуть ли не играючи — «в короткий срок» удалось бы «отразить агрессора» и даже «перенести военные действия на территорию противника». А недели через две — три, надо полагать, уже и Берлин бы взяли.
Но вот такой исследователь Великой Отечественной войны, как маршал Жуков (в вопросах военной стратегии фигура, прямо скажем, куда более авторитетная, чем Г. Куманев), с этим не согласен. Так, журнал «Новая и новейшая история» в 1994 г. (№ 6) напечатал не опубликовавшегося интервью маршала Василевского от 20 августа 1965 г., которое хранилось в архиве Политбюро ЦК КПСС. А. М. Василевский сетовал, мол, уже с февраля 1941-го были «данные о лихорадочной подготовке фашистской Германии к агрессии против СССР», что требовало «немедленного приведения всех вооруженных сил в полную боевую готовность, немедленного проведения в стране войсковой мобилизации, сосредоточения и развертывания на западных государственных границах всех отмобилизованных войск в соответствии с оперативным планом… к великому сожалению и несчастью для всего Советского народа, все эти столь необходимые для страны мероприятия своевременно проведены в жизнь не были».
С текстом этого интервью 6 декабря 1965 г. ознакомится Г.К. Жуков. И на первом листе документа оставит свой комментарий: «Объяснение A.M. Василевского не полностью соответствует действительности. Думаю, что Сов. Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы накануне войны развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе гос. границы. Хорошо, что этого не случилось, а если бы главные наши силы были разбиты в районе гос. границы, тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 г. Г. Жуков. 6.XII.65 г.».
О том же Жуков скажет и в мемуарах: «Вполне возможно, что наши войска, будучи недостаточно обеспеченными противотанковыми и противовоздушными средствами обороны, обладая меньшей подвижностью, чем войска противника, не выдержали бы рассекающих мощных ударов бронетанковых сил врага и могли оказаться в таком же тяжелом положении, в каком оказались некоторые армии приграничных округов. И еще неизвестно, как тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны. К этому следует добавить, что гитлеровское командование серьезно рассчитывало на то, что мы подтянем ближе к государственной границе главные силы фронтов, где противник предполагал их окружить и уничтожить. Это была главная цель плана “Барбаросса” в начале войны» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр. — 252, курс. Жукова).
Иными словами — по маршалу Жукову — реализуй РККА все мероприятия предусмотренные оперативным планом прикрытия границы, война могла быть проиграна еще в 1941 г.
Заметим попутно, что Георгий Константинович противоречит сам себе. То он сетует, что «руководство, возглавляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного оперативного плана» (и эту цитату охотно подхватывает г-н Давыденко). А то сомневается – «еще неизвестно, как тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны», если бы оперативный план был реализован.
Вообще же объяснять причины поражения РККА 1941-го неприведением войск «в готовность к боевым действиям» (хотя что это вообще за войска, которые к боевым действиям не готовы?) – на мой взгляд, подход крайне упрощенный, если не сказать – примитивный.
Летнее наступление гитлеровцев 1942 года. Красная армия терпит катастрофу, сравнимую с 1941 г. – и по тяжести поражений, и по объему отданных врагу территорий. Немецкая военная машина доходит до Волги и Кавказа. Наши войска нередко отступали, даже имея превосходство над противником в людях и технике.
Из записи переговоров по прямому проводу И. В. Сталина с командованием Сталинградского фронта 23 июля 1942 г.:
ГОРДОВ (в июле — августе 1942 г. — командующий войсками Сталинградского фронта. – С.Л.): Только что получено донесение от Колпакчи, что танки противника до 50 единиц прорвались в направлении Калмыков, Майнолин и через совхоз Копанья в направлении совхоза Первомай. Положение уточним, доложим о ликвидации прорвавшегося противника. Все. СТАЛИН: А что, разве у вас нет танков на правом фланге? Что делает наша авиация? Стыдно отступать перед 50 танками немцев-мерзавцев, имея на фронте около 900 танков. (read24.ru)
И только известный приказ №227 от 28 июля 1942-го остановил отступление Красной армии, нередко носившее характер паники.
Как объяснить этот, выражаясь современным языком, римейк 1941-го в 1942-м? Опять во всем виноват Сталин? Опять он никого не предупредил о войне с Германией, не дал развернуть войска и привести их в положенную боеготовность?
«Сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта руководства войсками»
Нашим дедам и прадедам довелось схлестнуться в битве не на жизнь а на смерть с сильнейшей военной машиной мира того времени, управляемой плеядой блестящих полководцев (и тем ценнее и величественнее итоговая победа в той самой страшной из всех войн в истории человечества). Лично мое мнение: никакие подготовительные мероприятия РККА 1941-го не предотвратили бы прорыва немецких войск вглубь советской территории, тем более при том характере первого удара, который нанесли немцы.
Как будет признавать в мемуарах маршал Жуков, внезапным для советского военно-политического руководства оказалась не война как таковая, не немецкое нападение на СССР, а то, как его начали немцы.
В СССР войну ждали, к ней готовились. И для советского руководства она неожиданной не была, неожиданностью стал характер нападения. Жуков пишет: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов» (Жуков Г.К. «Воспоминания и размышления», АПН, Москва, 1979, т1., стр. 255).
Усугубили ситуацию многочисленные ошибки, допущенные военачальниками уже в ходе начавшейся войны: «сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта руководства войсками в сложной обстановке больших ожесточенных сражений, разыгравшихся на огромном пространстве», — признается Жуков (Жуков Г.К. указ. сопч., стр. 255).
Прикрыть фронт от Баренцева до Черного моря протяженностью 3700 км – так, чтобы не допустить прорыва германских механизированных соединений, имеющих опыт многочисленных блицкригов, было в принципе не реально. Никаких войск бы не хватило.
Достаточно сравнить лето 1941-го с летом 1943-го. Перед битвой на Курской дуге – протяженность которой составляла 500 км (в 7,5 раз меньше, чем протяженность советско-германского фронта в 1941-м), наше командование (в отличие от 1941-го) точно знало о направлениях главных ударов врага, нами было создано 4 линии оборонительных укреплений, насыщенных средствами противотанковой обороны, к тому времени коммуникации врага были значительно растянуты и находились под постоянными ударами наших партизан, мы имели существенное преимущество над противником в людях, авиации, танках, артиллерии (добавим операцию «Хаски» — начавшуюся 10 июля 1943-го высадку союзников в Сицилии, оттянувшую с советско-германского фронта определенную часть немецких войск)... Но даже и в этих условиях врагу удалось вклиниться в нашу оборону на отдельных участках до 35 км. Даже и в той ситуации пришлось вводить в сражение стратегические резервы — 5-ю гвардейскую танковую армию Ротмистрова и 5-ю гвардейскую армию Жадова.
Учились воевать, что называется, по ходу дела. Как в свое время Петр Великий в Северной войне. У Пушкина в поэме «Полтава»: «Своих вождей, вождей чужих,/ И славных пленников ласкает,/ И за учителей своих/ Заздравный кубок подымает»… Немцы в немалой степени тоже оказались учителями для советских полководцев. Честь и хвала последним, что быстро перенимали науку побеждать и загнали своих непрошенных учителей аж в Берлин.
В ходе войны учился, конечно же, и сам Сталин, далеко не считавший себя «непогрешимым» (что нередко приписывается «либералами» и ему самому и тем, кто положительно оценивает деятельность Сталина). Достаточно вспомнить, к примеру, слова из его знаменитого тоста за здоровье русского народа: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—42 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города…»
«Исполнял сообщение ТАСС…»
Смешно выглядит «объяснение» недостаточной готовности армии к отражению германской агрессии, основанное на сообщении ТАСС от 13 июня: дескать, оно «расслабило» военных. «Высшее руководство страны убедило военных, в том числе и заявлением ТАСС, что опасности нападения нет, что есть время подготовиться к схватке с врагом», — пишет г-н Давыденко.
Анекдот, да и только: «военные исполняли сообщение ТАСС»! Генералу Павлову, правда, не пришло в голову ни на следствии, ни в судебном заседании ссылаться на «сообщение ТАСС от 13 июня», заявлять в ответ на многочисленные обвинения в его адрес по поводу неготовности войск к отражению агрессии: «Я исполнял сообщение ТАСС» (это уже позже придумали хрущевские «развенчатели Сталина»). А то, пожалуй, Дмитрия Григорьевича перед тем как расстрелять еще проверили бы на душевное здоровье.
