пятница, 25 октября 2013 г.

Нацистские корни олимпийского движения


Нацистские корни олимпийского движения
Редакция не согласно с рядом оценок в этой филосемитской статье, в частности, c ее навязыванием мифологем "холокоста", очевидным испугом "мускулистых христиан" или оценки режима Франко и роли Х.А. Сарамарача, вошедшего в "перступную связь с кровавым советским режимом" . Между тем, изложенные факты из истории олимпийского движения вызывает очевидный интерес.

Нацистские истоки идеологии олимпизма и связь первых деятелей олимпийского движения с фашизмом.
Спорт приобрел такое общественное значение и в такой мере стал комплексным явлением, что мысль о спорте больше не возможно удержать в рамках традициональных феноменологических анализов. И несмотря на упорные настояния средств массовой информации свести спорт к "факту”, "информации” и банальному "развлечению”, он все больше навязывается серьезной научной и философской мысли как явление, в котором до высочайшего выражения доходят основные противоречия капиталистического общества и в котором преломляются основные вопросы существования человечества и общественного развития.
К сожалению, такие размышления имеют, в основном, академический характер и незначительно присутствуют в обществе. Спортивная проблематика и далее остается "собственностью” полуграмотных, коррупционированных журналистских кланов.
Когда известно, что они являются продленной рукой капиталистических и политических центров мощи, рекламными агентами мафиозно организованного шоу-бизнеса, их "угол рассмотрения” спорта совсем понятен, как понятна и их беспощадная расправа с мыслью, которая пытается открыть изнанку спорта, а тем самым и настоящую сущность их деятельности.
Более серьезные критически тонированные теоретические размышления о спорте появлялись и до Второй мировой войны, но только, когда спорт стал оружием в холодно-военной расправе между блоками, стал коммерциализированным, он получил ту "полноту” и значение, которые станут еще большим вызовом для социологической и философской мысли. До настоящего прорыва социологически и философски обоснованной критики спорта дошло после студенческого движения 1968 г., которое открыло двери фронтальной (прежде всего, духовной) расправы с капиталистическим обществом и спортом как его идеологией.
Радикализация критики спорта развивается параллельно с развитием "потребительского общества”, т.е. со становлением капитализма как порядка деструкции. Критика спорта становится критикой капитализма.
До недавно люди с воодушевлением слушали сообщения о все более высоких "результатах”, достигаемых в эксплуатации "природных ресурсов”. Это было одним из главных показателей "прогресса”. Сегодня, с развитием сознания о размерах уничтожения природы, людей все больше одолевает паника перед новыми "подвигами”. Точно так же обстоит дело и со спортивными рекордами. Когда-то они были показателями "человеческой мощи”.
Смотря на изуродованные тела спортсменов, человек все чаще задает себе вопрос, какова цена этих "достижений” и каков их настоящий смысл. Когда-то мощное средство пропаганды капиталистического порядка - спорт все больше становится исходной точкой для критики капиталистического общества, зеркалом, в котором отражается настоящее лицо капитализма. Оттуда и гражданская теория в обороне: чем больше "отрицательных явлений” в спорте, тем громче стремление защитить основные ценности капиталистического общества.
Гражданская теория идет даже и до того, что все решительнее отвергает профессиональный и рекордсменский спорт - любимейшее духовное чадо сегодняшнего капитализма, с целью сохранить моральный (педагогический) интегритет принципа компетиции (соревнования) и выработки, т.е. веру в "исходные ценности” капитализма. Слепая оборонительная логика уступает место теоретическому маневрированию для оберегания того, что все еще может быть сбережено.
Большая тождественность в критиках спорта, приходящих с разных сторон света, является результатом становления капитализма как глобального порядка. Критика спорта становится одной из форм духовной интеграции и борьбы людей за преобразования, людей, определившихся как свободолюбивые, которые сознают пагубность дальнейшего развития капитализма.
Олимпийскому движению - олицетворению духа капитализма и символу уничтожения людей противится все более громкое и бескомпромиссное антиолимпийское мировое движение. Оно представляет собой составную часть все более организованного и массового стремления людей предупредить уничтожение планеты и направить научное развитие и процессы производства на искоренение бедности и нищеты, а также на развитие и удовлетворение подлинных потребностей человека как универсального созидательного существа общества. Освободительская критика спорта становится частью мирового антикапиталистического фронта.
В то время, когда западный капитал при "бескорыстной” помощи отечественных "господ” все беспощаднее стремится превратить нашу страну в свою колонию, становится ясной вся пагубность "воспитания” молодежи на стадионах и в спортивных залах. Конечные эффекты раздувания безумной эйфории болельщиков - создание не молодых людей с достоинством и любовь к свободе, а идиотизированной "массы”, которая раньше или позже станет "грязной” рабочей силой Европы.
В этом контексте становится яснее вся пагубность, особенно для экономически неразвитых стран, максимы, что спорт - "самый лучший посол”. "Национальное утверждение” путем спорта - это неверный путь в борьбе против колониального закабаления, так как преимущество дает деятельности, с помощью которой ничего в действительности нельзя достигнуть (кроме случающихся с времени на время "национальных эйфорий”), но которая уничтожает аутентичность духовности, приводит к концу деятельность, без развития которой нет существования (экономика, наука, искусство), и превращает молодежь в современные орды варваров. Международный спорт становится рекламным простором капитала и "шоу-бизнесом”, что наносит окончательный удар стремлению использовать спорт как средство национальной эмансипации. Он представляет собой один из несущих столпов "нового мирового порядка” и, как таковой, является средством национального порабощения.
"Спорт высоких достижений” - область, в которой капитал установил глобальную доминацию. "Космополитизм” под крылом мультинационального капитала означает создание из человека обезличенного штурмовика капитала. Скрытые за "аполитической” маской так называемые "международные спортивные ассоциации” - это продленные руки мощнейших капиталистических кланов и, как таковые, - средство для установления доминации над так называемыми "национальными видами спорта”. Когда имеется в виду значение того, каким видом спорта занимается общество, ясно, что речь идет о самом пагубном облике духовной колонизации мира, о создании паутины, в которой исчезают национальные культуры и освободительская мысль.
Тенденции развития спорта необходимо было бы рассматривать в контексте все более очевидного распада "государства благосостояния" и обострения борьбы капиталистических концернов за рынок. Логично предположить, что капитализм еще агрессивнее будет стремиться использовать спорт как средство отвлечения внимания людей от основных вопросов существования и для стерилизации критическо-преобразовательской мысли. Что меньше будет хлеба (известного существования), то больше будет все более кровавых игр. Как и все области общественной жизни, которые попали в руки капитала, спорт становится все более грязным бизнесом.
Наше духовное существование может основываться не на создании националистской истерии и не на возвеличивании средневековых мифов, а на борьбе за сохранение и развитие эмансипаторских особенностей народного созидания и освободительной борьбы, а также европейской культуры, которую деструктивный капитализм систематически уничтожает.
Давайте дадим приют героям Шекспира, Томасу Мору, Эмилю Руссо, Дон Кихоту Сервантеса, Фаусту Гете, Матери Храбрости Брехта, которые на западе изгоняются создателями " культуры кока-кола" - духовного символа варварства, который нам в виде "нового мирового порядка" навязывает сегодняшний капитализм. Давайте будем героическим, а не "мученическим" народом. Давайте будем вместе с настроенной освободительски частью человечества носителями Прометеевского, а не Олимпийского огня, пламя которого угрожает сжечь мир.

