Сообщения
Бывший советник Посольства Польши в Беларуси Витольд Юраш (Witold Jurasz), на страницах «Дзенник Газета Правна»(Dziennik Gazeta Prawna) изложил свой рецепт польской внешней политики в отношении Беларуси и Украины, раскритиковав одновременно нынешнюю политику руководства страны. Приводим на нашем сайте перевод статьи.
Мифы польской восточной политики
Президент Беларуси по-прежнему является главой государства, а от революции в Киеве остались только воспоминания. Поэтому, возможно, пора проанализировать баланс польской восточной политики.
В том, что касается Минска, момент, когда нам становится известно, что в 120 километрах от наших границ должна появиться российская авиационная база, является моментом, когда уже нельзя больше убегать от трудных вопросов: является ли согласие режима Лукашенко на дислокацию полка российских истребителей так близко от границ Речи Посполитой естественным процессом или же ценой, которую Минск должен заплатить Москве за поддержку в конфликте Беларуси с Западом.
Положение Украины, разумеется, коренным образом отличается от положения Беларуси. Возможное подписание договора об ассоциации этой страны с ЕС будет, разумеется, успехом нашей дипломатии. Но Украина не станет членом ЕС ни через 10, ни через 20 лет. Это понимают власти в Киеве, для которых ассоциативный договор является исключительно инструментом торга с Москвой.
Идея Гедройца
Идея Ежи Гедройца, согласно которой независимость Украины и Беларуси является самой хорошей гарантией безопасности нашей страны, справедливо стала основой внешней политики Речи Посполитой после 1989 г. Предполагалось, что эта независимость будет тем прочнее, чем более демократическими будут Киев и Минск.
Пора задать вопрос, не перепутаны ли цели и методы при борьбе за демократию. Может быть, стоит вместо того, чтобы бороться за демократию, упорно реализовывать свой собственный государственный интерес. А им является не демократия в Беларуси и на Украине, а существование за нашей восточной границей государств, которые будут как можно более независимыми от России.
Во имя этого интереса следует рассмотреть одобрение системы мягкого авторитаризма (без политических заключенных), что было бы, разумеется, моральным компромиссом, но ведь точно такую же политику мы проводим по отношению к России, так что это не было бы коперниковским переворотом.
Кроме того, перенося акцент с демократии на права человека, мы может реально больше сделать для последних. Если придать вопросу демократии ранг абсолюта, то это приведет к тому, что наше предложение станет для правящих элит за нашей восточной границей менее привлекательным, чем предложение Москвы.
Если предположить, что возможны будут честные выборы, то не они, а экономика определит будущее наших соседей. Представим себе Украину или Беларусь через 20 лет с доминированием российского капитала (в том числе в СМИ), гигантским влиянием русской культуры, а также элитами, которые, словно арабские принцы из стран Персидского Залива, хотя и дают детям образование на Западе и там же у них находятся дома и банковские счета, но ни в коем случае не хотят переносить западные образцы на свою почву. Это будут страны, в которых пророссийская партия выиграет даже не фальсифицированные выборы.
Восточную политику необходимо адресовать элитам, а не обществу, поскольку именно элиты будут принимать решение о направлениях развития своих государств. Что касается наций на востоке, то, не учитывая, разумеется, немногочисленную группу идеалистов, они не озабочены в такой степени, как бы мы хотели, отсутствием демократии. В отношениях же с элитами, не ценности демократии, а гарантии безопасности капитала могут иметь решающее значение и обеспечить наше преимущество по сравнению с Москвой. В восточной политике демократия не оказалась эффективным инструментом. Причем неверным оказался аргумент, что отказ от борьбы за нее ослабит польскую позицию по отношению к Москве. И наши союзники, и мы о демократии вспоминаем лишь таким образом, чтобы чрезмерно не раздражать Кремль.
Возврат к основным, исходным, сформулированным в начале независимого существования Речи Посполитой принципам, может явиться поводом для восстановления консенсуса в области внешней политики. Торг по вопросу о том, кто более принципиально ведет себя по отношению, например, к Лукашенко, наверняка консенсусом не является. Его восстановление должно сопровождаться принципиальным решением, что вся деятельность в восточной политике должна основываться на реальности, а не на мифах.
Отсутствие у нас реализма лучше всего заметно в отношении к Беларуси, подавляющее большинство населения которой говорит по-русски, к чему мы относимся почти с презрением. А ведь история доказывает, что национальное возрождение и вопросы языка не обязательно должны иметь равноценное значение. Если и существует что-то, чего во внешней политике никогда нельзя делать, то это демонстративное высокомерие.
Мерой слабости нашего понимания ситуации является то, что из четырех теоретически возможных сценариев эволюции в Беларуси (власть Лукашенко, перестановки во власти, допуск части оппозиции во власть, выигрыш принципиальной оппозиции) Польша последовательно, на протяжении 20 лет делала ставку на два наименее вероятных. При этом она забывала о том, что перемены на постсоветском пространстве всегда происходили не вопреки властям, а с согласия или даже по инициативе властей.