Это где и когда военные руководствуются не приказами вышестоящих начальников, а сообщениями СМИ?! Если сегодня президент РФ сделает заявление, что Россия и США являются партнерами – повод ли это «расслабиться» для российских РВСН? Сама постановка вопроса подобным образом выглядит нелепо – но, очевидно, только не для антисталинистов.
Сообщение ТАСС от 13 июня 1941-го было дипломатической игрой. Во-первых, побудить немцев к публичным объяснениям. Во-вторых — прикрыть оборонительные мероприятия, проводившиеся РККА в приграничных районах.
Лучше всего объяснил мотивы советского руководства главный на тот момент дипломат страны Вячеслав Молотов: «За неделю — полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения… И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам… Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе — дали повод! А в это время готовились максимально. У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать — значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники» (Чуев, указ. соч., стр. 51—52).
Лично для меня такие объяснения советского наркома иностранных дел выглядят вполне убедительными.
Почему в директиве от 21 июня 1941-го нет приказа о приведении войск в полную боевую готовность?
В мемуарах Жуков пишет о том, как они с Тимошенко вечером 21 июня просили санкцию Сталина на приведение войск в полную боевую готовность, а тот-де нашел такую идею «преждевременной» (об этом эпизоде вспоминает в г-н Давыденко). Жуков пишет: «— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком». Далее был зачитан проект директивы. Но Сталин якобы заметил: «Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем» (Жуков, указ. соч., стр.236).
Однако через несколько абзацев маршал цитирует отправленную в войска директиву, в которой речь идет о полной боевой готовности войск. Как это понимать? Сталин одновременно и запрещает и санкционирует? Абсурд.
И по тексту самой директивы. Упомянутый г-ном Давыденко Юрий Мухин вполне резонно обращает внимание на тот очевидный факт, что в директиве от 21 июня 1941-го (та самая, вошедшая в историю как директива №1) о «полной боевой готовности» войск Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов говорится в преамбуле, а не в приказной части:
«2… Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
И только затем, в пункте 3 директивы – «Приказываю:…» (то-то и то-то).
Т. е. в данной директиве нет приказа о приведении войск в полную боевую готовность!
При этом о полной боевой готовности говорится как об уже свершившемся факте: не привести войска в полную боевую готовность (как следовало бы ожидать, причем, в приказной части директивы — если бы войска ранее не были приведены в соответствующее состояние) — а быть (т. е. продолжать находиться) в полной боевой готовности.
Жуков никак не объясняет этот факт. Но логика подсказывает, что такой приказ (приказы) о приведении войск в полную боевую готовность были отданы ранее.
Судя по совокупности фактов и документов того периода, приведение войск в полную боевую готовность, думаю, происходило не единым приказом, а поэтапно, посредством серии мероприятий. Очевидно, это делалось из соображений секретности и той самой сталинской установки (как по мне, вполне здравой) не спровоцировать своими действиями немцев на войну, т.е. не дать им повода для нападения.
Само собой, одно (не дать повода Гитлеру для войны) затрудняло другое (проведение мероприятий для повышения боеготовности войск). И вот это отсутствие единого приказа на приведение войск в полную боевую готовность впоследствии дало пищу для домыслов (Сталин-де не давал подготовиться к отражению агрессии) и переложения ответственности за неудачи первых дней войны с военачальников на первое лицо государства.
О том, что Г.К Жуков далеко не всегда корректно описывает события кануна войны, говорил и В.М. Молотов в беседах с Феликсом Чуевым: «У Жукова в книге много спорных положений. И неверные есть. Он говорит, как перед началом войны докладывает Сталину, я тоже присутствую, — что немцы проводят маневры, создают опасность войны, и будто я задаю ему вопрос: «А что, вы считаете, что нам придется воевать с немцами?» Такое бессовестное дело. По-последним дураком, так сказать. Все понимают, только я не понимаю ничего, — Молотов даже стал заикаться от волнения. — Пишет, что Сталин был уверен, что ему удастся предотвратить войну. Но если обвинять во всем одного Сталина, тогда он один построил социализм, один выиграл войну. И Ленин не один руководил, и Сталин не один был в Политбюро. Каждый несет ответственность. Конечно, положение у Сталина тогда было не из легких. Что не знали, неправда. Ведь Кирпонос и Кузнецов привели войска в готовность, а Павлов — нет» (Чуев. Ф. «Молотов», «ОЛМА-ПРЕСС», Москва, 2000 г., стр. 49-50).