Олимпиада3.jpgБАРОН ДЕ КУБЕРТЕН
До какой степени Пьер де Кубертен (Pierre de Coubertin) погряз в нацистском болоте, становясь орудием в руках нацистской пропаганды, показывает и его контакт с Германом Эссером(Hermann Esser). По словам историка Массера (Маsser) Эссер еще в период с 1921 по 1924 годы был "одним из самых влиятельных сотрудников Гитлера в Национал-социалистической партии” (номер 2 на фиктивном списке Нацистской партии из 1925 г.) [ Hans Joachim Teichler, "Coubertin und das Dritte Reich”, Sportwissenschaft, 1982, 12(1), с. 43].
В 1925 г. Гитлер его назначает руководителем нацистской пропагандной службы. Вскоре он становится редактором войноподжигательской газеты "Die jüdische Welterest. Judendämmerung auf dem Erdball” ("Еврейская мировая чума. Сумрак евреев на земном шаре”). Государственным секретарем в Министерстве пропаганды Рейха он становится в 1939 г., а во время агонии нацистского режима представляет Гитлера на мюнхенских партийных юбилеях (1943 и 1945 г.г.).
Историк из Бонна Брахер (Bracher) говорит об Эссере как о "фанатичном” приспешнике Нацистской партии, который применяет "самые низкие тона антисемитской и антидемократической пропаганды” [Teichler, там же.].
Вот что этот "старый боец” напишет о своей встрече с Кубертеном шефу канцелярии Рейха Ламмеру(Lаmmеr): "Во время моего пребывания в прошлом месяце в Швейцарии для переговоров о новом соглашении о путешествиях мне с разных сторон рекомендовали навестить состарившегося учредителя Олимпийских игр барона де Кубертена. Это во многом могло бы быть полезным для Германии, так как барон Де Кубертен не обласкан вниманием не только Швейцарии, но и его родины - Франции.
Поэтому я решил не только навестить барона в Женеве, но и пригласить этого во всем мире известного человека на какой-либо немецкий курорт или в немецкий санаторий. По приезду в Женеву немецкий консул, которому я доверил подготовку визита, сообщил мне об исключительно плохом состоянии здоровья барона. Несмотря на это, он захотел принять меня. Примет ли он приглашение посетить Германию, зависило, в сущности, полностью от того, кто в действительности посылает это приглашение.
В ходе посещения барона Кубертена у меня создалось впечатление, что я разговариваю с человеком, стоящим на краю могилы.
С учетом этих обстоятельств, мне показалось оправданным передать старому господину, который о Фюрере и Рейхе говорил с выражением великого одушевления, привет от Фюрера, а также по поручению Фюрера приглашение на лечение на каком-нибудь немецком курорте. К счастью, кажется, что еще раз состояние здоровья барона Кубертена улучшается на столько, что он уже сейчас серьезно рассчитывает на путешествие в Германию. Я уже выполнил всю подготовку к тому, чтобы барон, присутствие которого имеет исключительное значение для немецкого туризма и посещения немецких курортов, со всей своей семьей был принят и угощен как князь за счет Туристического союза Рейха в Баден-Бадене. Считаю, что такие пропагандные посещения для нас имеют величайшее значение, и верю, что поэтому Фюрер одобрит мое приглашение, сделанное Кубертену” [Teichler, там же, с.45].
Поверив, что Гитлер послал ему приглашение посетить Германию, Кубертен пишет Гитлеру: "Ваше Превосходительство, меня глубоко тронул визит, сделанный мне государственным министром Г. Эссером от имени и по поручению Вашего превосходительства, и я тороплюсь выразить Вам свою благодарность по этому поводу.
Германия этим - и то самым чудесным образом - присоединяется к моему юбилею, который 20 января этого г. был торжественно отпразднован в Университете в Лозанне, по поводу чего я был приглашен, чтобы подвести итоги работы, проведенной в течение пятидесяти лет, которая вся, так или иначе, касается реформы и усовершенствования образования. Германия несколько раз выразила свои симпатии к этой работе, и я ей за это обязан самой глубокой признательностью.
Если весной мне мое восстановленное здоровье разрешит, я буду иметь в виду возможность воспользоваться таким любезным приглашением, которое мне доставлено от имени Вашего превосходительства и которое является еще одним доказательством благосклонности, которое необходимо присоединить к тем, которые я уже принял. Прошу Ваше превосходительство изволить принять выражения моего уважения и глубокой преданности. 17 марта 1937 г. Пьер де Кубертен”.
Нацисты видели в Кубертене искреннего «приятеля» нацистской Германии. Говоря в 1938 г. по берлинскому радио о наследии Кубертена, Карл Дим (Carl Diem) - организатор нацистской Олимпиады и многолетний приятель и близкий сотрудник Кубертена - высказал и следующее: "Германии выпало на долю задание быть духовным хранителем олимпийской идеи.
Учредитель Олимпийских игр современной эпохи Пьер де Кубертен незадолго до смерти предложил немецкому правительству учредить Олимпийский институт, которому завещал свое литераторское наследие. Таким образом сочинения Кубертена, которые включают 60 000 печатных страниц, начиная с его первой тетради из колледжа, перешли в немецкие руки, и дело жизни великого педагога и мирового ума непосредственно может наблюдаться, начиная с его первых студенческих сочинений о Руссо, до дня, когда копье в его руках стало слишком тяжелым и когда он его нам доверил.
Он считал, что мы - немцы имеем полное понимание всеобъемлющей культурной силы олимпийской идеи, а мы, и наряду с этим, завоевали его сердце” [Carl Diem, "Das Erbe Coubertin”, в: Carl Diem, Olympische Flamme, Utscher Ver. Берлин, 1942 г., с.257]. Говоря о необходимости того, чтобы олимпийская идея и дальше жила, причем должны быть сохранены основные принципы и должна развиваться форма, Дим подчеркивает, что из наследия Кубертена вероятно всегда можно будет брать духовную силу, так как Кубертен имел "обширное знание и созидательный дух” [Там же].
Кубертен был больше, чем "великий приятель” нацистской Германии. Он как верховный священнослужитель олимпийского движения современной эпохи был органической связью древней Греции и "новой Германии”. Кубертен был олимпийским глашатаем, который миру сообщит, что олимпийские боги, особенно Зевс - бог войны, свою благосклонность навсегда подарили арийской "сверхрасе”. Поэтому не удивительно, что Гитлер 28 января 1936 г. принял предложение назвать площадь, находящуюся перед южным входом олимпийского стадиона в Берлине, именем Кубертена [Teichler J.H., "Coubertin und das Dritte Reich”, Sportwissenschaft, 1982, 12(1), с.28]. С этим в связи находится и высказывание Дима из 1946 г. о том, что только в Германии воздвигнут памятник Кубертену и только в ней одно место носит его имя” [Там же, с. 29 - сноска].
В то же время нацисты выдвигают кандидатуру Кубертена к присуждению Нобелевской премии за мир в противовес кандидату Карлу фон Оссиецки (Carl von Ossietzkу), который как противник Гитлера гноился в нацистской тюрьме, - из-за него стояла мировая демократическая общественность. Кубертен согласился с его выдвижением нацистами, рассчитывая на поддержку Норвежского олимпийского комитета. После присуждения Оссиецки Нобелевской премии разочарованный Кубертен пишет нацистскому министру спорта (Hans von Tschammer und Osten): "Потому что я знаю, что в течение пятидесяти лет я сделал бόльший вклад в мир тем, что я создавал международный спорт, а не тем, что бы мог сделать тщетными речами и бесполезными замечаниями. Ваше признание, с этой точки зрения, для меня драгоценно” [Teichler, там же, с. 29].
Когда речь идет о деньгах, которые Кубертен получил от нацистов, необходимо сказать, что в конце жизни у него не много осталось от
500 000 золотых французских франков, с которыми он двинулся к Олимпу. Что произошло с таким богатством? Французский исследователь современного олимпизма Ив-Пьер Булонь (Уves Pierre Boulongne) в работе (которую издал в 1976 г. в книге "Die Zukunft der Olуmpischen Spiele”, Hrsg. Hans.-Jürgen Schulke, Pahl-Rugenstein, Köln) под названием "Pierre de Coubertin. Ein Beitrag zu einer wissenschaftlichen Untersuchung seines lebens und seines Werkes”, говорит: "В 1908 г. отец ему оставляет наследство в сумме тогдашних 500 000 золотых франков.
Когда он умер в 1937 г., от этого больше ничего не осталось: все его имущество было посвящено олимпийскому движению и реформе образования” (с. 86 - сноска). Между тем, в книге "Олимпийский дух Пьера де Кубертена”, которая в Югославии выпущена в 1984 г. ("Народная книга”, Белград), этот же автор утверждает: "Между тем, война (Первая мировая - прим. автора) его материально почти совсем разорила. Считается, что половины его состояния не стало на бирже” (с. 31).
Как бы то ни было, Кубертен остался без денег. Для того, чтобы помочь ему, по предложению Байе-Латур учреждается фонд "Pierre-de-Coubertin-Fonds”, в который Французский и Норвежский олимпийские комитеты внесли по 5 000 марок рейха. Государственный секретарь Министерства иностранных дел нацистской Германии Пфундтнер (Pfundtner) понял, что помощь Кубертену может иметь положительный отклик в международной общественности и быть хорошим пропагандным жестом режима. Поэтому предложил Гитлеру, чтобы Германия была "более щедрой” по отношению к Кубертену. Гитлер сразу же одобрил выплату 10 000 марок рейха Кубертену. По свидетельству Левальда (Lewald), который второй транш лично вручил Кубертену, он "с большим удовольствием и большой благодарностью принял чек” [Там же, с. 32, 33]. <…>
Единственным членом МОК, который попытался противостоять пронацистской политике остальных "доверенных" олимпийской идеи, был американский делегат в МОК Эрнест Ли Янке (Ernest Lee Jahncke), который по высказыванию Гутманна (Guttmann) "был евреем или коммунистом на столько же, на сколько и президент Любительской (аматерской) атлетической Унии США (ААU) Джереми Махони (Jeremiah Mahoney)" [ Allen Guttmann, The Games Must Go On, Columbia Un. Press, 1984, с.74].
Он 27 ноября 1935 г. в нью-йоркской "Таймс" обратился с воззванием к президенту МОК Байе-Латуру: "Очевиден и неопровержим факт, что нацисты последовательно и упорно нарушают свои обещания. (…) Несомненно, Ваша обязанность - поставить вопрос об ответственности нацистских спортивных лидеров за нарушение их обещаний… Не сомневаюсь, что Вы получили всяческие уверения от компетентных в нацистском спорте.
С тех пор, как нам даны гарантии в июне 1933 г., они были щедры в своих обещаниях. Проблема в том, что они были скупы в их применении. (…). Разрешите мне порекомендовать Вам поставить Ваши большие способности и влияние в службу духа "fair-plaу" (честной игры) и рыцарства вместо в службу брутальности, силы и мощи. Разрешите мне попросить Вас воспользоваться возможностью и занять свое законное место в истории Олимпийских игр рядом с Кубертеном, а не рядом с Гитлером" [Guttmann, там же, с.74, 75]. Янке, очевидно, не было ясно, что творится на современном Олимпе. То, что вскоре произойдет, покажет, что он обратился по ошибочному адресу и сослался на ошибочного человека, а именно: Кубертен уже тогда передал Гитлеру все олимпийские знамена.
Байе-Латур, который уже иначе оповестил Брендиджа (Averу Brundage) о готовности приехать в Америку для включения в борьбу против еврейского бойкота Олимпийских игр, заключил, что письмо Янке "неучтиво", и сердито ответил ему. Он в Янке "видел предателя, который по необъяснимой злобной причине не готов принять личную гарантию честных людей, таких как Левальд, фон Хальт, Брендидж и, конечно, сам Байе-Латур. Он потребовал от Янке дать отставку на его членство в МОК, и когда Янке отказался сделать это, организовал его исключение" [Guttmann, там же, с.75]. Янке единогласно был "выброшен" из МОК, а на его место единогласно был выбран Эвери Брендидж.
Кубертен так же относился к берлинской Олимпиаде, как и члены МОК. На это указывает и интервью, которое Кубертен дал Андре Лангу (Andre Lang) и которое 27.08.1936 г. вышло во французской газете "Le Journal". Разговор велся по поводу статьи, которую Жак Годе (Jacques Goddet) опубликовал в журнале "L'Auto" под названием, позаймленным у Эмиля Золя - "J'Accuze" ("Обвиняю"), в которой Годе ставит под вопрос законность берлинской Олимпиады.
Вот что по этому поводу среди прочего говорит Кубертен: "Что, игры извращены? Олимпийская идея пожертвована пропаганде? Это абсолютно не точно. Величественный успех берлинских Игр прекрасно послужил олимпийской идее. Только французы, или почти только французы, играют Кассандру …". И далее: "Во Франции вызывает беспокойство то, что Игры 1936 г. озарены гитлеровской силой и дисциплиной. Как могло быть иначе? Напротив, необходимо еще сильнее желать, чтобы Игры всегда были так счастливо организованы и чтобы каждый народ в течение четырех лет участвовал в их подготовке" [Teichler J.H., "Coubertin und das Dritte Reich”, Sportwissenschaft, 1982, 12(1), с. 35, 36]. <…>
Вот что, обращаясь к Антифашистскому комитету по "fair-plaу" (6 июня 1936 г.), сказал Генрих Манн(Hajnrich Mann): 
"От имени немецкой антифашистской оппозиции горячо вас благодарю за ваши возвышенные призывы. Свободные народы не имеют права поддерживать берлинскую Олимпиаду по нескольким причинам. Прежде всего, заданием граждан свободных наций не является возвеличивание нечеловечной диктатуры, что все-таки, без сомнения, они сделают, если примут участие в гитлеровской Олимпиаде.
Второе: спортсмены, незаинтересованные в политических вопросах, которые приедут в Берлин, не раздумывая об этом, ни коим образом не будут вести себя в духе олимпийской идеи. Картина спорта действительно темнеет, когда спортсмены становятся помощниками заклятых неприятелей "fair-plaу", так как они силой владеют страной, которая принуждена к пассивной покорности и молчанию.
Третье: те, кто приедет в Берлин, не просто встанут на сторону узурпатора и агрессора, они забьют нож в спину тем, кого ужасный гитлеровский режим лишил их самых светлых прав. Расовая ненависть направлена не только на евреев, как чаще всего это считается. Когда властелины одного народа провозглашают этот народ супериорной расой, они одновременно признают презрение ко всем остальным расам и желают доминировать над ними.
В действительности, в Германии не делается различий между евреями и словенами. Так как расизм является концепцией мира, религии ненавидятся так же, как и расы. Борьба ведется не только против иудаизма, но и против христианства.
Разве олимпийский дух - не дух мира? Античный гуманизм снова ожил, благодаря человеческим физическим и спортивным достижениям, и точно так же продолжается в делах духа. Но, совсем противоположно этому, нацизм ни что иное как антигуманизм. Восставая против человеческого духа, он неминуемо отбрасывает и истинный дух спорта, ведь спорт - это свободное развитие человеческих способностей. Нацизм понимает человека не по иному, но только как инструмент для достижения своих варварских целей.
Может ли такой режим, который основывается на принудительной работе и робствовании масс, который готовит войну и существует не по иному, а путем лживой пропаганды, уважать миролюбивый спорт и свободных спортсменов? Поверьте мне, те интернациональные спортсмены, которые поедут в Берлин, будут ни чем иным как гладиаторами, узниками и шутами диктатора, который себя уже считает властелином мира.
В конце хотел бы подчеркнуть, что успех Олимпиады внесет вклад в продолжение существования гитлеровского режима на некоторое время. Он ему даст новые возможности и новые силы. Он укрепит его престиж. Немецкая оппозиция будет вынуждена ждать еще дольше. Вы не будете ответственными за это. Вы понимаете, что это будет против благосостояния цивилизованного мира и уважаемого вами гуманизма. Прошу Комитет за "fair-plaу" продолжить свое благородное дело" ["Internationale Sportrundschau", № 7, 1936 г., р. 189. V: Jean-Marie Brohm, Jeux Olimpique à Berlin, Editions Complexe, Bruxelles, 1983, с. 205, 206 (перевод сделан на основании французского перевода немецкого оригинала) (выделено в источнике)]. <…>
После Второй мировой войны Брендидж в письме, направленном Союзнической высокой команде по Германии, будет защищать не только фон Хальта, но и своего "старого приятеля" Карла Дима от обвинений в том, что они были на стороне нацистов. По личному вызову Зигфрида Эдстрома, первого послевоенного президента МОК, Дим как гость Международного олимпийского комитета приедет на лондонскую Олимпиаду (1948 г.).
В день проглашения Федеративной Республики Германии 24 сентября 1949 г. возрожден и Немецкий олимпийский комитет, чьим президентом становится приспешник нацистов Адольф Фридрих Мекленбург-Шверин (Adolf Friedrich Mecklenburg-Schwerin), а секретарем назначается Карл Дим [ Guttmann, с. 101, 109, 151].
В эти драматические дни до начала Второй мировой войны Кубертен не скрывает своего воодушевления фашизмом. В своем "Послании олимпийским факелоносцам" Кубертен, кроме прочего, говорит: "Мы переживаем торжественные часы, так как вокруг нас воскресают неожиданные события. В то время, как в утренней мгле открывается облик новой Европы и новой Азии, кажется, что, наконец, человечество увидит, что кризис, с которым оно борется, прежде всего, является кризисом воспитания" ["Время", 21 июля 1936]. <…>
На настоящую сущность берлинской Олимпиады указывает и состав Организационного комитета XI Олимпийских игр и Немецкого олимпийского комитета. Вот несколько имен.
Вождь нацистов Гитлер был официальным "покровителем" XI Олимпийских игр.
Ганс фон Чаммер унд Остен (Hans von Tschammer und Osten) - обергруппенфюрер СА; референт по спорту высочайшего лидерства СА; государственный секретарь Министерства иностранных дел Рейха и руководитель отделения по спорту и физическим упражнениям; с 1933 г. - начальник канцелярии по спорту общества "Kraft durch Freude"; уполномоченный по делам физических упражнений нацистской партии; с 1934 г. по 1943 г. - президент Немецкого олимпийского комитета; член управительского совета Организационного комитета XI Олимпийских игр; президент Интернационального олимпийского института с 1938 г.
Фрик Вильгельм (Frick Wilhelm) был министром Рейха по внутренним делам и, как таковой, надзорником и надлежным ведомственным министром по берлинским Олимпийским играм.
Пфундтнер Ганс как государственный секретарь министерства внутренних дел Рейха был вице-президентом Организационного комитета XI Олимпийских игр, руководителем совета по строительству и пр.
Функ Вальтер (Funk Walter) с 1937 г. был шефом по печати правительства Рейха и государственным секретарем министерства пропаганды Рейха и в этой роли - членом Организационного комитета XI Олимпийских игр. Кейтель Вильгельм (Кеjtel Wilhelm) - генерал-фельдмаршал, в 1935 г. шеф канцелярии вооруженных сил в военном министерстве Рейха; с 1938 г. по 1945 г. - шеф верховной команды вооруженных сил.
Крюммель Карл (Кrümmеl Каrl) был, наряду с прочим, оберфюрером СА; директором института Берлинской высокой школы физических упражнений и Рейсх-академии физических упражнений; преподавателем в армейской школе Вюндсдорфа (Wündsdorf); инспектором по спортивным школам страны у шефа образования СА. И он был членом Организационного комитета.
Вальтер фон Рейхенау (Walter von Reichenau), в 1936 г. генерал-фельдмаршал, был членом Организационного комитета и Немецкого олимпийского комитета.
В нем были и Гвидо фон Мендгден (Guido von Mendgden), с 1934 г. генеральный референт лидера спорта Рейха, главный редактор нацистской спортивной газеты "НС Спорт".
Лотербахер Хартманн (Lauterbasher Hartmann), штабсфюрер Гитлерюгенда.
Далиге Курт (Daliege Kurt), генерал полиции, обергруппенфюрер СС, руководитель полицейского отдела в прусском, а позже и в Министерстве Рейха, и в Прусском министерстве внутренних дел.
Хайдрих Рейнхард (Haуdrich Reinhard), обергруппенфюрер СС, в 1936 г. шеф тайной государственной полиции; до 1942 г. шеф службы безопасности СС и руководитель политической полиции; с 1941 г. по 1942 г., когда был убит при атентате, находится во главе протектората оккупированной Чехии… [ Hajo Bernett, Sportpolitik im Dritten Reich, с. 123-130]
Настоящую оценку берлинских Олимпийских игр дал Гитлер, сказав, что они предложили миру "картину миролюбивой Германии" [Bernett, там же, с. 94]. Вскоре на нюрнбергском партийном конгрессе Гитлер предуведомляет о создании "нового человека", который уже появляется в облике "удивительных тел миллионов арийцев". Весь немецкий спорт открыто ставится в службу милитаристической экспансии Германии.
Это подтверждается и приказом от 1 сентября 1937 г. (который, по Бернетту, не мог быть принят без согласия Гитлера): "Министерство спорта Рейха имеет задание направить весь немецкий спорт к единой цели физического укрепления и осуществления военного обучения немецкого народа". Хайо Бернетт с правом делает вывод: "Снова показано, что основная черта национал-социалистической внешней политики внесена в политику спорта: сознательное введение в заблуждение мировой общественности" [Там же, с. 95].
Что касается "будущего" олимпийского движения в рамках нацистского "нового порядка", то это можно было предугадать еще в 1936 г., когда Гитлер в Нюрнберге решил учредить "Национал-социалистические боевые игры", которые будут проводиться на будущем гигантском "Немецком стадионе". Об этом Хайо Бернетт говорит: "Временный эпизод с олимпийским мировым торжеством прошел.
После того, как Гитлер военной оккупацией Рейнской области аннулировал последние обязательства версальского диктата, он в 1936 г. созвал Всепрусский партийный конгресс под девизом национальной "чести". В своей заключительной речи он с глубоким удовольствием возвестил, что "великий военный смотр наций" включением "физических состязаний" в будущем доживет свое совершенство. Гитлер украшает картину народно-расового, национал-социалистического самопредставления: "Это новая Олимпия, даже и в современном облике и под другим именем!" [Bernett, там же, с. 73]. <…>
Проблема могла бы быть поставлена и следующим образом: почему Кубертен в роковые по мир и Европу моменты передал олимпийское копье Германии, в которой у власти стояли фашисты, а не Франции, в которой у власти был Народный фронт Леона Блюмма, в котором огромнейшее влияние имели социалисты и коммунисты? Нападая Дима, Булонь забывает сказать, что Кубертен и на этот раз остался последователен идеологии, за которую боролся всю жизнь. Кубертен, прежде всего и сверх всего, был антисоциалистом и антикоммунистом: это было кредо его жизни и олимпийское кредо. В этом контексте необходимо рассматривать его (а также и Брендиджа) "либерализм".
Поражение фашистских сил не привело к существенным преобразованиям в МОК. Так, немец Карл фон Хальт (Karl Ritter von Halt) вошел в МОК в 1929 г. Членом Национал-социалистической партии стал прежде, чем Гитлер пришел к власти. В нацистской солдатеске дотянулся до группенфюрера СА (S.A.Gruppenführer). В качестве президента Легкоатлетического союза нацистской Германии был в течение последних лет войны спортивным руководителем, ответственным за предвойсковое обучение детей. Осужден как военный преступник.
Используя свои связи и влияние, Эвери Брендидж спасает своего "старого приятеля" от тюрьмы. Хальт становится почетным президентом нового Легкоатлетического союза Германии и президентом (1951 г.) Национального олимпийского комитета. По упорному настоянию Брендиджа Хальт не только остается членом МОК, но в 1957 г. становится даже членом исполнительного комитета МОК. [Krüger, там же, с. 221; Guttmann, там же, с. 101, 267].
Похожая судьба у французского маркиза Мельхиора де Полиньяка (Marquis Melchior de Polignac). В МОК он принят в 1914 г..
Как приспешника нацистов французские власти будут держать его в тюрьме в оккупированной Германии в течение шести месяцев. После войны и далее он остается в МОК, и то как член Исполнительного комитета. [Guttmann, там же, с. 101, 265].
По упорному настоянию Зигфрида Эдстрома - первого послевоенного президента МОК (а также его наследника Брендиджа) в МОК останется и итальянский фашист граф Паоло Таон ди Ревель (Count Paolo Thaon di Revel). Он становится членом МОК в 1932 г., а в члены Исполнительного комитета МОК будет выбран в 1954 г.. Подобным образом в МОК останется и другой приспешник Муссолини - итальянский граф Альберто Бонакосса (Count Alberto Bonacossa), который вошел в МОК в 1925 г., а в 1952 г. стал членом Исполнительного комитета МОК. [Там же, с. 101, 267].
О настоящей сущности послевоенного МОК говорит и случай с итальянским фашистом генераломГиоргио Ваккаро (Giorgio Vaccaro). Даже требование Итальянского олимпийского комитета удалить Ваккаро из МОК во избежание компрометирования послевоенной Италии не дало никаких результатов. Это было, в действительности, поражением тех, кто настоятельно боролся за право стран-членов МОК, а также международной общественности влиять на выбор членов МОК и на его политику. [Там же, с. 102, 268]
В МОК после Второй мировой войны останется и герцог Адольф Фридрих Мекленбург-Шверин (Herzog Adolf Friedrich Mecklenburg-Schwerin) - председатель Клуба иностранных журналистов во время правления нацистов, который был близким соратником Геббельса. Он будет выбран первым послевоенным президентом Национального олимпийского комитета (западной) Германии.
Затем шведский граф Кларенс фон Росен (Count Clarence von Rosen) - член МОК с 1900 г., который после ознакомления мира с ужасными преступлениями в концентрационных лагерях Третьего Рейха писал своему приятелю Брендиджу о том, что евреи являются ответственными за все зло на свете и что коммунизм - "политическая форма иудаизма" [Guttmann, там же, с. 92, 264].
Что касается Эвери Брендиджа, который в 1952 г. и официально становится первым человеком МОК (и в последующие 20 лет), необходимо сказать, что он давал открытую поддержку нацистскому режиму в Германии и прежде, чем вошел в МОК. В действительности, без преувеличения можно сказать, что ему пронацистская политика была визой для входа в МОК. Он был тем, кому наперекор сопротивлению большей части американской общественности удалось привезти американскую команду на нацистскую Олимпиаду в Берлин, за что ему нацисты, а также МОК были особо благодарны.
Решение об участии американской олимпийской команды на Олимпиаде в Берлине должно было быть принято на годовом совещании Любительской Атлетической Унии (Amateur Atletic Union) в декабре 1935 г.. Эвери Брендидж - президент Национального олимпийского комитета предводил делегатов, которые были "за", а Джереми Махони - президент ААУ предводил делегатов, которые были "против" участия. Когда Брендидж увидел, что его переголосуют, он применил трюк и в соответствии с правилами отложил вынесение решения на сутки.
В течение ночи он по телеграфу контактировал с приверженными ему делегатами, имеющими право голоса, из организаций, которые до тогда никогда не имели своих представителей. На следующий день с результатом 58:56 голосов решено о выезде в Берлин. Решающими были голоса приятелей Брендиджа: один был позже арестован как немецкий шпион (представитель "German Atletic Union"); второй был американским антисемитом (American Turnerbund), а третий - представителем профессионального общества велосипедистов. [Krüger, там же, с. 71]. <…>
После Второй мировой войны, в настояниях сделать политическую карьеру, Брендидж находился плечом к плечу с Джозефом Маккарти (Joseph McCarthy) - известным "ловцом на ведьм" в одном из самых позорных периодов американской истории. В то время он "начинает собирать материал, который объявляют радикальные правые". [Guttmann, там же, с. 96]. На его политическую деятельность указывает и письмо Карла Дима, которое он направил своей жене Лизелот (Liselott) 31 июля 1948 г.: 
"Брендидж посетил меня вчера в депрессивном настроении. Был членом линдберговой (Lindbergh) партии, которая считается фашистской. Поэтому у него много неприятелей, а эти жалкие творения всюду присутствуют. Против Германии все еще идет компании ненависти, против которой никто не предпринимает энергичных действий" [Guttmann, там же, с. 109].
В те годы "олимпийский миротворец" Брендидж нападает американское правительство за то, что оно прекращает войну в Корее, так как это представляет "страшную потерю чести для всей белой расы во всей Азии" [Guttmann, там же, с. 96]. Свою олимпийскую карьеру Брендидж закончит как пламенный защитник расистского режима на юге Африки. В своей известной речи на мюнхенской Олимпиаде он жалеет по поводу "потерянной битвы за Родезию" [Guttmann, там же, с. 254]. <…>
Вообще "пацифистская" активность МОК сводилась, между прочим, к сокрытию настоящего существа тоталитарных режимов и к поддержке этих режимов. Так как не только учредитель и "духовный отец" современных Олимпийских игр Пьер де Кубертен доверил олимпийское движение нацистской "сверхрасе", которая свое будущее строила на истреблении и покорении огнем и мечом "низших рас". Но и его наследники в разгар Второй мировой войны ковали планы о размещении Олимпийских игр навсегда в границах нацистского "нового порядка".
После мюнхенского убийства еврейских спортсменов палестинцами Брендидж говорил: "The Games must go on!" ("Игры должны продолжаться!").
Лидеры олимпийского движения - строили с нацистами планы о проведении Олимпийских игр "во славу мира и сотрудничества между народами всего мира!" на нацистских "лобных местах". И эти же люди и сегодня прославляются как "великие гуманисты" и "пацифисты"!
Кубертен видел в фашистском режиме олицетворение идеалов, за которые он боролся всю жизнь. Схожесть фашистского взгляда на жизнь и "практической философии" Кубертена очевидна. Читая Гитлера и Кубертена, иногда создается впечатление, что речь идет о "друзьях по парте", которые списывали друг у друга. Поэтому слишком далеко от истины то, что Кубертен был "соблазнен" фашистской идеологией. Прежде можно было бы сказать, что Кубертен был одним из предшественников фашистской расовой идеологии.
Кубертен свою благосклонность к авторитарному режиму (свое недовольство неэффективностью капиталистических правящих систем, прежде всего, в их расправах с рабочим классом) недвусмысленно выразил еще в 1929 г. в разгар большого экономического кризиса: "Во-первых, было необходимо возродить Международный олимпийский комитет с его основными правилами, которые должны были бы быть признаны всеми нациями. Это не так легко, так как его устав был в выраженном противоречии с идеями того времени. Он отбросил делегатский принцип, который так дорог нашим парламентским демократиям, - принцип, который после того, как сделал большую услугу, кажется, с каждым днем становится все менее продуктивным" (выделил Л.С.) [Pierre de Coubertin, "Olimpia", в: Pierre de Coubertin, The Olympic Idea, с. 117].
Точно также нельзя упускать из вида то, что Кубертен, хотя и является "великим французским патриотом" (что во время бурного расцвета реваншизма в Германии не было беззначительно) был охотно принимаемым (и охотно печатающимся) гостем в фашистской Германии. В конце своего предисловия к "Олимпийским воспоминаниям" Кубертена, опубликованным в 1938 г. в Берлине, президент Организационного комитета XI Олимпийских игр Теодор Левальд (Theodor Lewald) говорит о Кубертене: "Он с глубоким пониманием и радостным воодушевлением понял и приветствовал развитие новой Германии под руководством ее великого Фюрера" [Baron Pierre de Coubertin, Olympische Erinnerungen, Wilhelm Limper-Verlag, Берлин, 1938 г., Vorwort, с. 6].
То, что речь идет не о куртуазном преувеличении, свидетельствует и преподавание Кубертена, посвященное берлинской Олимпиаде, которое зачитано по немецкому радио 4 августа 1935 г.: "Когда меня как учредителя и почетного президента Олимпийских игр пригласили провести первое радио-преподавание о их значении, я с удовольствием воспринял эту честь.
Думаю, что на этот вопрос самым лучшим образом отвечу так, что изложу свои первобытные размышления и философские основы, на которых я попытался построить свое дело. С величайшим интересованием наблюдаю в этом четвертом г. Х Олимпийских игр современной эпохи за подготовкой к XI Олимпийским играм. Она основывается на необыкновенном плане и проводится с полностью четкой концепцией о целостности и с не меньшей заботой о деталях.
У меня такое впечатление, что вся Германия - начиная с ее вождя и вплоть до скромнейшего ее ученика, пламенно желает, чтобы торжество 1936 г. было одним из прекраснейших, которые мир до сего дня видел, хотя Лондон, Стокгольм, Амстердам и Лос-Анджелес … в этом смысле уже осуществили настоящее чудо. Через г. рождественский колокол (рождественский колокольчик в когтях орла был символом берлинской Олимпиады - прим. автора) объявит предстоящий вход атлетов, приехавших со всех сторон света, на берлинский стадион. Хотелось бы уже сегодня поблагодарить немецкое правительство и народ за усилия, вложенные в честь XI Олимпиады " [Pierre de Coubertin, "The philosophic Fondation of modern Olympism", в: Pierre de Coubertin, The Olympic Idea, с. 130, 131].
Свою поддержку фашистскому режиму четче всего Кубертен выразил в транслированной речи на закрытии берлинской Олимпиады (которую иначе сам опубликует позже). Вот что говорит Пьер де Кубертен: 
"Берегите святое пламя! XI Олимпийские игры будут вскоре только воспоминанием, но каким сильным и богатым воспоминанием! Прежде всего воспоминанием о красоте.
С этого момента ровно 30 лет назад, когда я созвал в Париже конференцию об искусстве, литературе и спорте с целью восстановления постоянной связи между возрожденным олимпизмом и духовным созиданием, мудрые усилия помогли в реализации этого идеала от Стокгольма до Лос-Анджелеса. Сегодня его Берлин навсегда освящает смелыми новшествами, коронованными с полным успехом, такими как эстафетная передача святого факела из Олимпии и величественное торжество на монументальном стадионе в первый вечер Игр, идейный создатель которых - мой гениальный приятель и энтузиаст Карл Дим.
Воспоминанием о храбрости, так как храбрость была необходима для преодоления трудностей, с которыми Фюрер встретился с момента, когда выставил требование: "Wir wollen bauen" ("Хотим строить" - прим. автора), чтобы противостоять нелояльным и подлым нападениям со всех сторон, которые стараются остановить прогрессивное созидательное дело (речь идет о бойкоте берлинской Олимпиады - прим. автора).
Наконец, воспоминанием о надеждах, так как под покровительством символического знамени с пятью кольцами, мускулами выковывалось взаимопонимание, которое сильнее, чем сама смерть… "Freude, Tochter  aus …" (начальные слова "Оды радости" Шиллера, которая была частью культурной программы на открытии берлинской Олимпиады - прим. автора). Исторические колебания и борьба будут продолжены, но немного-понемногу наука заменит опасное незнание; взаимопонимание смягчит слепую ненависть.
Таким образом здание, которое я полвека строил, будет укреплено. А вы, атлеты, не забывайте пламя, которое зажгло солнце и которое пришло к вам из Олимпии для того, чтобы осветить и согреть нашу эпоху. Берегите его ревностно в глубине ваших существ, чтобы оно могло опять появится на другой стороне света, когда через четыре г. будете праздновать XII Олимпиаду на далеких берегах великого Пацифика !". (Речь идет о фашистской Японии, еще одно "полное попадание в цель" МОК!) [Pierre de Coubertin, "Speech by baron de Coubertin at the close of the Berlin Olympic Games", там же, с. 135, 136].
У Кубертена была особая причина быть воодушевленным берлинскими Олимпийскими играми. Организаторы игр заказали отливку огромного колокола, на котором, как уже сказано, находился орел с распростертыми крыльями, который в когтях держит олимпийские кольца, под которыми по ободу колокола металлическими буквами написано обращение: "Ich rufe die Jugend der Welt!" ("Я созываю молодежь всего мира!"). Олимпийский стадион в Берлине становится таким образом чем-то похожим на современную церковь, в которой будет проведен один из самых театрализованных регигиозных обрядов нового времени - нацистские Олимпийские игры. Они были олицетворением идей, за которые всю жизнь боролся Кубертен. <…>
Насколько Кубертен был восторженным сторонником фашистского режима в Германии, говорит и его намерение передать Третьему Рейху все свое писательское наследие, что было связано и с его желанием об основании фашистской Германией Международного олимпийского института - центра развития международного олимпийского движения. <…> Как это возможно, чтобы "великий французский патриот" Кубертен - "гордый сын французского народа", который свои юношеские сочинения заканчивал словами "Vive la France!", мог завещать свои произведения фашистской Германии - историческому неприятелю "номер один" Франции. В Гитлере и его фашистском режиме Кубертен видел возможность полного претворения в жизнь своей философии; Гитлер, его концепция "Wir wollen bauen" ("Хотим строить”), практика фашистского режима были для Кубертена величайшей гарантией того, что его дело и его идеи будут жить в будущем.
Что касается знаменитого вопроса: "Знал ли он о фашистских злодеяниях?" - нужно сказать, что Кубертен, живя в Швейцарии, имел возможность вблизи познакомиться с преступлениями фашистов. Кроме того, фашисты с момента прихода к власти начали открывать концентрационные лагеря, и то без какой-либо "таинственности".
Вот что об этом говорит Артур Морс (Artur Morse) в своей книге "Пока шесть миллионов умирали", которую иначе посвятил и памяти крагуевских учеников, которые в 1941 г. расстреляны фашистскими палачами (подзаголовок которой - "Неизвестные и потрясающие сообщения о выраженной апатии и сознательной обструкции, проводимой США и Британией, в ходе настояния спасти евреев от гитлеровского "крайнего решения" [Morse Artur, While 6 Million Died, titul. list]): "Концентрационный лагерь в нацистской Германии существовал еще в 1933 г., и это не было тайной для мира. Как мы это видели, существование Дахау обнародовано в самом начале гитлеровского режима (…).
В августе 1933 г. "Neuer Vorwärts" - газета, которую выпускали эмигрировавшие немецкие социалисты, оценила, что было восемьдесят тысяч заключенных в шестидесяти пяти лагерях." [Morse Artur, там же, с. 156, 157]. "С приближением конца 1933 г., - говорит далее Морс, - умножалось число сообщений об убийствах и мучениях. Лорд Марлей - заместитель председателя Дома лордов (Deputy Speaker of the House of Lords) оценил, что в течение (того) г. в Германии произошло две тысячи убийств" [Morse Artur, там же, с. 160].
Имеются и другие детали гитлеровской "созидательной" концепции, которую Кубертен поддержит, открыто нападая на противников гитлеровского режима. Свирепая ликвидация сторонниками отрядов СА 30 июня 1934 г. ("Ночь длинных ножей"), преследование евреев, которое кульминирует 15 сентября 1935 г. принятием нюрнбергских расовых законов, по которым у евреев отнимается подданство, т.е. гражданские права (что Гитлер отстаивал еще в своей первой программе нацистской партии из февраля 1920 г.); преследования, аресты и ликвидация рабочих и оппозиционных лидеров; 16 марта 1935 г. Гитлер провозглашает начало восстановительного строительства немецкой военной машинерии; 7 марта 1936 г., всего несколько дней спустя по окончании зимних Олимпийских игр в Гармиш-Партенкирхене, в Германии гитлеровские труппы занимают демилитаризованную Рейнскую область, открыто нарушая международные договоры и идя наперекор (Кубертеновой "любимой") Франции. Одновременно фашисты систематически уничтожают все те культурные ценности, которые не вписываются в их идеологию. В огромных кострах исчезнут произведения, представляющие культурное наследие человечества.
Между тем, необходимо сказать, что не только Кубертен из олимпийских (и других) господ был воодушевлен фашизмом. После Октябрьской революции, развития революционного движения в Европе, большого экономического кризиса 1929 г., который разрушил миф об обществе "свободной конкуренции" и показал - что рабочие как рабы капитала могут ожидать от своих "работодателей", когда "телега пойдет под откос", Гитлер появился как "спаситель цивилизации" от "коммунистической чумы"! Правящие круги Запада (особенно США и Великой Британии) были воодушевлены "решительностью" (читай - брутальностью) Гитлера в расправах с коммунистами.
Стараясь оправдать террор, заведенный фашистами в Германии, американский генеральный консул в Гамбурге Кел (Кеhl) в своем письме Стейт Департменту от 31 марта 1933 пишет и это: "Необходимо признать, что национал-социалистическая организация, прежде чем пришла к власти, а с тех пор национал-социалистическое правительство сделали неоценимую услугу всему миру, разрушая коммунизм в Германии, что может иметь весьма полезный эффект в других странах, когда речь идет об уничтожении коммунистической чумы." [Morse Artur, там же, с. 112]. Морс добавляет: "И хотя генеральный консул Кел был одинок в среде окружающих его людей в своем понимании, его уверения были широко приняты в Стейт Департменте." [Там же, с. 112].
<…> Олимпийские игры в Берлине, кроме прочего, были прикидкой сил фашистских государств (Германия, Япония, Италия) и либерально-демократических систем (Америка, Англия и Франция). В итоге триумфаторами стали фашистские режимы: Германия в первый раз была лучше, чем США; Япония была успешнее, чем Англия, а Италия завоевала больше медалей, чем Франция. Для фашистских фанатиков это было еще одним знаменованием того, что "провидение" на их стороне. Война могла начинаться…
Несколько лет назад Международный олимпийский комитет выпустил в свет "Избранные тексты" Кубертена ("Teхtes choises", 1986), которые нельзя было найти ни в одном библиографическом списке, к которым у меня был доступ. Игрой случая в мое распоряжение попали все три тома этого издания, содержавшего свыше 2 000 страниц. На первый взгляд - достаточно для того, чтобы оспорить мою прежнюю констатацию о том, что основная деятельность олимпийских господ состоит в том, чтобы предупредить появление на свет дня сочинений их болтливого "папы". Между тем, когда имеется в виду, что литераторское наследие Кубертена, которое он доверил на хранение нацистам, составляет свыше 60 000 страниц, тогда можно предугадать, что и издание такого объема может быть произведением манипуляции делом Кубертена.
Ориентация на "Избранные тексты" дала возможность составителям издания по своему нахождению сделать не только выбор между целостными текстами, но и "шинковать" объемные дела Кубертена и давать те их части, которые вписываются в картину, которую они хотели бы создать о Кубертене и его деле. На сколько их выбор из работ Кубертена дает возможность познакомиться с содержанием Кубертеновой олимпийской идеи и понять ее сущность, можно настоящим образом увидеть только тогда, когда сочинения Кубертена будут полностью доступны широкой, прежде всего, научной общественности. На основании объявленных книг, писем, статей, речей, эссе Кубертена, которые мне удалось получить (из которых большая часть не печаталась заново), возможно сделать несколько примечаний.
Основным намерением составителей было извлечение олимпийской идеи Кубертена из исторического контекста и отделение ее от жизненной (политической) философии Кубертена и его общественного (политического) ангажемента. Это предопределило выбор текстов Кубертена, целости, в которой они изложены, а также форму их представления. Кажущаяся "аполитичность" издания - выражение настояния замаскировать, прежде всего, политический фон, а самым тем и настоящий смысл олимпизма Кубертена. "Избранные тексты" основываются не на научном (историческом), а на мифологическом подходе к Кубертену и олимпийской идее. Целью их издания было не объективное ознакомление общественности с делом Кубертена для того, чтобы читатель смог создать свое мнение и сформировать свое отношение к олимпийской идеи Кубертена, а возвращение веры в олимпийский миф во время, когда осуществлена полная коммерциализация и политизация олимпийского движения.
Уже в предисловии к "Избранным текстам" Хуан Антонио Самаранч, президент МОК, выдвигает положение о мысли и деле Кубертена, которое было идеей-путеводителем при выборе текстов: "Пусть пламя, которое они зажгли в сердце человека, озарит наш мир в поисках его судьбы!" Можно без преувеличения сказать, что "Избранные тексты" представляют собой одну из пропагандистских акций МОК, который любым способом старается доказать, что существует идейный континуитет олимпийской идеи Кубертена и практики сегодняшних лидеров олимпийского движения.
Те же, кто Олимпийские игры превратили в банальный "show-business" и расправились с педагогическим (моральным) характером олимпийского движения (без чего нет олимпизма Кубертена), пользуются олимпийскими символами, мифом о Кубертене и беспощадно уродуют его дело для того, чтобы приобрести "олимпийский" легитимность (законность) для своих все более бесскрупулезных махинаций Олимпийскими играми и олимпийским движением.

олимпиада4.jpgКОЛОНИАЛИЗМ И РАСИЗМ
Оттолкнемся от комментария Мюллера к тексту Кубертена, объявленному в 1931 г. под названием "Спортивная колонизация": "В своей статье, написанной для Б.И.П.С (Bureau International de Pedagogie Sportive - прим. автора), Кубертен оценивает успех олимпийского движения в связи с пропагандой спорта. Слово "колонизация" ни в коем случае не должно создавать впечатление, что Кубертен представлял "расистскую" точку зрения. Наоборот, он подчеркивает в записи из 1912 г., что здесь не должно дойти до победы одной расы над другой" [P. d. Coubertin, "Colonisation sportive", 1931 г., в: Pierre de Coubertin, Textes choisis, II tom].
О чем в действительности идет речь в "Спортивной колонизации", видно сразу же в начале. Поддерживая решение МОК от 1923 г. об "освоении" Африки и учреждении "Африканских Игр", Кубертен считает ошибочной позицию, представленную в "Revue Olympique" в январе 1912 г., о том, "что победа подчиненной расы над властвующей могла бы получить опасное значение и рискует быть использованной местным общественным мнением в качестве подбадривания к мятежу". Сразу же затем Кубертен добавляет: "Немцы не боялись ввести спорт в своих колониях, хорошо оснащенных, среди туземцев; англичане в Индии не подстрекали много это движение, но и не препятствовали ему. Италия благосклонно приняла идею, не имея достаточно времени раздумывать о ней много. Франция была той, которая ей воспротивилась. Алжир лишен чести торжественно открыть Африканские Игры" [Там же].
Кубертен во время кризиса капиталистического порядка после Первой мировой войны требует от колониальных сил разрешить (а не признать право) колонизированным народам ("низшим расам") заниматься теми видами спорта, которые не могут внести вклад в угрозу возрожденному колониальному порядку (быть обучением или подстреком к освободительной борьбе порабощенных народов), а также принимать участие в Олимпийских играх и других международных состязаниях под патронатом колониальных властей. <…>
В этом тексте Кубертен подробнейше разрабатывает свой тезис, что "спорт, другими словами, может играть свою роль в колонизации, и то интеллигентную и эффективную роль" [Pierre de Coubertin, "Les sports et la colonisation", в: "Essais de Psyholoqie Sportive, Librairie Payot, Lausanne et Paris, 1913 г., с. 234], что недвусмысленно указывает на (колониалистическую и расистскую) оборотную сторону его настояния распространения спорта среди колонизированных народов.
То, чего Кубертен требует от колониальных властей, - показать больше соучастия к "туземцам" и разрешить им занятия спортом, что в конечном итоге должно внести вклад в интеграцию "низших рас" в возрожденный порядок расовой доминации. "Туземцы" на спортивных площадках должны были научиться уважать своих белых государей. Спортивные арены должны были бы быть местами, на которых должно было бы произойти "сближение" "высшей" и "низших" рас, государей и слуг, хозяев и работников… К своему первоначальному классовому патернализму (как и патернализму, касающемуся отношений мужчин и женщин) Кубертен добавил и расовый патернализм.
Положительным в комментарии Мюллера является то, что он "помог" нам увидеть, что для Кубертена свобода ("низших рас", конечно) не является условием, т.е. рабство не является препятствием возрождению и функционированию "международного" олимпийского движения. И в этом случае поднимается вопрос, на сколько идеологи нацизма имели права, когда утверждали, что "арийская раса" является легитимным (законным) наследником олимпизма Кубертена? Нельзя забывать, что Карл Дим, говоря об олимпийском движении и нацистском "новом порядке", как раз и имел в виду олимпизм Кубертена как орудие обеспечения расовой доминации.
Не случайно проф. Мюллер - последователь Дима в своем предисловии ко второму тому "Избранных текстов" настаивал на том, что "воодушевленный" призыв Кубертена к олимпийским факелоносцам в 1936 г., в котором Кубертен приветствует рождение фашистской Европы и фашистской Азии, является "составной частью его олимпийского завещания". <…> На сколько Кубертен освободился от расовых предрассудков, показывает и его отношение к евреям.
Констатируя в указанном сочинении, что "еврейский народ не имеет особого места в общей истории ни с политической, ни с экономической точек зрения” и что "в этом отношении его роль является незначительной”, Кубертен переходит к изложению его "расовой характеристики” (кавычки Л.С.): 
"Евреи в глубине души своей остались азиатами. О них знают не иначе, как только по богатству, которое кто-то из них скопил. Суровые и упорные - в скоплении, ловкие и лукавые - в делах, они часто становились омерзительными, но из-за их недостатков скрывается упрямый и дикий идеализм, который насильственные преследования, которым они подвергались, только укрепили и которому по большому счету помогло возникновение демократии.
Ренан сказал, что семитская раса ввела демократический принцип в общество. Он был введен и без нее, но она здесь помогла, и потому ее Ницше прогласил "мятежной” расой, которая заменила "рабскую мораль” - мораль простолюдья, на мораль хозяев - людей элиты, сильных и красивых. Все немецкие заблуждения и весь современный антисемитизм содержаться в этих словах.
Некоторые авторы, с другой стороны, примечают, что не нужно было бы говорить о еврейской расе, так как евреи, разбросанные в течение восемнадцати веков по целому свету, в такой мере смешались с другими народами, что потеряли особенности, которые составляют одну расу. Это ошибочная точка зрения. Истина в том, что, как с помощью веры, так и с помощью пропаганды, многие этнические элементы соединяются с религией Израиля. Но это такая первобытная сила еврейской крови, что нескольких ее капель совсем достаточно, чтобы обеспечить ей освоение дома. Это, иначе, не значит, что так называемое "сионистское” движение может привести к созданию в Палестине нового еврейского государства, которое будет сильным и развитым. Будущее рассудит.” [Pierre de Coubertin, "Histoire universalle”, II том, с.23, в: Jean-Marie Brohm, Le mythe Olympique, с.447]. <…>
То, чем Кубертен отличался от закоренелых расистов, были не его "благородные чувства”, а политический реализм. Страх, что колонизированные народы в моменты серьезного экономического и политического кризиса колониальных метрополий могут восстать и сбросить колониальное ярмо, является основной причиной того, что Кубертен несколько смягчил свою милитаристскую колониальную риторику. Введение спорта в колонии было не "гуманистским”, а политическим жестом "par exellence”.
В олимпизме Кубертена доминируют три идеи, которые и сегодня представляют источник консервативнейших политических концепций и движений: безоговорочная покорность рабочих "хозяевам” (владельцам средств производства, т.е. капитала); безоговорочная покорность женщины патриархальному порядку; безоговорочная покорность "цветных народов” колониальным метрополиям (белой расе). Рабочие, женщины, представители порабощенных народов не имеют ни начальных человеческих, ни основных (политических) гражданских прав. Милость хозяина составляет источник "их” прав, которые приобретаются постоянным выражением покорности. Слова Лубе о том, что "еще большая верность будет награждена еще большей благотворительностью”, представляют собой формулу обеспечения "общественной правды” (Кубертена). <…>
Принцип "Citius, altius, fortius" сам по себе не является принципом прогресса, а является им только тогда, когда подразумевает освобождение человека от существующих ограничений, (критическое) отношение человека к существующему миру. 
Олимпийская идея Кубертена направлена не в будущее: Кубертен возвеличивает эллинскую расу как фанатичного стража прошлости. Девиз "Познай самого себя" является для Кубертена не освобождающим, созидательным, а ограничительным, дисциплинирующим принципом. Олимпизм - религия, в которой человек нашел свой оконечный смысл. Поэтому одной из важнейших целей олимпийской педагогии Кубертена является уничтожение юношеской мечты еще в ее зачатии. Не идея о лучшем будущем, а идея о совершенном прошлом должна быть идеей-путеводителем для "примерного" по Кубертену гражданина.
Насколько Кубертен далеко зашел в своем олимпийском (религиозном) фанатизме, видно и по тому, что до конца своей жизни он старался ввести (по образцу древней Греции) "олимпийский" отсчет времени. Это ему удалось, хотя бы что касается "олимпийской" истории. Кубертену после Первой мировой войны удалось навязать "святой (четырехлетний) ритм” Олимпиад, перешагнув и тот факт, что в 1916 г. Олимпийские игры не проводились. Так же поступили и его наследники: фантомные Олимпийские игры 1940 и 1944 годов присоединяются к числу проведенных Олимпийских игр для удовлетворения "святой” олимпийской формы.