Подготовке войск к отражению германской агрессии Павлов предпочитал походы в театр
Что в руководимом Павловым (адвокатом которого выступает г-н Давыденко) округе творился форменный бардак – тому масса свидетельств. Некоторые исследователи вообще склонны считать, что простым разгильдяйством поведение генерала объяснить нельзя, и со стороны командующего ЗапОВО имело место предательство. Но ограничимся все же такими оценками, как халатность и беспечность.
Скажем, в напряженный и ответственный момент 21 июня, когда и военное руководство в Москве, и командующие приграничными округами и армиями находились в своих штабах, Павлов с супругой отправляется в театр – гастролировавший в Белоруссии МХАТ давал «Анну Каренину». В театр генералу провели связь ВЧ, по ней он дважды разговаривал с Москвой, в т.ч. с наркомом Тимошенко, которому врал, что находится в штабе округа и держит все процессы под контролем.
Или вот история от 26 июня – 4-й день войны. В расположении 10-й армии на парашютах приземляются два делегата связи с приказом из штаба фронта. Однако попытки расшифровать доставленные парашютистами документы заканчиваются неудачей. Особисты арестовывают этих делегатов связи и тут же расстреливают – как немецких агентов. А позднее выясняется: штаб округа незадолго до войны сменил шифр – но не удосужился отправить этот новый шифр в штабы армий (Захаров М.В. «Генеральный штаб в предвоенные годы», «ЛЮКС», Москва, 2005, стр.556). Сталин должен был напомнить Павлову и штабу руководимого им округа, что если меняете шифры – то отправьте их в подчиненные вам войска? Надо ли говорить, каким образом подобное разгильдяйство Павлова со товарищи-генералы сказалось на положении войск Западного фронта?
А вот история с разгромом 22-й танковой, 6-й и 42-й стрелковых дивизий – уничтоженных немцами едва ли не в первые часы войны при попытке выхода из Бреста (что не в последнюю очередь предопределит успешный прорыв танковой группы Гудериана на брестском направлении).
Об обстоятельствах гибели трех указанных дивизий Павлову придется объясняться на следствии. И Дмитрий Григорьевич, прямо скажем, покажет себя человеком неискренним, изворотливым и лживым, к тому же склонным к перекладыванию ответственности на других (в частности, на подчиненных).
Так, на допросе 7 июля 1941-го Павлов скажет о событиях в ночь с 21 на 22 июня (1941-го): «Коробков, командующий 4-й армией, доложил, что у него войска готовы к бою. Боеготовность Брестского гарнизона он обещал проверить. На это я Коробкову указал, что гарнизон должен быть на том месте, где ему положено по плану, и предложил приступить к выполнению моего приказания немедленно… На мой вопрос, выходит ли 22-я танковая дивизия из Бреста, получил ответ: «Да, выходит, как и другие части»…» (Зенькович Н.А., Маршалы и генсеки, «ОЛМА-ПРЕСС», Москва, 2000, стр. 406-407).
Т. е., судя по этим ответам, только в ночь на 22-е июня он дает приказ вывести из Бреста части 22-й танковой, 6-й и 42-й стрелковых дивизий.
А вот что Павлов утверждает в ходе допроса 9 июля: «мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста». И тут же добавит: «Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали» (Зенькович, указ.соч., стр.442).
Т. е. спустя 2 дня у Павлова новая версия: приказ о передислокации войск из Бреста он отдал «в начале июня».
Что же до командующего 4-й армией Коробкова (впоследствии расстрелянного вместе с Павловым), то в судебном заседании 22 июля 1941-го он будет отрицать, что вообще когда-либо получал от командующего округом приказ на эвакуацию войск из Бреста.
«УЛЬРИХ. (председательствующий суда. — С.Л.). Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал о вас такие показания: «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника, и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста» (лд. 62 том 1-й). КОРОБКОВ. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел. ПАВЛОВ. В июне по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря. КОРОБКОВ. Я об этом не знал. Значит, Попова надо привлекать к уголовной ответственности за то, что он не выполнил приказа командующего» (Зенькович, указ.соч., стр.467).