олимпиада6.jpg"НАРОДНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ”
В своем предисловии с текстам Кубертена, относящимся к "народному просвещению” ("education populaire”), Жорж Риу критикует технологию, которая, стремясь быть как можно более эффективной, забыла о человеческой сущности. Кубертен был тем, кто еще с начала своего "воспитательного зачинания” понял, что время требует такой этики и такой реформы образования, которые каждому обеспечат возможность свободно реализоваться в своей совокупности. В течение всей своей жизни Кубертен "будет страстно работать над развитием Народного университета, который будет в состоянии каждому предоставить возможность усовершенствования”. "Нижеследующие тексты, - констатирует в конце Риу, - дают возможность понять все благородство педагогического призвания автора.” ["Textes …”, I том, с.499].
Уже из первого текста, который следует, можно увидеть, о каком, в действительности, "благородстве” идет речь. Другими словами, Кубертен воодушевленно приветствует открытие для широкой общественности спортивного дворца "Тойнби Холл” (Toynbee Hall), который находится в восточной части Лондона, в квартале Уайтчепел (Whitechapel), название, которое, по мнению Кубертена, стало в Англии "синонимом нищеты и бедности”. [P.d.Coubertin, "Toynbee Hall”, "Le patronage social a Londres et les étudiants anglais”", 1887 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, I том, с.498].
Зачем нужен такой дворец в нищенском квартале? Кубертен: 
десь, наоборот, нужно, прежде всего, доказать, что кто-то достоен уважения; уважение - индивидуальное, а не общее. Молодежь вынуждена доказывать на своих близких свою собственную супериорность. Это большая вещь, так как, чем раньше будет признана супериорность, тем она раньше будет и принята. Истина, что для этого необходим ежедневный контакт - то место пребывания, которое и есть сущность "Тойнби Холл”. Рабочие, которые вошли туда (и их уже много), отказались от многих предрассудков о мире, к которому никогда не приблизились и о котором имели самые фантастичные идеи.” (выделил П.д.К) [Там же, с.505, 506]. 
Вместо того, чтобы бороться с нищетой и бедностью, "благородный” Кубертен старается использовать спорт для "воспитания” рабочих в том, чтобы они помирились с нищетой, в которой живут, и научились уважать своих хозяев!
После Первой мировой войны во время развития революционного рабочего движения в Европе и распада гражданских институций Кубертен, боясь за судьбу капиталистического общества, тяжело обвиняет буржуазию: 
"Капиталистическая буржуазия рискует дорого заплатить за эгоистичный расчет, который ее заставил установить демократию. Она никогда не хотела помогать рабочему классу приобретать иные знания, кроме тех, которые службу его могут сделать более продуктивной, увеличивая его производственные способности. Она ему запрещала доступ даже к тем непристрастным знаниям, которые, как это восхитительно говорит священник Вагнер (Wagner), дают "доступ к возвышенной жизни”. Она создала духовное богатство и поставила возле него стражу для охранения монополии.
Результатом этого является то, что культура сейчас в опасности. При установлении власти рабочих рабочие будет уполномочены охранять хранилище, к содержанию которого никогда не прикасались и которое рискует быть уничтоженным в их руках неспециалистов. Так бы могло пропасть, опять же по ошибке до вчера привилегированных, наследие, скопленное усилиями стольких поколений.
Не поздно ли защищаться от такой страшной неизвестности? Без сомнения, весьма поздно, а, кроме того, малочисленны те, которые видят эту опасность и стараются устранить ее. Сейчас не время излагать то, что может быть сделано полезного с помощью таких средств, как народные университеты. Предлагаю сделать это вскоре. Но, в педагогии рассматривается не только умственная сторона; существует и физическая. Время диктирует открыть для всей молодежи то поле спортивной деятельности, где установились радость, мир и равенство, и которое путем этого может стать пригодной территорией для установления социального мира.
Так как теряется из вида, что общественные столкновения рождены не только под ударом противоположных, трудно примиримых интересов, а большей частью появляются под бременем тоски, гнева и накопившихся оскорблений. Ничто не является таким пригодным, как спорт, для излечения молодежи от этих ран.
"Спорт для всех”. Это то, что мы сейчас хотим организовать с помощью передовых общин и крупных рабочих обществ.

Говорится о "пролетарском олимпизме”. Меня не пугает такое название. Призыв, который я еще в начале этого 1919 г., сделал моим коллегам, встречен, прежде всего, в Америке, самым теплым образом, а Интернациональный комитет (олимпийский - прим. автора) решил организовать в 1921 г. в Лозанне общий конгресс популярных видов спорта, программа которого изучается и будет утверждена на нашей сессии в Анверсе. По нашему старому обычаю мы остаемся упорными практиками, для которых теория не имеет ценности, если не может быть сразу же применена в практике.” (выделил П.д.К) [P.d.Coubertin, "Le dilemme”, декабрь 1919 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, I том, с. 539, 540].
В своей "заботе" о "духовном развитии" рабочих Кубертен идет до той меры, что составляет подробнейшую программу их образования. Он становится специалистом в практически всех областях человеческих знаний. История, философия, естественные науки, искусство… В его программе находим вопросы, которые необходимо разработать в рамках тем, таких, как: звезды, математика, земля, вода, воздух, огонь, минералы, растения, агрокультура, животные, человек, электричество, машины, промышленность, торговля, транспорт, законы …
Конечно, все это - фасад. То, в чем Кубертен был в действительности заинтересован, была расправа с критическим умом, который направляет рабочих на борьбу за свои человеческие права. В разделе "Критика и еуритмика" первая лекция гласит: "Критический дух: мир (общественный, конечно, - прим. автора) - предварительное условие". Вторая лекция: "Сотрудничество воли и физической тренировки восстановления физического и умственного мира". [ P.d.Coubertin, "Memoire concernant l’instruction superieure des travailleurs manuels et l’organisation des Universités ouvrières”, 1923 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, I том, с.534].
Из своей программы образования рабочих Кубертен выбросил все, что не вписывается в его представление о мире. "Культурное наследие человечества" сводится, в действительности, к властвующей идеологии. Этот вопрос интересен и потому, что Кубертен - борец за "культурное наследие человечества" не имеет ни одного слова критики для нацистских пироманских ритуалов, в которых сжигались произведения величайшего культурного значения. Кубертен сводит рабочих к примитивцам, которые уничтожат культурные блага человечества, а возвеличивает нацистов, которые эти блага систематически уничтожают.
Идет ли речь о непоследовательности Кубертена, которая может быть объяснена политическими мотивами, или, в действительности, речь о последовательном соблюдении начала - что только то, что соответствует интересам существующего порядка доминации включается в "духовное наследие" человечества?
В указанной "борьбе за рабочих” Кубертен нигде не исходит из прав рабочих на образование как людей и граждан, и в этом контексте - из их права бороться легальными политическими средствами за то, что им и по закону принадлежит. Кубертен сводит людей, живущих своим трудом, наемников капитала, к "рабочему классу” и таким образом отнимает у них элементарные права как гражданам. Отношение капиталиста и рабочего Кубертен пытается свести к отношению феодального хозяина и крепостного. Милосердие владельца капитала является основным и единственным источником прав рабочих.
Это исключительно значительная точка соприкосновения Кубертеновской "благородной” педагогии и (точно так же "благородной”) педагогии бывших бюрократских режимов "реального социализма”. Рабочие не являются теми, которые как люди имеют право на образование, а государство (властвующая бюрократская олигархия) является тем, кто им "дает” это право на образование, а также программу образования.
Кубертен также нигде не говорит о праве рабочих на самообразование, точнее, о настоянии рабочих принимать участие в культурной жизни и создавать собственный взгляд на жизнь, который проистекает из их общественного положения и который направлен на отмену неправды. Основной смысл Кубертеновских "Рабочих университетов” состоял в том, чтобы (как и в "реальном социализме”) "воспитывать” рабочих так, чтобы, несмотря на их действительное общественное положение, они оставались лояльными существующему порядку.
Боязнь, что рабочие разорят существующий порядок, о котором сам Кубертен говорит как о "неправедном”, - это настоящая причина "духовнического” отношения Кубертена к рабочим, а не человеческие побуждения, солидарность с угнетенными. То, что он в действительности проповедует еще, начиная со своей "Программы” ("Un programme: Le Play”) из ноября 1887 г., это то, что "правящий класс” (аристократия и капиталисты) будет "более милостив” к рабочим для смягчения их недовольства и обеспечения социального мира.
Что касается "пролетарского олимпизма”, у Куберетена была возможность выбора между "Olimpiade popular”, которую летом 1936 г. в Барселоне организуют иберийские рабочие (в знак протеста против берлинской Олимпиады), и нацистских Олимпийских игр. Кубертен определился за нацистов. И пока в Берлине под звуки нацистских фанфар разносились восхваления Кубертена нацистскому режиму, фашистские труппы Франко с обильной помощью нацистов проливали кровь рабочих - борцов за республику.