Т. е. Павлов либо вообще не отдавал приказ на вывод войск из Бреста, либо отдавал, но не проконтролировал. И это означает, что командующий ЗапОВО понятия не имел, что происходит в его округе, где находятся и чем занимаются вверенные ему части и соединения. Одно не лучше другого. Спрашивается: это Сталин виноват? Он должен был «напомнить» Павлову, что необходимо контролировать исполнение своих приказов?
Существование телеграммы от 18 июня 1941 г. зафиксировано в документах
В материалах суда над Павловым и другими военачальниками Западного фронта есть упоминание о телеграмме Генштаба от 18 июня 1941 г., содержавшей требование привести войска в полную боевую готовность. Подобная директива вполне укладывается и в логику директивы № 1 от 21 июня 1941-го. Тогда все становится на свои места, в частности, получают объяснения вышеупомянутые «странности» — почему о полной боевой готовности речь идет в преамбуле, а не в приказной части и почему в директиве войскам предписывается «быть» (т.е. продолжать находиться) в полной боеготовности.
Г-н Давыденко однозначно называет эту директиву «мифической».
Однако приведем эпизод из судебного разбирательства 22 июля. На вопросы одного из судей (а не следователя – как пишет г-н Давыденко) отвечает бывший начальник связи Западного фронта А.Г. Григорьев.
«ОРЛОВ. На лд 79, том 4, вы дали такие показания: «Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность». ГРИГОРЬЕВ. Все это верно» (Зенькович, указ.соч., стр.466).
Г-н Давыденко комментирует показания Григорьева в суде: «Ответ нельзя считать доказательством существования такой шифровки, так как вопрос был не о получении телеграммы. В опубликованных протоколах его тоже нет, как и документов, подтверждающих прохождение шифровки».
Вполне логично, что вопрос судьи был не о «получении» телеграммы, а об ее исполнении (ибо именно неисполнение приказа и вменялось в вину Павлову со товарищи). При этом само собой разумеется, что прежде чем исполнять, такую телеграмму необходимо было получить.
Некорректно и следующее утверждение г-на Давыденко: «Итак, в судебных делах о мифической шифровке прямо нигде не упоминается. Т. е. ее и не существовало». Весьма забавно. В «судебных делах» над Павловым и его подчиненными много о чем не то что «прямо», но и вообще не упоминается – скажем, о Конституции СССР 1936 г. Но можно ли на этом основании заключить, что «ее и не существовало»?
Но главное: вышецитированный диалог диввоенюриста Орлова с подсудимым Григорьевым – это что, не прямое упоминание о телеграмме от 18 июня? И как вообще г-н Давыденко объяснит — откуда взялся вопрос члена суда Орлова о телеграмме начальника Генштаба от 18 июня? Почему командованию Западного фронта ставится в вину, что «войска округа не были приведены в боевую готовность»? Почему ни Григорьев, ни Павлов, ни другие не отрицают того, что должны были привести подчиненные им части в боевую готовность?
Материалы суда – это документ, игнорировать который означает идти против фактов. Добавим, что до сих пор засекречен протокол допроса Д.Г. Павлова от 21 июля 1941 года.
«Позже следователь все же разобрался в действиях руководства округа по организации исполнения поступавших приказов. В приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР от 22.07.1941 г. нет ни слова о действиях/бездействии Павлова накануне войны. Известно, что с таким решением суда согласился и Сталин. Тем самым подтвердив, что накануне войны правительство не ставило руководству Красной армии задачу приведения войск приграничных округов в готовность к отражению агрессора», — пишет г-н Давыденко.
Последний пассаж (выделен курсивом) совсем уж смешон – в свете того огромного количества мероприятий, проводившихся (само собой, с санкции высшего руководства государства) в русле подготовки к отражению германской агрессии.
В приговоре действительно нет никаких обвинений относительно действий/бездействия Павлова и его подчиненных накануне войны (хотя согласно протоколам следствия — изначально Павлова «раскручивали» именно на предательство). На мой взгляд, это объясняется обстоятельствами того времени. Если вменять Павлову в вину то, что не выполнил (читай: саботировал) приказы военно-политического руководства о приведении войск в боевую готовность, то это 58-я статья – предательство, шпионаж, действия в интересах иностранных государств... Демонстрировать стране в столь сложный момент, что в высшем руководстве армии предатели и заговорщики («генералы Власовы» — пусть последний на тот момент еще и не успел совершить предательства), – это деморализовать и армию и тыл, дать козыри пропаганде противника, выставить СССР в неприглядном свете перед союзниками по антигитлеровской коалиции (породить сомнения, что в РККА есть свои «маршалы Петэны»).