Олимпиада5.jpgПЕДАГОГИКА
Одной из основных причин, по которым гражданские теоретики упорно стараются отделить мысль Кубертена от исторического контекста, в котором она возникла, и его олимпийскую идею - от его фундаментальных политических ориентиров (философии жизни), является та, что Кубертен старался сделать из спорта эффективное средство для сохранения существующего порядка.
Воспитательная концепция Кубертена направлена не на преобразование общественных отношений, а на предупреждение человека изменять существующие отношения. Кубертен пытается с детства искалечить человека, убить в нем самосознание, человеческое достоинство, предупредить развитие его индивидуальных духовных потенциалов. Кубертен и буквально ударяет человека по голове, наступает на его характер, психику.
Не случайно, что Кубертен с такой яростью сопротивляется духовному развитию молодежи прежде, чем она приобрела характер "примерных” граждан. Не случайно и то, что он настаивает на боксе как основном и незаменимом средстве воспитания молодежи. Удары кулаков должны уничтожить испульсы человеческого, основание, на котором развивается юношеская мечта.
В предисловии к книге, которую объявит его профессор фехтования, Кубертен объясняет, почему он любит бокс: 
"Бокс - struggle for life, представление борьбы за жизнь; человек внимательно выбирает свой момент, выбирает место и раз! - направляет своему противнику удар кулаком, в который вкладывает всю свою силу и решительность. Какое удовольствие!, а о пользе такого упражнения не нужно и говорить.” (выделил П.К.) [P.d.Coubertin, Charles J-B.: "Ma Metode. Préface”, 1890 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.182]. 
Бокс (вместе с греблей) - "первый”, "фундаментальный” спорт, "основание эффективной и рациональной культуры” [P.d.Coubertin "Les échelons dun éducation sportive”, 1913 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.443], которым дети должны начать заниматься, "в отличие от большинства других упражнений”, "уже с восьми и девяти лет” [P.d.Coubertin "La gymnastique utilitaire”, 1906 г., в: P.d.Coubertin, "Textes…”, III том, с.500].
Когда говорит о боксе, Кубертен имеет в виду не только так называемый "английский бокс”, в котором удары наносятся кулаками, а и так называемый "французский бокс”, в котором удары наносятся и ногами. Интересно, что Кубертен в боксе видит основное средство воспитания не только мальчиков, но и девочек (!), с тем, что девочки должны заниматься несколько "более мягким” боксом. Разделение происходит несколько позже (в пубертатном периоде), когда мальчики начинают заниматься регби (мужским видом спорта "par exellence”), а девочки - теми видами физических упражнений, которые не будут угрожать исполнение ими тех общественных ролей, для которых они биологически предопределены. [P.d.Coubertin "Les échelons…”, в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.444].
Кубертен до такой меры был заколдован боксом, что придумал новую спортивную дисциплину - "бокс на конях” (!) и составил правила ее игры. [P.d.Coubertin "Boxe”, 1906 g, в: P.d.Coubertin, "Textes…”, III том, с.257]. Странно, что эта "гениальная” идея Кубертена не включена в олимпийскую программу. То, что бокс - "этот удивительный мужской спорт” [P.d.Coubertin "Le sport est roi”, 1920 g, в: P.d.Coubertin, "Textes …”, II том, с.494] был непрестанным вдохновением мечтательного духа Кубертена, показывает и его настойчивость в дополнении официальной программы исполнения "Девятой симфонии" Бетховена, особенно его "единственного финала”, спектаклем, в котором будет исполнено "несколько удивительных атакующих боксерских позиций” [P.d.Coubertin "Arts, letters et sports”, 1907 g, в: P.d.Coubertin, "Textes …”, II том, с.494].
Эта мания Кубертена использовать произведение Бетховена как декорацию своего олимпизма в самой худшей форме проявится на нацистских Олимпийских играх, когда нацисты, по требованию Кубертена, включат "Девятую симфонию" Бетховена в "культурную программу” Игр.
Кубертен считает, что тело должно быть полностью подчинено требованиям воли - нить, соединяющая сегодняшний "спорт высокого класса” с педагогией Кубертена. В статье из ноября 1902 г., посвященной физическому образованию в ХХ веке, Кубертен констатирует, что средневековое истязание (собственного тела) имеет "более гуманную” и "более благородную” причину, чем это показано в отдельных литературных произведениях. Другими словами, речь идет о "потребности души истязать тело, чтобы оно стало покорнее”.
Как пример для педагогии ХХ века Кубертен приводит "святого” Коломбана (saint Colomban), который "в полночь спускается к заледеневшему озеру” или "стегает себя крапивой”, и то, в первую очередь, не для того, чтобы "обеспечить себе место на небе”, а "для сохранения в себе чудесной энергии, из которой его дело проистекло и предоставило ему ободряющее представление” [P.d.Coubertin "Léducation physique au XXe siècle: la peur et le sport”, 1902 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, I том, с.374].
Мазохистские спектакли, которые нам рекомендует Кубертен, в большой мере завладели так называемым "спортом высокого класса” и Олимпийскими играми. Правду сказать, мотивы несколько банальнее (деньги, конечно), но воля к победе и достижению рекордов до такой меры "усилилась”, что в состоянии уничтожить тело для достижения поставленной цели. Иезуитский фанатизм "святого” Коломбана - детская игра по сравнению с фанатизмом сегодняшних "спортсменов высокого класса”.
На сущность педагогии Кубертена указывает и его текст "Источники и границы спортивного прогресса”, который по поводу нацистских Олимпийских игр объявлен в июне 1936 г. в берлинской газете "BZ am Mittag”. Советуя нацистскому режиму, как из "арийцев” создать "красивую спортивную расу”, Кубертен делает вывод: "Общественный мир - не гражданский мир, это - порядок. Можно властвовать под весьма разными политическими порядками; но нельзя будет властвовать в институциях, если сначала не властвуется в головах.
Поэтому современный прогресс имеет, прежде всего, педагогическую сущность” [P.d.Coubertin "Les sources et les limites du progrèss sportif”, 1936 г., в: P.d.Coubertin, "Textes…”, I том, с.494]. "Властвовать в головах” - это кредо олимпийской педагогии Кубертена. То, что многие толмачи Кубертена всеми силами пытаются скрыть, Кубертен в воззвании к нацистам ясно сообщает.
Путь олимпийской педагогии Кубертена начинается "мускулистыми христианами” Томаса Арнольда, а завершается "железным телом” гитлеровских "арийцев”. Здесь необходимо напомнить предупреждение Блоха о том, что физическое обучение молодежи без интеллектуального образования означает не что иное, как производство "пушечного мяса”. Вторая мировая война ужаснейшим образом доказала правильность этого тезиса. В нынешнее время "Рэмбо-изм” представляет собой (правда, несколько более банальную) версию кубертеновской мускулатурной педагогии.
Если в рассуждениях о гуманизме Кубертена оттолкнемся от основных идей Французской гражданской революции (свобода, равенство, братство) как гуманистских постулатов гражданского общества, трудно было бы олимпийскую философию Кубертена включить в гуманистское наследие гражданского общества. "Право на свободу” для Кубертена - не основное человеческое право: основа и источник всех прав - "право сильного”.
Что касается "равенства”, Кубертен утверждает, что "закон неравенства - самый старый и основной общественный закон”, против которого бессмысленно бороться. "Братство”, по Кубертену, "не для людей, а для ангелов”. Первоисточные "права человека” (droit de lhomme), без которых нет (современного) индивидуа, а тем самым и современного общества, не имеют для Кубертена никакого значения. Что касается "прав гражданина” (droit de citoyen), для Кубертена конституитивным элементом общества является не гражданин, а раса, нация, семья. В кубертеновской олимпийской философии нет места для эмансипированного гражданина, что значит, нет места и для (эмансипированного) гражданского общества.
Кубертен создавал свою олимпийскую идею, исходя не из первоисточных гуманистских идей гражданского общества, а из существующего мира, в котором доминируют требования, выставляемые экспансивным капиталом. Еще в самом начале его олимпийского пути идеей-путеводителем Кубертена был "факт”, что в существующем мире "не установлено владычество духа” [ P.d.Coubertin "Exercices de sport”, 1894 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.432].
Лет десять спустя Кубертен повторяет: "Минерва - богиня мира и мудрости не является больше той, которая владеет светом, это сейчас Меркур - бог предпринимательства, движения и торговли” [P.d.Coubertin "La gymnastique utilitaire”, 1906 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.484]. Точно так же Кубертен исходит из "факта”, что "все нации вооружены до зубов” и что эта тенденция пускает "все больше корней” [ P.d.Coubertin "Le tableau de léducation physique au XXe siècle”, 1902 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.387].
Одновременно Кубертен подчеркивает, что "борьба за жизнь” является логикой, которая характеристична не только в нынешнем (его) мире, а совсем наверняка она будет властвовать и в завтрашнем мире, "вопреки всем красивым проектам общественной организации и коллективистской гармонии” [ P.d.Coubertin "Une nouvelle formule déducation physique”, 1902 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.457].
Кубертеновская олимпийская идея и практика должны были открыть простор не гуманистским потенциалам гражданского общества, а милитаристскому капиталу, который пытался покорить мир. Сладкоречивые фразы олимпийских господ ("Ода спорту” Кубертена, например) должны были бы придать "гуманистскую” законность беспощадным завоевательским походам колониальных сил. Кубертен с времени на время "оставляет” существующий мир и возвращается в прошлое для того, чтобы там найти пригодный строительный материал для своей олимпийской идеи.
Античная (рабовладельческая, расистская) Греция при этом появляется как неиссякаемый источник его гуманизма. Позиции Кубертена по поводу Французской гражданской революции - "изменилась только форма”, а "сущность осталась прежней”, показывают, на сколько Кубертен был заинтересован в существенно новых, гуманистских просторах, созданных гражданским обществом.
Здесь можно было бы поставить и вопрос - как можно называть "гуманистом” человека, который с помощью спорта и "утилитарной педагогии” старается увековечить порядок, о котором сам говорит, что он покоится на неправде? В связи с этим, как можно отделить Кубертеновскую "гуманистскую” олимпийскую идею от его колониализма, расизма, национализма, дискриминации женщин, фанатичного милитаризма (антипацифизма), элитаризма, антиинтеллектуализма, от его приклонения к фашизму в дни, когда решалась судьба человечества?
Профессор Риу заканчивает обзор и анализ сочинений Кубертена его работой из апреля 1927 г. ("De la transformation et de la diffusion des etudes historiques: caracteres et consequences”), направленной афинской Академии. Свыше ста статей, речей, эссе из последних десяти лет жизни Кубертена, в которых он подвел итог своего дела и написал философские и педагогические дискуссии, которые имеют исключительное значение для понимания его олимпизма, не стали предметом серьезного рассмотрения Риу. А это как раз и есть тот период, в котором Кубертен открыто встал на сторону нацистов.

Олимпиада7.pngНАЦИЗМ
Несмотря на единую исходную точку зрения, когда речь идет о сохранении мифа о Кубертене, между подходами Мюллера и Риу имеются определенные различия. Их можно понять, если иметь в виду борьбу за Кубертена и его олимпийское наследие, ведущуюся, прежде всего, между французскими и немецкими гражданскими теоретиками, в рамках борьбы за национальный престиж.
Современные Олимпийские игры - это (мифологическая) нить, которая соединяет современное гражданское общество с античной Грецией - духовной колыбелью западной цивилизации. Не случайно, что европейские колониальные силы, особенно во время своей колониальной экспансии, боролись за то, чтобы добраться до Олимпии - античного олимпийского святилища и таким образом доказать, что полагают законное право на античное культурное наследие.
Бисмарк в свое время получил от греческого правительства эксклюзивное право на проведение раскопок в Олимпии. Его дело продолжили нацисты: Гитлер из денежного фонда, находившегося в его распоряжении, финансировал раскопки в Олимпии, предметы из которых должны были стать "памятником Третьему Рейху за его границами”. Финальные работы на раскопках Олимпии будут произведены после Второй мировой войны под немецким окрыльем и под надзором главного идеолога нацистского олимпизма Карла Дима.
Французским олимпийским националистам остался Кубертен. Между тем, "великий француз” Кубертен, когда добрался до величайших олимпийских вершин, все свое олимпийское наследие доверяет нацистам, назначив их стражами его олимпийской идеи. Весной 1937 г. Кубертен пишет правительству Третьего Рейха: "Мне не удалось закончить то, что я хотел. Считаю, что Центр олимпийского изучения помог бы больше, чем что-либо другое, сохранить и развить мое дело, а также защитить его от извращений, которым, боюсь, оно может быть подвергнуто” ["The Olympic Movement”, Comité International Olympique, с. 100, Lozanna, 1984 г. См. и: Carl Diem, Weltgeschichte… с.1145].
Это была пощечина "любимой Франции” (Кубертена), которая и сегодня звенит в головах национальных олимпийских идеологов. Реакции разные: некоторые, подобно профессору Риу, засовывают голову в песок; другие, подобно культурному посланнику официальной Франции Булоню, проглашают Кубертена "шизофреником”.
Встревоженные предупреждения Булоня о том, что нельзя допустить, чтобы "нацистский волк” Карл Дим был провозглашен исполнителем духовного (олимпийского) завещания Кубертена, остались, хотя бы, что касается Международного олимпийского комитета, тщетными воплями. "Избранные тексты”, составленные и выпущенные под его покровительством, послужили возвеличиванию Карла Дима как законного наследника Кубертеновского олимпизма.
Вот как заканчивает профессор Мюллер свое предисловие ко II тому "Избранных текстов”: 
"Несмотря на официальные приглашения, Кубертен не присутствовал ни на Олимпийских играх 1928 г. в Амстердаме, ни на Олимпийских играх 1932 г. в Лос-Анджелесе. Инициатива Карла Дима по поводу Олимпийских игр 1936 г. - организовать перенос олимпийского факела - полностью соответствует его пониманиям. Его вдохновленный призыв к факелоносцам от Олимпии до Берлина может быть понят как составная часть его олимпийского завещания.
Важнейшим олимпийским свидетельством из последних лет его жизни является его дискуссия о "философских основах современного олимпизма”, которая транслировалась по радио в 1935 г.. Кубертен таким образом начал серию интернациональных передач о берлинских Олимпийских играх 1936 г.. Он в сжатой форме еще раз изложил идеи о современном олимпизме, которые развивал десятилетиями.
Они могут быть сжаты до трех следующих начал: 1. "Прославлять Олимпийские игры - значит обращаться к истории”. 2. "Олимпийская идея - не система, это духовная и моральная позиция”. 3.”Моей непоколебимой верой из молодости и поздних дней был и остается животворящий принцип моей работы”.
Кубертен издалека со вниманием наблюдал за ходом Олимпийских игр 1936 г.. Их художественные формы несли печать его влияния, на что указывает исполнение "Оды радости” Бетховена во время особой манифестации вечером накануне открытия Игр.
Несмотря на тогдашние желчные дискуссии о политизации и коммерциализации Олимпийских игр и спорта, его вера в будущее олимпизма осталась непоколебимой вплоть до его смерти 02.09.1937 г. в Женеве. Как он требовал в своем завещании, его сердце 26 марта 1938 г. в Олимпии было замуровано в мраморном памятнике, который воздвигнут в знак памяти на возрождение Олимпийских игр в нескольких шагах от античного стадиона.
Международная олимпийская академия (А.И.О.), о которой Карл Дим размышлял во время церемонии замуровки сердца, размещена в непосредственном соседстве стадиона. Ее основание в 1961 г. было общим делом грека Яна Кетсеаса (Jean Ketseas) и Карла Дима. Она увековечивает олимпийское наследие Пьера де Кубертена" [Norbert Müller, Préface, II том, с.19, в: P.d.Coubertin, "Textes…”].
В предисловии к текстам и интервью Кубертена, в которых он возвеличивает нацистские Олимпийские игры и Гитлера, Мюллер говорит и то, что Кубертен из своей штаб-квартиры в Лозанне "активно участвовал" в подготовке XI Олимпийских игр.
Он был "в близком контакте с Карлом Димом" - "spiritus rector" олимпийского движения в Германии. Кубертена и Дима сблизили, по Мюллеру, "одинаковые стремления в спортивной педагогии" и "одинаковый взгляд на художественную и торжественную форму", которая должна была быть реализована на берлинских Играх. Иначе их сближение началось еще в 1913 г. во время подготовки Игр, проведение которых предусматривалось в 1916 г. в Берлине. [ P.d.Coubertin, "Textes…”, II том, с.304].
На "активное участие" Кубертена в подготовке нацистских Олимпийских игр указывает и его текст "Олимпизм и политика", в котором он приветствует "Декларацию" ("Declaration"), которую Байе-Латур провозглашает по возвращении из Германии (в которую поехал для "проверки" оправданности многочисленных порицаний по поводу того, что нацистский режим непрерывно нарушает Олимпийскую хартию).
Констатируя то, что выраженное беспокойство за то, что происходит в Германии, "не является совсем спонтанным или искренним", Кубертен подчеркивает, что Байе-Латур оправдано "заклеймил" настояние "поставить Олимпийские игры в службу избирательских интересов". Таким образом отбита еще одна "нечестная атака", направленная против берлинской Олимпиады. [P.d.Coubertin, "LOlympisme et la politique", 1936 г., в: "Textes …”, II том, с.440].
И Мюллер указывает на принципиальные (неполитические) позиции Кубертена, когда речь идет о берлинской Олимпиаде и Олимпийских играх вообще: "В своем новогоднем приветствии из 1936 г., которое объявлено в "Revue Sportive Illustree Belge", Кубертен без колебаний определяет свою позицию по поводу влияния политики на спорт. Он решительно сопротивляется бойкоту Олимпиады, который планирован в США на 1936 г. и поддержан во Франции.
По Кубертену, олимпийский принцип не должен поддаваться влиянию преходящих явлений и должен оставаться независимым от моментальных политических событий" [Norbert Müller, Predislovie k tekstu Kubertena "LOlympisme et la politique", в: P.d.Coubertin, "Textes …”, II том, с.440]. Мюллер ссылается на интервью Кубертена из "Le Journal" от 27 августа 1936 г., в котором Кубертен подчеркивает, что "величественный успех берлинских Игр прекрасно послужил олимпийской идее"; противится утверждениям, что берлинская Олимпиада была злоупотреблена нацистами в политические цели; и воодушевляется "гитлеровской силой и дисциплиной", которые доминировали на Играх.
На "непристрастное" отношение Кубертена к берлинской Олимпиаде указывает и его интервью, которое объявлено в журнале "LAuto" 4 сентября 1936 г.. Вот как Кубертен реагировал на комментарий Фернанда Ломаччи (Fernand Lomazzi) о том, что берлинские Олимпийские игры были "пропагандной политической манифестацией":
"Объявлено, что берлинские Олимпийские игры, с технической точки зрения, были полнейшим успехом. Мог бы ответить, что мне этого достаточно. Но это не было бы объяснением. Конечно, спортивная сторона должна быть доминирующим элементом Игр, но я думаю, что не нужно было бы иметь Игр без элемента страсти, который единственный в состоянии дать им значение, которые они должны иметь. Я всегда требовал этой страстной восторженности, я хотел ее, призывал всеми своими силами. Ведь состязательный спорт сам по себе не является обычной вещью, которая может быть приспособлена тесным и мелочным правилам.
Давайте поймем, что Олимпийские игры - это жестокая, дикая борьба, которой не соответствуют иные, кроме жестоких и диких существ. Окружить их атмосферой конформистской слабости без страсти и неумеренности, значило бы искалечить их, отнять у них любую их особенность. Не говоря уже об Играх, к которым разрешен доступ женщинам и молодежи, вообще слабым. Для них существует другой облик спорта - физическое воспитание, которое даст им здоровье. Но для Игр, моих игр, я хочу совсем другой крик страсти, каким бы он ни был. В Берлине трепеталось за идею, о которой судить не нам, но которая была страстным вызовом, которого я постоянно требую.
Техническая часть, с другой стороны, организована со всем необходимым вниманием, и немцам нельзя приписать спортивной нечестности. Как можете хотеть, чтобы я в таких условиях отрекся празднования XI Олимпиады? Ведь, точно так же, та глорификация нацистского режима была эмоциональным шоком, который обеспечил огромное развитие, которого они достигли" ["Comment P. de Coubertin concoit les jeux olympique, par Fernand Lomazzi", "LAuto", 4 сентября1936 г., в: Jean-Marie Brohm, Le Mythe olympique, с.431].
Жан-Мари Бром (Jean-Marie Brohm) с правом замечает: "Нацистская страсть как интеллектуальный стумулянс олимпизма! Фашистское исступление, антисемитская ненависть, тевтонский пафос, нацистская символика как страстная восторженность Игр !" [Там же].
Интересно и объяснение Мюллера о том, почему не проводились Олимпийские игры в Токио в 1940 г.. Причина - "китайско-японская война", которая, "к сожалению", препятствовала проведению Игр в Токио. [P.d.Coubertin, "Textes…”, II том, с.681].
Прежде всего, фашистская Япония после выхода из Сообщества народов отказалась организовать Олимпийские игры для того, чтобы иметь развязанные руки для своих новых колониальных походов. Японские фашисты, другими словами, были теми, кто воспрепятствовал проведению Олимпийских игр в Токио. Для членов МОК "японско-китайская война" (нападение фашистской Японии на Китай), наверняка, не была препятствием к проведению Олимпийских игр в Токио.
Иначе, действительно "скорбно", что фашисткая Япония не дала миру еще одно впечатляющее "пацифистское" представление, подобное тому, которое нацисты организовали в Берлине. Это, без каких-либо сомнений, невозместимая потеря для олимпийского движения.
Кубертен воодушевленно приветствует предоставление права проведения Олимпийских игр Токио. С восклицанием: "Олимпизм проникает в Азию!" Кубертен признается в почтении "Японской империи" (!), называя цивилизацию, которую она представляет, "одной из самых славных" среди азиатских цивилизаций. Олимпийский огонь должен был бы связать ее с эллинской, как "самой честной" среди европейских цивилизаций. [P.d.Coubertin, "Les prochains Jeux auront lieu à Tokio", 1936 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, II том, с.681]. Путь олимпийского факела, конечно же, проходил бы через нацистскую Германию.
В контексте дискуссий об отношении Кубертена к нацистским Олимпийским играм было бы интересно рассмотреть и вопрос "пацифизма" Кубертена. Здесь нам "Избранные тексты" не смогут много помочь, но это может сделать Ив-Пьер Булонь. По нему, "полностью очевидно", что Олимпийские игры для Кубертена были перемирием. В подтверждение своего тезиса Булонь цитирует Кубертена:
"В правильные, с этой целью точно утвержденные периоды времени, ссоры и перепалки временно бы прерывались, а недоразумения забывались. Люди - не ангелы, и не думаю, что человечество что-нибудь получило бы, если бы большинство из них ими стали. Но действительно сильной личностью является тот человек, который обладает волей, достаточно сильной для того, чтобы самого себя и сообщество, которому он принадлежит, заставить на краткое время полностью забыть свои интересы или страсные желания быть властителем или собственником, несмотря на то, как бы они не были оправданы.
Что касается меня, я не имел бы ничего против того, чтобы увидеть, как среди войны столкнувшиеся войска остановят на краткое время военные операции из уважения к честным и пропитанным рыцарским духом спортивным играм, которые были бы организованы во время этого перемирия" [В: Ив-Пьер Булонь, Олимпийский дух Пьера де Кубертена, с.172,173].
Этот текст совсем ясно говорит о том, что военные столкновения для Кубертена являются не только неминовной судьбой человечества, но что для человечества не было бы хорошо, если бы они навсегда прекратились. И вместо того, чтобы после всего, что ужасы войн "принесли" человечеству, противопоставиться антропологическим рассуждениям Кубертена, которые являются только оправданием войноподжигательского фанатизма Кубертена, Булонь констатирует, что идея Кубертена о приостановке военных столкновений для проведения спортивных игр, "к сожалению, полностью неосуществима".
И действительно, на сколько бы мир был счастливее, если бы воюющие стороны сыграли несколько футбольных матчей прежде, чем продолжить проливать кровь одни другим и уничтожать то, что от мира еще осталось! Какое счастье, если бы, например, поляки провели атлетическую встречу с нацистами прежде, чем те уничтожили Варшаву и убили миллионы поляков. Или евреи с "арийцами" - прежде, чем их те послали в газовые камеры. Это было бы триумфом "пацифистского" духа Кубертена!
Фанатичный антипацифизм представляет собой один из основоположных камней Кубертеновской олимпийской педагогии. Ближайшим в оценке "пацифизма" Кубертена был идеолог нацизма Карл Дим - соратник и "гениальный приятель" Кубертена.
В своем произведении "Олимпийская идея в новой Европе" (фашистской, конечно) Дим констатирует: "В современной эпохе ожил этот милитаристский дух Олимпийских игр. Кубертен, их возродитель, имел в своих венах бойцовскую кровь. Он гнушался пацифизма и всех туманных утопий о мире. Его педагогические, исторические, политические произведения нам указывают на неустрашимый характер - характер настоящего бойца." [В: Jean-Marie Brohm, Le Mythe olympique, с.379].
На сколько Кубертен был фанатичным милитаристом, указывают и его войноподжигательские позиции из сентября 1913 г., объявленные в "Revue Olympique", которые иначе представляют собой один из основных постулатов его педагогии: "Контакт с оружием делает из юноши человека. Удивительна традиция, которую установили немцы и из которой берет начало все рыцарство." [P.d.Coubertin "Les échalons dune éducation sportive”, 1913 г., в: P.d.Coubertin, "Textes …”, III том, с.445].
Сразу же по окончании Первой мировой войны, которая принесла смерть и узуродовала миллионы молодых людей, Кубертен в Лозанне в феврале 1918 г. выступает с речью, в которой среди прочего говорит, что история обеспечила Франции возможность отметить "самую удивительную из колониальных эпопей" в последние сорок лет и "провести молодежь через опасности какого-то пацифизма и какой-то свободы, доведенной до экстремизма," вплоть до мобилизации в августе 1914 г., "которая останется одним из прекраснейших спектаклей, которые демократия показала миру."
В начале 1992 г. в Англии выпущена книга "Властелины олимпийских колец" ("The Masters of the Rings"), которая вызвала большую заинтересованность в Европе и вскоре была переведена на многие языки. Ее авторы - Вив Симсон (Vyv Simson) и Эндрю Дженингс (Andrew Jennings), британские журналисты, работающие в ТВ-компании "Гранада", которые приобрели славу (и были награждены) за свои расследования о сотрудничестве служащих британского Скотланд-ярда с лондонскими перепродавцами наркотиков; о связи Белого дома, ЦИА и британских наемников с никарагуанскими "контрами", о мафии, терроризме и о других "горячих" темах. В отличие от спортивных журналистов, которые, по правилу, показывают только одну сторону спорта, которая привлекает зрителей и приносит деньги, Симсон и Дженингс в течение четырехлетней работы исследовали темную, заботливо скрываемую от глаз общественности сторону спорта.
Особое внимание авторы уделили Международному олимпийскому комитету (МОК) и его президенту Хуану Антонио Самаранчу (Juan Antonio Samaranch). В работе о его, прежде всего, политической биографии они опирались на исследования Хайме Боикса (Jaume Boix) и Аркадио Эспаде (Arcadio Espada), которые объявлены в книге "El Deporte del Poder” ("Спорт мощи”), выпущенной в 1991 г. в Мадриде (Ediciones Temas De Hoy).
В то же время авторы пользовались разной информацией и документами, а особое значение имели разговоры с теми людьми, которые посредственно или непосредственно участвовали или были свидетелями закулисных игр, главными героями которых были ведущие люди международного спорта.
Самаранч желчно реагировал. Обвинил Симсона и Дженингса в том, что они работают на тех, кто желает подкопать его авторитет и взойти на место президента МОК. И вместо того, чтобы противостоять доводам авторов аргументами и фактами из своей политический и "олимпийской” биографии, Самаранч подал иск против них, и то как раз тогда, когда они должны были ознакомить общественность с документацией, на основании которой написана книга. Интересен и факт, что иск он подал в Лозанне, где находится штаб-квартира МОК, а не в какой-то из тех стран, где книга объявлена.
Нижеследующий текст написан на основании сведений, изложенных в книге Симсона и Дженингса (речь идет, иначе, о немецком издании под названием "Geld, Macht und Doping ” ("Деньги, мощь и допинг”, Knaus Verlag, Мюнхен, 1992), а также на основании определенного числа разработок, указанных в моей книге "Олимпийский обман” (Дечьи новине, 1992). Особую помощь мне оказала необыкновенная научная работа Трива Инджича "Современная Испания” (Нолит, 1982 г.), а также переводы, необъявленные рукописи, письма, информация и разъяснения, которые я получил от социолога и историка Радивоя Николича, который во время гражданской войны в Испании сражался против фашизма и который после поражения республики провел несколько лет в фашистских казематах. Я благодарен и его каталонским и испанским соратникам, которые помогли мне лучше понять сущность злодейского режима Франко, а также роль, которую Самаранч играл в том режиме.
Симсон и Дженингс уже в самом начале своей книги предоставляют утверждения, которые могут ошеломить многих неискусных: "Мы поразились, когда выяснилось, что эти расследования на много труднее, чем все предыдущие. В прошедшие годы мы писали и составляли телевизионные сообщения на разные темы: о мафии, об афере "Иран-Контра” (Iran-Contra), о терроризме, о коррупции в Скотланд-ярде и о других темных сторонах общественной жизни. Но труднее всего было нам проникнуть в мир Олимпийских игр и любительского спорта. Никогда прежде мы не встречались с таким количеством препятствий, когда мы хотели получить интервью, предназначенные общественности, или добраться до документов и прочих оригинальных источников.”
Говоря о современном олимпийском спорте, авторы констатируют, что речь идет о мире, скрытом от глаз общественности, который находится в "элитной области”, в которой все решения о спорте принимаются "из-за закрытых дверей”. В мире МОК "деньги служат не для того, чтобы создать условия для тренировок спортсменам, а, прежде всего, для того, чтобы обеспечить эксклюзивный образ жизни узкому кругу функционеров. Деньги, предназначенные спорту, бывают переведены на счета за границей. Это общество, в котором функционеры не выбираются и могут постоянно оставаться на руководящих позициях”. "В этой книге речь идет не о спортсменах, которые борются за золотые медали, - констатируют в конце авторы, - а о скрытом мире темных элегантных костюмов, о людях, которые манипулируют спортом для осуществления собственных интересов”.