Г-н Давыденко цитирует генерала армии, президента Академии военных наук Гареева, написавшего о том, что Сталин-де имел «точные данные о готовящемся нападении», но «преступно ими пренебрег». Не будем в данном случае о «точных данных» относительно германского нападения – это тема отдельного разговора.
Однако тот самый М. Гареев входит в состав главной редакционной комиссии, занимающейся подготовкой 12-томного издания «Великая Отечественная война 1941—1945 годов» — т. с. последнего слова в исторической науке Великой Отечественной войне. И в данном труде, освященном авторитетом многих известных историков, читаем: «18 июня (1941 г. – С.Л.) последовала телеграмма Генерального штаба о приведении войск приграничных округов в боевую готовность» (Великая Отечественная война 1941-1945 годов, Воениздат, Москва, 2011, т.1, стр. 26). В примечаниях же оговорено: «О телеграмме начальника Генерального штаба 18 июня 1941 г. о приведении войск Западного особого военного округа в боевую готовность известно из материалов следственного дела на командующего округом, а затем (июнь 1941 г.) Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова… Оригинал телеграммы или ее копия остаются неизвестными» (там же, стр.93).
Коллектив именитых российских историков не нашел оснований для столь категорических утверждений – «мифическая» — относительно телеграммы от 18 июня 1941 г. Скорее мы видим, что авторы указанного фундаментального труда о войне склоняются к тому, что такая телеграмма была.
Ее оригинал (копия) пока действительно остаются неизвестными. Что вовсе не означает, что ее не было – учитывая, что информация о существовании данной телеграммы зафиксирована в документах (материалах суда над Павловым). Точно так же, например, нет ни оригиналов, ни копий протоколов очных ставок Тухачевского с Фельдманом, Примаковым и Путной в мае 1937-го. Но никто из историков не сомневается, что оные были – ибо об этих очных ставках говорится в протоколах допросов обвиняемых.
«Прямо скажем, бредовые мысли»
По поводу телеграммы от 18 июня 1941-го г-н Давыденко пишет: «Сталинисты утверждают, что вождь принял ответственную директиву «на скорую руку» тайно от членов политбюро и правительства». Какие «сталинисты» (имена, фамилии?) и где (публикации?) «утверждают» нечто подобное?
«А как действовал начальник Генштаба? По логике сталинистов, он скрыл от Тимошенко, Ватутина, Василевского и всего оперативного управления документ, выполнение которого они обязаны были контролировать. О телеграмме знали только командующие округами «генералы-предатели». Они ее и скрыли. Прямо скажем, бредовые мысли», — продолжает г-н Давыденко (выделено мной. – С.Л.). И подкрепляет свою аргументацию следующим: «Абсурдность таких рассуждений подтверждает один из многих документов, который, учитывая скрупулезность его подготовки, не мог противоречить предыдущим указаниям. Речь идет о постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскировке самолетов, взлетно-посадочных полос и аэродромных объектов». Срок исполнения — 20 июля».
Не поспоришь: мысли действительно бредовые! Вот только чьи они?
Г-н Давыденко сам придумал «логику сталинистов», сам за них «нарассуждал», а затем развенчивает «абсурдность таких рассуждений» (своих собственных!), да еще и с помощью несуществовавшего документа – «постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскировке самолетов, взлетно-посадочных полос и аэродромных объектов».
Вы откуда взяли, г-н Давыденко, такое «постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б)»?
На самом деле было Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 19.06.1941 г. «О маскирующей окраске самолетов, взлетно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений».
В документе шла речь о том, что самолеты – как находящиеся в войсках, так и выпускаемые промышленностью – необходимо окрашивать маскирующей краской по сезону. Так (поскольку дело было летом) предписывалось «к 20 июля 1941 года все имеющиеся в строю самолеты покрасить маскирующей краской, согласно пункту 1 настоящего постановления» (в п.1 шла речь о «маскирующей летней окраске»). Однако в п.8 командованию ВВС было поручено «к 15 июля 1941 года внести предложения о зимней (! – С.Л.) маскирующей окраске самолетов». В том же документе – распоряжения Наркомхимпрому о выпуске соответствующих красок в необходимых «количествах и номенклатуре» (Россия. ХХ век. Документы, 1941 год, кн.2, Международный фонд «Демократия», Москва, 1998, стр. 387-388). И т.д. и т.п.