Олимпиада, Самаранч.jpgПУТЬ К ОЛИМПУ
Хуан Антонио Самаранч вышел из богатого каталонского дома, заработавшего капитал в текстильной отрасли промышленности. Еще с шестнадцати лет, сразу же возле поднятия мятежа Франко, он присоединяется к движению молодых фашистов "Frente de Juventudes”. Властями Барселоны, которые были лояльны выбранному народом республиканскому порядку, за его деятельность в фашистском движении он был приведен на допрос и сразу же выпущен, благодаря его возрасту. 
Непосредственно перед восемнадцатым днем рождения он призван в республиканскую армию. По свидетельству Хуана Ларча (Juan Llarch) - известного каталонского писателя, который призван в один и тот же день с Самаранчем, Самаранч "с самого начала был иным, чем остальные солдаты.
Его тактикой было - быть поближе к капитану и другим офицерам. Он каким-то необъяснимым образом всегда имел при себе табак и шоколад, в которых в то время оскудевалось. Когда капитану нужна была сигара, Самаранч всегда был под рукой, чтобы предложить ее ему”. Ларч еще тогда разоблачил способ обхождения Самаранча с людьми: "Всю свою жизнь Самаранч вел себя одинаково: предлагал кому-то что-то для того, чтобы получить на много больше”.
У Самаранча не было намерения оставаться в республиканской армии ни на день дольше, чем он это был должен. Об этом Ларч говорит: "Хотел любой ценой пойти в увольнение. Когда ему это было разрешено, он сказал , что не вернется, а присоединится к Красному кресту. Позже я узнал, что он дезертировал, как только приехал в Барселону, и с тех пор скрывался.” "Самаранч сегодня восклицает: "Да здравствует Каталония! - продолжает Ларч, - но мы знаем, что он всю жизнь был приспешником Франко.”
По окончании гражданской войны Самаранч включается в дела с текстилем. Становится менеджером и, принимая на работу дешевую рабочую силу, которая не была организована в профсоюзы, ему удается приобрести значительную прибыль. Тогда, используя огромное семейное богатство, он начинает покупать благосклонность важных людей и вести жизнь молодого нувориша. Часто посещал ночные бары, в которых собиралась богатая элита. В них работали молоденькие девушки, которые, убегая от нищеты, занимались проституцией. Их называли "cortesanos”.
Самаранч был известен тем, что нанимал в разных клубах группы девушек для того, чтобы дарить их своим приятелям. С помощью своей "безграничной великодушности” Самаранч вскоре становится вожаком молодых богатеев Барселоны. О них ходили разные толки. Его приятели утверждали, что у него был обычай записывать каждую девушку в свою памятку, и что в течение г. он заполнял свыше сорока таких тетрадок. Кроме того, он педантно записывал их дни рождения и подарки, которые им покупал. Еще с молодости Самаранч приобрел привычку, которую практиковал всю свою жизнь: раздавать подарки и ждать удобного момента для того, чтобы потребовать контруслугу.
В ранних сороковых Самаранч начал заниматься боксом. Участвовал в первенстве Каталонии и то в легчайшей весовой категории. На ринге появился в шелковой накидке, на которой было написано "Kid Samaranch”. Победил уже во втором раунде.
После матча пронеслась молва, что его приятели без его знания дали мито его противнику, чтобы он упал. Самаранч вскоре оставляет бокс и определяется за политическую карьеру. Он понял, что спорт является наилучшей стартной позицией для быстрого восхождения в фашистской иерархии мощи. В то время в Испании был весьма популярен хоккей на льду. Самаранч воспользовался финансовыми затруднениями, в которые попал это вид спорта. Вложил деньги и основал организацию, объединявшую хоккейный спорт, а в 1945 г. получил разрешение от генерала Москарадо (Moscarado) - тогдашнего министра спорта на вступление в Международную ассоциацию по хоккею на льду и на присутствие на генеральной ее ассамблее в Монтре (Montreux). Это был первый его шаг в международном мире спорта.
Следующим шагом было основание испанской национальной команды, которая, конечно же, финансировалась из его кармана. Это был метод, который применяли и некоторые другие члены МОК, для достижения желаемого положения и получения мирового признания: относительно небольшие финансовые вложения в спорт, которые приносят политический престиж, который опять же обеспечивает не только возврат вложенных средств, но и приобретение огромнейшей прибыли.
Руководствуясь этой логикой, Самаранч финансирует Первенство мира по хоккею на льду, которое в 1951 г. проводилось в Барселоне и которое должно было бы сделать вклад в международное признание фашистского режима Франко. Испанская команда заняла первое место: на шлагшток под звуки национального гимна поднялся флаг, представлявший фашистскую Испанию. Авторитет Самаранча в испанском фашистском движении "Movimiento” - наследнике пресловутой фашистской "Фаланги” возрос. 22 октября 1951 г. Самаранч направляет письмо региональному председателю, в котором обращается к нему с просьбой поддержать его кандидатуру на "выборах” в члены городской управы Барселоны. В действительности, это было прошение, направленное фашистским главарям, назначить его членом городской управы.
Но для этого необходимо было получить справку о пригодности и то от тайной фашистской полиции. Об этом Симсон и Дженингс говорят: "В архиве бывшего гражданского гувернера Барселоны, который принадлежал "Фаланге”, находятся два интересных документа из 1951 г. Первый документ имеет номер 994 и полн благодарности Самаранчу. Кажется, что во время генеральной забастовки число партийных активистов было недостижимо малым.
В документе констатируется: "Самаранч был одним из редких фалангистов, которые во время забастовки присутствовали”. Это было важным для Самаранча очком, но его частная жизнь и далее оставалась препятствием в его продвижении. "Репутация "плейбоя” Самаранча, - говорят далее Симсон и Дженингс, - беспокоила тайную полицию "Фаланги”, которая следила за каждым. По их оценке его поведение не соответствовало поведению партийного политика. В другом сообщении - документе под номером 884 его будут критиковать за то, что дарит автомобили "своим многочисленным постоянно меняющимся приятельницам”. В конце делается вывод: "Считаем, что он не созрел для исполнения общественной службы.”
Самаранч не терял надежды, что ему удастся умилостивить фашистских высокопоставленных. В остальном, здесь был спорт. Используя деньги и связи, Самаранчу удалось стать заместителем президента комитета, организовавшего II Медитеранские игры, которые, к его большому счастью, проводились в Барселоне. Это было событием величайшего значения для признания фашистского режима международной общественностью. Самаранч до такой меры улучшил свое политическое положение, что в конце концов ему удалось сделать и политический прорыв.
Этому способствовали и средства массовой информации - тогда и позже в ходе его олимпийской карьеры. И здесь Самаранч воспользовался испробованными методами, которыми так успешно пользовался в течение всей своей жизни: журналисты были подкуплены. Об этом Симсон и Дженингс говорят: "Самаранч пользовался большей благосклонностью газетчиков, чем многие его друзья по фашистской партии. В Барселоне имелась группа журналистов, которая писала о нем почти бесконечные дифирамбы. Он был известен тем, что журналистов так же, как и проституток из ночных клубов, покупал подарками. Говорится даже, что журналисты, которых Самаранч даже не знал, получали от него серебрянные подносы как свадебные подарки”.
Окрыленный своими "успехами” Самаранч снова подаст прошение фашистским лидерам о назначении его членом городской управы. Тайная полиция опять включается для проверки его пригодности к исполнению общественной службы. Фашистские злодеи, поддерживаемые католической церковью, весьма следили за "моральным” лицом режима.
Финальный полицейский отчет от 6 ноября 1954 г. гласит: "Этот человек пользуется величайшим авторитетом в спорте. Он совершенный джентельмен. Политически отождествляется с режимом. В его моральном поведении - при чем необходимо учитывать его богатство, его возраст и круг его приятелей - не стремится ни к похвальбам, ни к скандалам, когда имеются в виду его знакомства с женщинами и его любовные аферы. Правда, у него много (любовных) афер, и, по одному из отчетов, для удовлетворения таких потребностей он снимает холостяцкую квартиру. Неженат”.
Итак, Самаранч на этот раз получает место, которое просил. Стал слишком мощным для того, чтобы его могли политически игнорировать. Сейчас был в правительстве второго по величине города Испании, чем окончательно приобрел возможность включиться в "большую фашистскую политику”. Вплоть до тогда Самаранч был симпатизером партии. Для дальнейшего продвижения он должен был и формально принадлежать "Movimiento”. Самаранч стал членом фашистской партии.
Между тем, это не было единственным условием дальнейшего продвижения. Лично гувернер потребовал от Самаранча жениться. Об этом Симсон и Дженингс говорят: "Это было ясным сигналом. Если Самаранч хотел политически продвигаться в партии, он должен был найти себе жену. Вскоре после предупреждения Самаранч объявляет о помолвке с Марией-Терезой Салисакс(Maria-Teresa Salisachs). Его невеста, происхождением из богатой семьи, получит прозвище "Бибис”. По прошествие менее г. они поженятся. Эскиз приглашений на венчание сделал Сальвадор Дали”.
Но Самаранчу хотелось подняться еще выше и то как можно скорее. На очереди было место члена правления Каталонского регионального совета. Для этого необходима была поддержка с высочайших мест фашистской иерархии Испании. Симсон и Дженингс: "Самаранч обратился в Барселоне к известному врачу, который имел большое влияние в фашистской партии и который в свое время принял от отца Самаранча финансовую помощь. Врач сделал телефонный звонок. На следующий день было объявлено, что Самаранч стал членом правления регионального совета и взял на себя ответственность за спорт в Каталонии.”
Еще несколько телефонных звонков, и региональным советом Самаранч назначается (1956 г.) членом Национального олимпийского комитета, который имел штаб-квартиру в Мадриде. Это, конечно, потребовало еще более сильных выражений лояльности фашистскому режиму. Поэтому Самаранч заканчивает письмо, направленное вышестоящим спортивным форумам, звонкой позицией: "Всегда в вашем распоряжении, приветствую вас поднятием руки”. Дальше некуда, настоящее олимпийское приветствие!
В фашистской Испании спорт был частью политики. Служил продленной рукой власти, которая имела тоталитарный характер. Самаранч умел это ловко использовать. Ему шло на руку и то, что старая фашистская гвардия не имела понятия о современных средствах манипуляции и властвования. Их взгляды были направлены в прошлое. Самаранчу удалось собрать важные очки, лукаво используя международные соревнования для улучшения в мире представления о фашистской Испании и одновременно укрепляя власть фашистов над спортом. Они ему, наконец, откроют двери Мадрида: Самаранч будет принят в эксклюзивный клуб высочайших фашистских лидеров. Правда, не с особым воодушевлением. Из-за его богатства и нескрываемых амбиций Самаранч в Мадриде получает насмешливое прозвище "senorito” ("франт”).
На основании расследования Симсона и Дженингса можно сделать вывод, что решающую роль в дальнейшем подъеме Самаранча играл финансовый спекулянт Хайме Кастел (Jaime Castell), который стал его деловым партнером и близким приятелем. Вместе включились они в спекулятивные дела с земельными участками на каталонском побережье, которое открывалось для туризма. Самаранч стал членом надзорных советов разных предприятий и банков. С помощью Кастела Самаранч вышел на контакт с самыми мощными людьми Мадрида. Через него познакомился и с семьей Франко. Самаранч и его супруга "Бибис” особенно сдружились с дочерью Франко - Кармен (Carmen).
Авторитет Самаранча возрастал. В декабре 1966 г. министр спорта подает в отставку. На его место фашистский диктатор назначает Самаранча. После вступления в Национальный олимпийский комитет Испании это был важнейший момент в его "спортивной” карьере. На следующий год Самаранч как фашистский представитель будет "выбран” в испанский Парламент (Cortes). Самаранч становится мощным человеком. Он был мультимиллионером, высоко котировался в фашистской партии, был близким другом семьи диктатора и стал, благодаря своим испробованным методам, любимцем средств массовой информации. И все-таки "лукавый хамелеон” переоценил свою мощь.
Пытаясь работать по-своему, Самаранч пришел в столкновение с фашистскими ветеранами, которые все еще были слишком мощными, чтобы допустить, чтобы какой-то каталонски "франт” им "пудрил мозги”. В 1970 г. Самаранч был сменен с должности министра спорта. Между тем, это не угрозило его позиции. Он и далее оставался видным членом фашистской партии и сохранил за собой все функции в политике и в спорте. Это было, в действительности, "замечанием” Самаранчу о соблюдении фашистской иерархии.
На "выборах” в Парламент в 1971 г., на которых он опять выступал как фашистский кандидат, Самаранч потерпел настоящую катастрофу. Интересно, что один из предвыборных девизов Самаранча гласил: "Никто не сделал столько для спорта”. На "выборы” вышло едва 35% занесенных в списки избирателей. Фашисты с большим трудом снова втолкнули Самаранча в Парламент. Это, конечно, не помешало журналу "Revue”, выпускаемому МОК, объявить в честь выбора Самаранча вице-президентом МОК в 1974 г., что Самаранч достиг "рекорда по числу голосов на выборах в испанский Парламент”.
Приведены результаты из 1967 г., а журналисты "Revue” знали весьма хорошо, о каких это "выборах” идет речь. Конечно, ни журналистам "Revue”, ни господам из МОК не пришло в голову задать себе вопрос, как вообще один из ведущих фашистов Испании после всего, что фашизм "принес” человечеству, был принят в МОК, и как такой человек мог быть назначен на должность вице-президента МОК!
Что касается МОК, и здесь Самаранч быстро продвигался. Два г. спустя после приема в МОК Самаранч на Олимпийских играх в Мехико в 1968 г. был ответственным за олимпийский протокол. Несколько лет спустя он становится членом комиссии за прессу, затем получает место в высочайшем теле МОК - Исполнительном комитете, а, как мы это видели, в 1974 г. назначается вице-президентом МОК.
Окажется, что важнейшим событием в олимпийской карьере Самаранча будет его встреча с Хорстом Дасслером (Horst Dassler) - владельцем фирмы "Адидас”. Об этом Кристиан Жаннет (Christian Jannette), тогдашний член "политической команды” "Адидаса” и близкий соратник Самаранча на Олимпийских играх в Мюнхене, говорит: 
"Самаранч в Мюнхене был шефом протокола. Я должна была с ним тесно сотрудничать, и мы стали друзьями. В 1974 г. Самаранч узнал, что я работаю за Хорста, и выразил пожелание познакомиться с ним. Пригласил нас навестить его в его доме в Барселоне. Мы остались там три дня. Хорст хотел познакомиться со всеми теми, кто занимается организацией спорта. Конечно, уже тогда Самаранч был исключительно важной личностью. Был шефом протокола МОК. Обычно считается, что шеф протокола - это будущий президент. Я знала о желании Самаранча стать президентом. Я сказала Хорсту, что Самаранч хороший и весьма амбициозный человек и большой труженик. Он понравился Хорсту. Позже они стали очень большими друзьями”.
Симсон и Дженингс ссылаются на еще одного важного свидетеля. Речь о Патрике Нейли (Patrick Nally) - многолетнем сотруднике Дасслера и человеке, который был свидетелем и участником многих важных разговоров: "Хорст разговаривал с Самаранчем так, что было ясно, что речь идет о завоевании МОК. Хорст еще ранее знал, что Самаранч желает быть президентом. Авеланж (Joao Avelange - президент ФИФА, прим. автора) достиг вершин своими собственными силами и только после этого рассчитывал на помощь Хорста. Думаю, что Самаранч был первым значительным игроком, который не делал ничего другого, кроме ведения борьбы за выбор на место президента, и при этом имел постоянную поддержку Хорста. Самаранч был первым функционером нового поколения, который понял, какие здесь предоставляются возможности.
Функционер должен был, подобно политику, включиться в предвыборную борьбу для того, чтобы быть выбранными. А в то время каждый, кто хотел предпринять нечто подобное, сначала направлялся в Ландерсхайм (Landersheim) для разговора с Хорстом и заключения с ним соглашения. Только тогда, когда с Хорстом заключено дело, он помогал кому-то быть выбранным”.
Вернемся к политической карьере Самаранча. Следующий его шаг был направлен на получение места председателя регионального совета Каталонии. Об этом Симсон и Дженингс говорят: 
"В режиме Франко председатель регионального совета Каталонии был важной личностью. Со спортом, конечно, не имел никакой связи. Во время, когда в 1973 г. жизнь Франко приближалась к концу, по всей стране возрастало расположение к переменам. Тяжелобольной генерал реагирует назначением адмирала Карреро Бланко (Carrero Blanco) на место премьера. Бланко принадлежал к самым реакционным и самым преданным приспешникам Франко из гражданской войны. Месяц спустя на место президента регионального совета Каталонии Карреро Бланко назначает человека, который в глазах режима был самым подходящим для выполнения задания сохранения контроля над повстанческой Каталонией. Это был Хуан Антонио Самаранч”.
Самаранч не скрывал своего отпора демократии. В своей инаугурационной речи он заявляет: "Выражаю свою искреннюю преданность и верность режиму, верность принципам "Movimiento”, свою покорность испанскому принцу и свою абсолютную преданность Франко”.
За пять дней до Рождества 1973 г. в Мадриде Карреро Бланко подорвется на бомбе. Отомстила Баскийская террористическая организация ЭТА. "Он был одним из величайших испанцев этого столетия… Был олицетворением настоящего испанца”, - заявляет Самаранч и посмертно награждает Карреро Бланко золотой медалью регионального совета.
Атентат возбудил новую волну террора. Задачей Самаранча было руководство мерами возмездия. "В ходе 1974 и 1975 годов дошло до репрессий в виде такого числа арестов, мучений и вешаний, которые не отмечались еще с поздних сороковых годов. К этому необходимо добавить и готовность полиции и национальной гвардии к применению огнестрельного оружия”, - писал один из историков. Для убийства левых режим пользовался особым методом - ”garrote vil” (постепенное душение с помощью "воротника”), который применялся вплоть до смерти Франко.
Фашистский режим распадался, но Самаранч не хотел оставить "Movimiento”. Одно из событий 1974 г. показывает его непоколебимую верность фашистскому движению в те дни. Противники режима в Барселоне попытались осквернить памятник, посвященный фалангистам, погибшим в гражданской войне. Десятки тысяч фашистских приспешников привезены в Барселону на автобусах для организации протестного марша. В этом марше принимал участие и одетый в голубую рубашку - форму испанских фашистов - Самаранч, здороваясь фашистским приветствием.
Самаранч остался верен фашистскому диктатору вплоть до его кончины. В ходе 1975 г. состояние здоровья Франко постоянно ухудшалось, но Самаранч не покидал тонущий государственный корабль. 26 января Самаранч, который уже был вице-президентом Международного олимпийского комитета, появляется в голубой рубашке на торжестве по поводу годовщины фашистского "освобождения” Барселоны. Как и всегда, и в этом случае, он здоровался фашистским приветствием. Самаранч появится в фашистской форме и на пасхальной миссе "Movimiento”, а также на рождественской службе, посвященной фашистам, павшим в гражданской войне.
Поздней осенью 1975 г. Франко был при смерти. У его изголовья беспомощно стояли его семья и старые генералы из гражданской войны. В судорожно сжатой руке Франко лежала мумифицированная рука "святой Терезы”, а его тело было подсоединено ко всем существующим аппаратам, которые современная медицина могла предложить. В больнице шла молва, что он уже несколько дней лежит мертвым, но его ближайшие приятели не разрешают отключить аппараты.
20 ноября Самаранч в фашистской форме принимает участие в проводимом раз в год торжестве, посвященном основателю "Фаланги” - одной из самых кровавых злодейских организаций, за которые знает история. Тридцать лет спустя после поражения фашизма марширует вице-президент Международного олимпийского комитета со своими друзьями по улицам Барселоны и приветствует фашистским приветствием !
В ту же ночь Самаранч получает телефонный звонок, которого он так боялся: Франко был мертв. Самаранч поспешил в здание регионального совета Каталонии и созвал войска для охраны здания. Затем отправил телеграмму с выражениями соболезнования семье Франко и выражение лояльностиХуану Карлосу (Juan Carlos) и подтвердил свою поддержку правительству.
На следующий день Самаранч произнес речь перед региональным советом: "Испания и Каталония остались сиротами, какое горькое чувство… Но не надо отчаиваться. Наша страна верит в короля. Это завет Франко”. Речь закончил следующими словами: "Пример Франко будет всегда с нами в нашей борьбе за лучшую Испанию”. Интересно, что эту речь Самаранч произнес на каталонском языке, на том языке, который Франко любой ценой хотел уничтожить и от которого в течение полных сорока лет отрекался Самаранч!
Что касается "примера Франко”, необходимо сказать, что еще в 1934 г. фашистский диктатор приобрел репутацию палача, которую подтвердил в гражданской войне и в течение своего страховластия. Он руководил уничтожением "Астурийской коммуны”, которая была основана астурийскими шахтерами для обороны от грабежей и угнетения. Победа "легионеров” Франко имела ужасный эпилог: за каждого своего погибшего солдата Франко расстреливал по двадцать шахтеров. С тех пор он получил прозвище, которое будет носить всю жизнь с гордостью: "палач из Астурии”.
Иначе, Франко привели к власти фашисты Гитлера и Муссолини. И в то время, когда Гитлер, горячо приветствованный господами из МОК, с берлинской олимпийской сцены посылал миру олимпийские "призывы мира”, немецкая армия совершала гнуснейшие злодеяния в Испании для того, чтобы помочь фашистскому генералу Франко рассчитаться с испанской демократией. Гернику - это "святилище баскийской земли” с землей сравняли немецкие бомбардировщики из легии "Кондор”. Свыше миллиона человек пострадало в войне, которую начали те, которые любой ценой пытались и Испанию поставить под фашистское "знамя цивилизации”, и в этом имели молчаливую поддержку "демократического” Запада. И тогда выяснилось, что Западу ближе фашизм, чем демократически установленное левое правительство.
На настоящую сущность движения Франко указывает чудовищный клич франковского генерала Астрай (Astray) - одного из лидеров "Фаланги” в его окончательной расправе с испанской республикой: "Viva la muerte!” ("Да здравствует смерть!”). После "победы” наступило возмездие: массовые аресты, ужасные мучения, инспирированные методами инквизиции, зверские убийства… "Если будет нужно, мы поубиваем и полстраны!” - восклицает Франко в злодейском безумии.
Только в ходе первой волны возмездия в Испании было повешено свыше 200 000 человек. Миллион их бежало из страны. Миллионы других, тех, кто остался, были подвергнуты постоянным арестам, мучениям, придиркам, обвинениям … Испания стала концентрационным лагерем, на воротах которого висел клич Астрая: "Viva la muerte!”
Барселона была одним из последних городов, павших в руки фашистов. Три года гордые каталонцы защищали свой город от убийц Франко. После беспощадных итальянских и немецких бомбардировок сопротивление защитников было сломлено. Месть была ужасной. Каждый день было повешено по несколько сотен каталонцев, тюрьмы были полны, выжившие подвергались зверским мучениям и убийствам… Фашисты запретили каталонский язык и начали систематически расправляться с каталонской культурой в намерении навсегда стереть с лица земли национальный идентитет каталонцев. В этом, к сожалению, они имели поддержку таких людей, как Хуан Антонио Самаранч, который, ослепленный жадностью и потребностью властвовать, стал фашистским слугой и палачом собственного народа.
Шесть недель спустя после смерти Франко Самаранч будет принимать участие в годовщине фашистского "освобождения” Барселоны. После сорока лет, проведенных в фашистской форме, Самаранч появится в белой рубашке. Это не было случайно. После смерти диктатора "лукавый хамелеон” отчаянно пытается замести следы своего грязного прошлого. Каталонский журнал "Arreu” объявил длинное и поразительное сообщение о его злодеяниях во время фашистского режима. Впервые спустя сорок лет кто-то осмелился публично критиковать Самаранча. Название текста гласит: "Самаранч, мы не принадлежим твоему миру”. "Мы имеем дело с лукавым хамелеоном”, - писали авторы статьи. "Он свои цвета лукаво приспособил среде - но этим нельзя обмануть общественность”.
Самаранч, как и его фашистские соратники, все-таки имел счастье. Опасаясь возможности гражданской войны, новая власть провозгласила всеобщую амнистию, и поэтому не дошло до суда над фашистскими злодеями. Конечно, политической карьере Самаранча в Испании пришел конец. Его фашистское прошлое испортило все его виды на успех в демократической Испании. Политическая карьера Самаранча в Испании завершена 23 апреля 1977 г.. Сто тысяч человек собралось перед зданием Каталонского регионального совета в Барселоне. Самаранч, который все еще был президентом регионального совета, скрылся за закрытыми дверьми. Демонстранты направляли в его адрес издевки и восклицали: "Samaranch, fot e camp!” ("Самаранч, убирайся прочь!”).
Несколько лет спустя Самаранч изъявляет: "К одному из важнейших решений в моей жизни я пришел в момент, когда понял, что наступил конец моей карьеры в Испании. Не только в политике, но и в обществе”. Но Самаранч все еще не был "готов”. Он решил создать себе новое лицо. Для подобного "хамелеона” это не представляло проблему.
Испания была в дилемме, как освободиться от Самаранча, а чтобы никто не потерял честь. Самаранч все еще формально был президентом регионального совета, а переходное правительство Испании хотело избежать стычек во время введения демократии. Конечно, решение было найдено: дипломатическая служба. В Министерстве внешних дел говорится, что Самаранчу было предложено спокойное, но, с аспекта возможности установления контактов, незначительное место в Вене, от которого он отказался. К удивлению служащих министерства Самаранч любой ценой хотел переехать в хмурую столицу Советского Союза. Вскоре выяснилось, что это было лукавым тактическим ходом изворотливого "хамелеона”, который привел его к олимпийскому трону.
18 июля 1977 г. Самаранч отправляется в Москву для восстановления дипломатических отношений, которые были прерваны в течение сорока лет. Испания с большим облегчением освободилась от одного из своих ведущих фашистов. Между тем, Самаранча больше уже не интересовала Испания. Место посла было только средством осуществления его личных интересов.
Самаранч давно хотел стать президентом МОК, и это не было никаким секретом. Отъезд в Москву за три года до проведения московской Олимпиады должен был усилить его позиции в мировой олимпийской бюрократии. Самаранч старался сделать все, что было в его силах, чтобы Москва надавила на своих союзников из "Восточного блока”, а также на страны Третьего мира, которые включались в советскую "зону интересов” с тем, чтобы они проголосовать за него на выборах президента МОК, которые должны были состояться в 1980 г. в Москве.

Об этом Симсон и Дженингс говорят: "Убежденный приспешник Франко, который сорок лет поддерживал истребление коммунистов в Испании арестами, мучениями и вешанием, исполнил для него типичное сальто и начал лебезить всюду вокруг. Ирония была совершенная. В течение всей своей жизни Самаранч боролся против "красных” - а сейчас старается им угодить, чтобы заполучить высочайшее положение в спорте. В день национального праздника Испании Самаранч появился по советскому телевидению и произнес трехминутную речь о дружбе - на русском языке. Помучился, чтобы овладеть языком, а речь выучил наизусть. Этот человек действительно не знал, что такое стыд. Или по-каталонски, или по-русски он всегда говорил людям то, что им хотелось бы услышать”…
На основании расследований Симсона и Дженингса можно увидеть, что заполучение советской бюрократии на его сторону было только одним из ходов Самаранча для получения как можно большего числа голосов в МОК. Самаранч ничего не хотел предоставлять случаю. Его следующим ходом было заполучение членов МОК из латиноамериканских стран. В этом ему будут помогать его старый приятель Жоао Авеланж - мощный президент Мировой футбольной федерации (ФИФА) и Хорст Дасслер - владелец фирмы "Адидас”, "серая эминенция” мирового спорта и патрон Самаранча. С помощью Дасслера Самаранч поможет Авеланжу перебродить финансовые затруднения при организации Первенства мира по футболу в 1982 г., а в отплату Авеланж использует все свое влияние на латиноамериканских пространствах и обеспечит голоса Самаранчу. <…>

олимпиада, самаранч1.jpgСАМАРАНЧ - ЖИВОЙ ПАМЯТНИК ФАШИЗМУ
Крупнейшим недостатком книги Симпсон и Дженингса является то, что они занимаются исключительно спортом наших дней, исходя из понятия, что международный спорт "всего только десятилетие назад считался источником красоты и чистоты". Придерживаясь этого абсурдного предубеждения, авторы не посвятили достаточно внимания истории современного олимпийского движения, без анализа которого нельзя понять, как было возможно, что один из ведущих фашистов Испании после всех фашистских злодеяний будет принят в МОК и станет его президентом.
Если бы они хотя-бы немного поинтересовались политической биографией Эвери Брендиджа (Avery Brundage) - президента МОК во время, когда Самаранч был принят в МОК и когда сделал головокружительную олимпийскую карьеру, они бы увидели, что Самаранч заполучил Брендиджа не только мелкими услугами, а приобрел его благосклонность и доверие как раз как ортодоксный фашист. Брендидж, который иначе постоянно повторял рефрен, что "спорт не имеет ничего общего с политикой", совсем хорошо знал (как и прочие господа из МОК), что Самаранч является видным членом испанского фашистского движения и ответственным за проведение фашистского террора над гражданами Каталонии. Брендиджу не мешало ни то, что Самаранч появлялся и публично маршировал со своими фашистскими соратниками по улицам Барселоны, одетый в фашистскую форму и приветствуя по-фашистски, в то же время, когда, как член МОК, говорил об олимпийских идеалах.
Вещи становятся яснее, когда известно, что как раз Брендидж был тем, кому удалось, наперекор сопротивлению большой части американской общественности, привезти американскую олимпийскую команду на нацистскую Олимпиаду в Берлин (1936 г.), за что ему фашисты были особо благодарны. Взамен Брендидж получил место в МОК, в котором уже тогда завладел фашистский дух, и именно то место, которое должен был оставить Эрнест Ли Янке (Ernest Lee Jahncke) - один из американских делегатов в МОК, который единственный противился пронацистской политике тогдашнего президента МОК - бельгийского графа Байе-Латур (Baille-Latour), вследствие чего единогласно был изгнан из МОК. Между тем Брендидж присоединился к фашистской партии Линдберга (Lindbergh) в Америке, а после войны стал организатором и лидером фашистского лоби в МОК.
Благодаря его стараниям, в МОК после Второй мировой войны останутся злодеи, подобные нацистскому главарю Карлу фон Хальту (Karl von Halt), которого Брендидж спасет от тюрьмы, чтобы включить его, как и других фашистов, в члены Исполнительного комитета МОК.
Когда это принимается во внимание, становится яснее, как могло дойти до того, что в 1965 г. в фашистской Испании (Мадрид) организуется сессия МОК, на которой председательствовал фашистский диктатор Франко! Прием Самаранча в МОК, как и указанная сессия МОК, были выражением поддержки фашистскому режиму Испании и забиванием ножа в спину демократической оппозиции, члены которой были подвержены ужаснейшей тортуре и коварным убийствам во франковских казематах, как и сотни тысяч испанцев, которые бежали или были изгнаны из своей страны. Конечно, на много важнее было то, что Франко предложил американским властям разместить на территории Испании американские военные базы, что и было сделано.
Между тем, все это не входит в олимпийскую историю. Как это всегда говорили властелины олимпийского движения, спорт, а тем более Олимпийские игры "не имеют ничего общего с политикой". Это, впрочем, подтвердил и фашистский диктатор Франко. Он на сессии МОК, которой председательствовал, говорил не о политике, а о своей "приверженности олимпийским идеалам", "о мире", "международном сотрудничестве"… и за это получил от олимпийских господ громкие аплодисменты. Таким образом Франко стал, плечом к плечу с Кубертеном, Байе-Латуром, Карлом Димом, Гитлером, Геббельсом, Брендиджом, Муссолини, частью олимпийской истории. Достаточно только воодушевленно проговорить об олимпийских идеалах и, смотри-ка!, величайшие злодеи становятся олимпийскими ангелами!
"Лукавый хамелеон" Хуан Антонио Самаранч это вовремя понял. Произношением святых олимпийских молитв о "мире" и "международном сотрудничестве" "стопроцентный франковец", как любил себя называть Самаранч перед своими приятелями, превратился в "посланца мира", которого все (которые хотят сохранить власть и заработать деньги) встречают с распростертыми объятиями. После Олимпиады в Барселоне испанский король наделил Самаранча титулом "маркиза". Казалось, что фашист Самаранч после Олимпийских игр в Барселоне искупил свою вину в злодеяниях. Граждан Испании, переживших ужасы злодейского режима, "лукавому хамелеону" не удалось обмануть. Для них, как и для свободолюбивой общественности мира, он оставался тем, чем был всегда - фашистом.
Впрочем, Самаранч остался верен фашистскому движению до тех пор, пока оно после смерти Франко (в ноябре 1975 г.) и накануне первых демократических выборов не было распущено. Другими словами, он не разорвал свои партийные документы добровольно, а остался верен партии вплоть до края фашизма. Самаранч никогда (само)критично не обернулся к своему фашистскому прошлому, он никогда не сделал никакой критики на счет испанского фашистского режима. "Лукавый хамелеон" менял цвета, но его нрав оставался таким же.
Интересно, что в официальной биографии Самаранча, выпущенной МОК, нет ни слова о многолетней политической деятельности Самаранча в Испании. Его ангажемент в Москве - "это единственная политическая деятельность, которая указана в его официальной биографии, выпущенной МОК", - замечает Томас Кистнер (Thomas Kistner) в "Süddeutscher Zeitung" (24 сентября 1993 г.).
Вот, впрочем, что содержит биография Самаранча, объявленная в 1984 г. в офицальной публикации МОК под названием "Олимпийское движение” ("The Olympic Movement”): "Родился в 1920 г. в Барселоне. Промышленник, бывший посол Испании в Москве. Вице-президент и президент Национального олимпийского комитета Испании с 1955 г. по 1970 г., был одним из организаторов П Медитеранских игр в Барселоне в 1955 г.. В МОК вошел в 1966 г. и был членом многочисленных комиссий. Как член Исполнительного комитета и вице-президент МОК он в 1980 г. наследил лорда Килланина (Killanin) и с тех пор руководит олимпийским движением” (Le Comite International Olympique, Лозанна, Швейцария, 1984 г., с.25).
Стараясь обмануть мировую общественность и создать себе новое лицо, которое будет соответствовать положению, на котором он находится, Самаранч из своей биографии выбросил то, что он был (фашистским) представителем в (фашистском) парламенте (Cortes) Испании; членом (фашистского) городского совета Барселоны; председателем (фашистского) регионального совета Каталонии и даже то, что он был назначен (Франко) в качестве министра спорта!
Из его официальной биографии выброшено свыше тридцати лет его интенсивнейшего политического ангажемента, который ему обеспечил подъем до самых высокопоставленных мест в иерархии власти в фашистской Испании, а именно это и было пропуском, который ему обеспечил вход в Международный олимпийский комитет. Пропагандная служба МОК, которая, как и все прочее в МОК, находится в руках Самаранча, старается создать миф о Самаранче: "Он всю свою жизнь посвятил олимпийскому движению и он культурный человек”, - гласит один из пропагандных материалов, сфабрикованных в штаб-квартире МОК в Лозанне.
Стараясь прикрыть свои грязные следы и показать себя в свете прокламируемых олимпийских идеалов, "лукавый хамелеон” изменил не только свою биографию, но и выражение лица. Об этом Симсон и Дженингс: "Сорокалетней давности фотографии показывают Самаранча как молодого делового человека в обществе генералов, которые в то время правили Испанией. На этих снимках у него строгий взгляд славолюбивого оппортуниста”. Сегодня этот строгий взгляд Самаранча на много "мягче”. Он создает впечатление дружески расположенного старого господина, который с гордостью может оглянуться на свою успешную жизнь, прошедшую в благосостоянии”.

олимпиада, самаранч2.jpgСАМАРАНЧ - МОГИЛЬЩИК ОЛИМПИЙСКОЙ ИДЕИ
Самаранч в своей бесскрупулезности зашел так далеко, что Хорста Дасслера - тогдашнего владельца фирмы "Адидас”, который, подкупая олимпийских господ, сделал из Олимпийских игр театрализованную рекламную программу для своей фирмы, наградил высочайшим олимпийским отличием ("золотым олимпийским орденом”) и то за его "верность олимпийским идеалам основателя современного олимпизма - Пьера де Кубертена”.
На то, что его лицемерие не знает границ, указывает и его предисловие к "Избранным текстам” Кубертена ("Textes choisis”), которые МОК объявил в 1986 г.. В нем Самаранч возвеличивает дело и мысль Кубертена и заключает: "Пусть огонь, который они зажгли в сердцах людей, озарит наш мир в поисках его судьбы!” Это пишет человек, который и буквально продал Олимпийские игры международному капиталу, чтобы тот их превратил в банальный "шоу-бизнес”, в котором спортсмены сведены к "цирковым гладиаторам” - как называл Кубертен профессиональных спортсменов!
Когда имеется в виду отношение Кубертена к спорту и любительству, ясно, что Кубертен не мог даже и представить себе, чтобы члены МОК, по его мнению высочайшие и честнейшие "стражи” олимпийской идеи, могли быть оплачиваемы за свой ангажемент в олимпийском движении, а тем более, чтобы "величайший фестиваль молодости”, на котором должно господствовать религиозное чувство (так называемое "religio athletae”, Олимпийские игры как "церковь” и т.д.), был превращен в банальный "шоу-бизнес” и средство собственного обогащения. МОК, по грубой оценке, только в ходе последнего четырехлетнего олимпийского цикла "заработал” почти два миллиарда долларов.
Эти деньги - эксклюзивная собственность "честных стражей олимпийской идеи”. Когда имеется в виду недемократическая структура МОК, ясно, что этими деньгами распоряжается "лукавый хамелеон” Самаранч. Официально его зарплата составляет миллион марок в год. Неофициально он - самый "высокооплачиваемый” человек на планете.
К этим деньгам, конечно, необходимо добавить и многочисленные богатые подарки "дарителей”, которые борются за получение права организации Олимпийских игр. Ежегодно вкладываются десятки миллионов долларов в подкуп "честных” олимпийских господ. В холодно-военную эпоху решающее значение в предоставлении голосов имела политика блоков. С тех пор, как спорт стал, прежде всего, рекламным простором мультинациональных компаний, что совпадает с приходом Самаранча на место президента МОК, деньги стали решающей мощью. "У каждого своя цена”, - гласит олимпийская "памятка”, которую от господ МОК получают все, кто желает впуститься в олимпийскую затею. Иначе, олимпийские высокопоставленные всеми силами стараются израсходовать как можно больше денег, которые им приносит "фестиваль мира”, "молодости”, "международного сотрудничества”…
И в то время, как во всем мире десятки тысяч спортсменов вкладывают свое здоровье и жизни для достижения олимпийских медалей и таким образом стараются вытащить себя из нищенских гетто, в которых ежегодно миллионы детей умирают от голода и болезней, господа из МОК вместе со своими семьями пребывают в пятизвездочных гостиницах, в которых только ночлег стоит несколько тысяч долларов, устраивают баснословные пиры и приемы… Миллионы долларов ежегодно расходуются на "репрезентативные” сборы, на которых встречается мировая элита мощи, которая служится Олимпийскими играми как средством создания "нового мирового порядка”.
По уставу МОК страны-члены "олимпийской семьи” не имеют ни формального права влиять и контролировать деятельность МОК через своих "представителей”: "Члены МОК - представители МОК в своих странах, а не их делегаты в МОК”, - гласит золотое правило МОК, которое установил еще Кубертен для охранения МОК не только от влияния ежедневной политики, но, прежде всего, от демократической мировой общественности. И как раз на основании этого принципа Кубертена дошло до того, что доступ в МОК воспрепятствован каждому, кто противится бесстыдной коммерциализации Олимпийских игр, соблюдая исходную (педагогическую) олимпийскую идею Кубертена.
Пользуясь манерами, приобретенными в ходе своей сорокалетней фашистской практики, Самаранч по своему выбору ввел в МОК почти пятьдесят человек, что составляет свыше половины членства МОК. Среди них и господин Ким - "ближайший” соратник Самаранча, бывший многолетний телохранитель южнокорейского диктатора. По некоторым оценкам Самаранч планирует поставить его своим наследником. Это было бы, непременно, "в духе олимпийских традиций”.
Когда имеется в виду, что так называемые "национальные олимпийские комитеты” являются только продленной рукой МОК, с помощью которых МОК контролирует в странах-членах так называемый "спорт высокого класса” (а тем самым и всю физическую культуру, которая и официально является "широчайшей базой воспроизводства спорта высокого класса”), ясно, что фашистский злодей Самаранч как "властелин олимпийских колец” в действительности является властелином мирового, что значит и нашего, спорта. Ужасна та истина, что весь наш спорт, прежде всего, служит для того, чтобы получить горстку "спортсменов высокого класса”, которых так называемый "Югославский олимпийский комитет” переправит как современных рабов своему хозяину Самаранчу, чтобы тот превратил в деньги их пот, кровь и даже жизни.
Сколько еще молодых людей будет принесено в жертву все более ненасытным олимпийским богам нынешних дней? Как долго еще мы будем, сидя перед экранами телевизоров, "наслаждаться” зверским уничтожением людей на спортивных аренах? До каких пор еще будем мы кляняться фашистским злодеям и международным грабителям, одетым в олимпийскую форму, и прославлять их как "величайших благодетелей человечества”?..

Комментариев нет:

Отправить комментарий