К приведению войск в боевую готовность к отражению немецкой агрессии данное постановление отношения не имело. Соответственно, и фантазии г-на Давыденко – «И ни слова о боевой готовности ВВС. В конце документа подпись — И. Сталин. Может, вождь, подписывая этот документ, забыл, что Красная армия с 18 июня по его приказу готовилась к отражению агрессора. А члены политбюро и правительство тоже пропустили мимо ушей, что через два дня нападет Германия. Как поклонники вождя объяснят эту ситуацию?» — ни к селу, как говорится, ни к городу.
Документы надо внимательно читать. И постараться не домысливать за других, в т. ч. за Сталина. Например: «Сталин понимал, что его политика по предотвращению войны оказалась грубым просчетом, принесшим людям и стране неисчислимые беды», — пишет г-н Давыденко. У автора дар, позволяющий читать мысли давно ушедших исторических фигур?
«Фронтовики ответили так!»
Существование телеграммы начальника Генштаба от 18 июня 1941-го о приведении войск в боевую готовность подтверждается и рядом объективных данных, в частности, документов, а равно и свидетельств многих военачальников, занимавших в то время командные должности в войсках приграничных округов.
Так, командующий Прибалтийским особым военным округом (ПрибОВО) генерал-полковник Кузнецов почему-то не «расслабился» из-за вышеупомянутого сообщения ТАСС, а 18 июня 1941 г. издал приказ № 00229 о проведении мероприятий с целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа.
Приказ большой, поэтому процитирую лишь некоторые выдержки из него: «С целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа, для чего: а) организовать круглосуточное дежурство на всех постах воздушного наблюдения, оповещения и связи и обеспечить их непрерывной связью; б) изготовить всю зенитную артиллерию и прожекторные батареи, назначив круглосуточное дежурство на батареях, организовав бесперебойную связь их с постами, тщательно подготовив в инженерном отношении и обеспечив огнеприпасами; в) организовать взаимодействие истребительной авиации с зенитными частями; … 19.6.41 г. доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов.
До 21.6.41 г. совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов: Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, Митава, Либава, Шауляй, противопожарную борьбу в них, медицинскую помощь пострадавшим и определить помещения, которые могут быть использованы в качестве бомбоубежищ; … 2. Начальнику связи округа привести в полную готовность все средства связи на территории округа, для чего: а) не позднее утра 20.6.41 г. на фронтовой и армейские командные пункты выбросить команды с необходимым имуществом для организации на них узлов связи. Иметь подводы готовыми к немедленному включению. … 4. Командующим 8-й и 11-й армиями: а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов противотанковых мин, взрывчатых веществ и противопехотных заграждений на предмет устройства на определенных, предусмотренных планом [направлениях] заграждений. Указанное имущество сосредоточить в организованных складах к 21.6.41 г.; … д) создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы. Для этой цели иметь запасы противотанковых мин, возимых автотранспортом. Штат этих отрядов, формируемых за счет саперных частей и выделяемых начальником Автобронетанкового управления автотранспортных средств, разработать и доложить мне 19.6.41 г. Готовность отрядов 21.6.41 г.;» (Сборник боевых документов Великой Отечественной войны, Воениздат, Москва, 1953. (makeyev.msk.ru)
Командующий ПрибОВО проводит мероприятия, направленные на повышение боеготовности войск (и уж, конечно, не самодеятельностью занимается, а реализует указания из Москвы). Генерал Павлов – нет. А вот, к примеру, белорусские пограничники – начеку.
20 июня 1941 г. Начальник погранвойск НКВД Белорусского округа издает приказ об усилении охраны границы: «В целях усиления охраны границы ПРИКАЗЫВАЮ: 1. До 30 июня 1941 г. плановых занятий с личным составом не проводить. 2. Личный состав, находящийся на сборах на учебных заставах, немедленно вернуть на линейные заставы и впредь до особого распоряжения не вызывать. 3. Весь личный состав ручных пулеметчиков пропустить через трехдневные сборы на учебных заставах, вызывая по два пулеметчика с каждой линейной заставы. 4. Выходных дней личному составу до 30 июня 1941 г. не предоставлять. 5. Пограннаряды в ночное время (с 23.00 до 5.00) высылать в составе трех человек каждый. Все ручные пулеметы использовать в ночных нарядах в наиболее важных направлениях…» (Россия. ХХ век. Документы, 1941 год, кн.2, Международный фонд «Демократия», Москва, 1998, стр.399).
Как видим, погранвойска ориентированы на возможное немецкое нападение еще до директивы №1 от 21 июня 1941-го. И проводят мероприятия по повышению боеготовности. Не потому ли именно пограничники – те самые «страшные энкаведисты» — наиболее организованно встретили германское нападение и оказали врагу серьезное сопротивление (не имея — в отличие от армейских частей — тяжелого вооружения)?
В конце 40-х - первой половине 50-х гг. Военно-научное управление (начальник генерал-полковник А.П. Покровский) Генштаба ВС СССР обобщало опыт сосредоточения и развертывания войск западных приграничных военных округов по плану прикрытия государственной границы 1941 г. накануне Великой Отечественной войны. С этой целью были заданы пять вопросов участникам указанных событий, занимавшим в начальный период различные должности в войсках военных округов: «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана? 2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий? 3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками? 4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах? 5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?»
В 1989-м «Военно-исторический журнал» (ежемесячный журнал минобороны СССР) с №3 начал публиковать ответы на данные вопросы («Фронтовики ответили так!»). В №5 «ВиЖ» обнародовал ряд интересных ответов военачальников, которым в 1941-м довелось прикрывать госграницу, по поводу второго вопроса.
Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО): «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано. 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе».
Генерал-лейтенант П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией — ПрибОВО): «...Командующий войсками округа решил ехать в Таураге и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М.С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора ГА. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт… Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии».
Генерал-лейтенант В.И. Морозов (бывший командующий 11-й армией — ПрибОВО): «На основании устных распоряжений командующего войсками округа соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны… В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развернутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры».
Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии — ПрибОВО): «19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии… В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности».
Проводились мероприятия по повышению боеготовности войск и в Киевском особом военном округе. Например:
Генерал-майор П.И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии — КОВО): «20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».
Полковник П.А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й армии — КОВО): «Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в полосу обороны…».
Но и близко ничего подобного почему-то не наблюдалось у Павлова в ЗапОВО. Хотя:
Генерал-майор Ляпин (бывший начальник штаба 10-й армии — ЗапОВО): «Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал. В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта…» (Военно-исторический журнал, 1989 г., №5, стр. 23-28).
Начштаба 10-й армии, входившей в ЗапОВО, уверен, что Павлов был ориентирован о сроках возможного начала войны, однако необходимых распоряжений частям и соединениям округа не отдавал. О том же, как мы помним, свидетельствовал на суде и командующий 4-й армией Коробков.
К сожалению, публикации ответов военачальников на остальные вопросы, в частности, третий — о том, когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность, – не последовало. Публикацию прекратили без объяснения причин. Хотя ответы генералов (а ведь они есть и сейчас! но не публикуются) могли бы многое прояснить, возможно, и по поводу телеграммы Генштаба от 18 июня 1941 г.
P.S.: Тема приведения войск приграничных округов в боевую готовность накануне войны до сих пор является мало исследованной. С одной стороны, много документов той поры и по сей день не рассекречены. Но главное – эту тему в основном пытались обходить. Так было и прежде, так происходит и теперь.
В советское время в ходу была версия о том, что война свалилась как снег на голову, Сталин «не предупредил» военачальников и «не дал» им подготовиться к обороне. Мемуаристам — генералам, адмиралам и маршалам — такая трактовка позволяла скрыть собственные ошибки, растерянность первых дней войны, а кому-то — панику и трусость.
А с конца 80-х и вплоть до сегодняшнего времени официальная историография (имею в виду прежде всего российскую) старается не затрагивать эту тему в связи с широким хождением геббельсовской версии о «превентивной войне» Гитлера против СССР, который-де готовился напасть первым (развиваемой резунами и ему подобными). Признать (да еще и с документами в руках) тот факт, что в СССР проводились мероприятия по приведению армии приграничных округов в полную боевую готовность еще до немецкого нападения – дать резунам дополнительный аргумент, ибо не приходится сомневаться, каким образом они станут трактовать факты такого рода.
Комментариев нет:
Отправить комментарий