Возможный сценарий круглого стола означает участие во власти представителей режима, с которыми мы в настоящее время не имеем, в принципе, никаких контактов, что является чем-то необыкновенным в истории дипломатии для двух государств, соединенных общей границей. На Украине неожиданностью для Польши был масштаб политической глупости, катастрофического неумения править и обычной коррупционности оранжевых. К сожалению, большинство польских экспертов по восточным вопросам относятся к нашим соседям эмоционально и, скорее, занимаются своими представлениями о том, как должны выглядеть Украина и Беларусь, а не холодным анализом статус-кво. При таком подходе легко совершить ошибки.
Продать Украину и Беларусь?
Проблемой в отношениях с Минском является вопрос польского меньшинства, причем в конфликте вокруг Союза Поляков в Беларуси собственно политические вопросы явно выдвинулись на первое место. В результате уже сейчас все меньше детей в польских семьях изучают польский язык. Еще хуже, что наше меньшинство, отходя от польских корней, подвергается русификации, а не воздействию белорусской культуры. Это плохо для будущего, ведь стоит попытаться избежать литовского сценария. Польскому меньшинству в Беларуси нормализация отношений по линии Варшава–Минск может только помочь. Но явно нужно отделить полонийную деятельность (изучение языка, популяризация культуры, интенсификацию, а не только культивирование связей с отчизной) от строго оппозиционной деятельности.
Когда формулировались основы нашей внешней политики, то стремились иметь буферную зону между нами и Россией. Беларусь из-за менее сильной экономики и меньшего ощущения особости более податлива воздействию русской программы воссоединения со странами бывшего СССР, чем Украина. Поэтому попытка борьбы за ее будущее представляется более срочной задачей. Украина, хотя бы по причине силы своего национализма, могущества олигархических кланов (часть из которых тяготеет к Западу), даже в самом плохом сценарии остается относительно независимой. Иначе говоря, если мы хотим оторвать Украину и Беларусь от России, то действительно, прежде всего, нам нужно бороться за Киев. Но если мы признаем, что пока вовсе не выигрываем и что сил, воли и потенциала нам хватит (возможно) лишь для того, чтобы Россия не поглотила Беларусь и не подчинила себе Украину, то нужно бороться сначала за Минск.
Стоит ли пробовать? А может быть лучше просто «продать» Украину и Беларусь? Нет, этого нельзя делать. Во-первых, это противоречит нашим интересам. Во-вторых, это противоречит нашей истории. Наконец, нам нечем торговаться. Нам нельзя также усыпляться все еще не гарантированным подписанием ассоциативного договора Украины с ЕС, поскольку на втором плане, только намного тише, происходит борьба русских за экономику, благосклонность элит и доминирование в сфере культуры.
Мифы польской восточной политики
Президент Беларуси по-прежнему является главой государства, а от революции в Киеве остались только воспоминания. Поэтому, возможно, пора проанализировать баланс польской восточной политики.
В том, что касается Минска, момент, когда нам становится известно, что в 120 километрах от наших границ должна появиться российская авиационная база, является моментом, когда уже нельзя больше убегать от трудных вопросов: является ли согласие режима Лукашенко на дислокацию полка российских истребителей так близко от границ Речи Посполитой естественным процессом или же ценой, которую Минск должен заплатить Москве за поддержку в конфликте Беларуси с Западом.
Положение Украины, разумеется, коренным образом отличается от положения Беларуси. Возможное подписание договора об ассоциации этой страны с ЕС будет, разумеется, успехом нашей дипломатии. Но Украина не станет членом ЕС ни через 10, ни через 20 лет. Это понимают власти в Киеве, для которых ассоциативный договор является исключительно инструментом торга с Москвой.
Идея Гедройца
Идея Ежи Гедройца, согласно которой независимость Украины и Беларуси является самой хорошей гарантией безопасности нашей страны, справедливо стала основой внешней политики Речи Посполитой после 1989 г. Предполагалось, что эта независимость будет тем прочнее, чем более демократическими будут Киев и Минск.
Пора задать вопрос, не перепутаны ли цели и методы при борьбе за демократию. Может быть, стоит вместо того, чтобы бороться за демократию, упорно реализовывать свой собственный государственный интерес. А им является не демократия в Беларуси и на Украине, а существование за нашей восточной границей государств, которые будут как можно более независимыми от России.
Во имя этого интереса следует рассмотреть одобрение системы мягкого авторитаризма (без политических заключенных), что было бы, разумеется, моральным компромиссом, но ведь точно такую же политику мы проводим по отношению к России, так что это не было бы коперниковским переворотом.
Кроме того, перенося акцент с демократии на права человека, мы может реально больше сделать для последних. Если придать вопросу демократии ранг абсолюта, то это приведет к тому, что наше предложение станет для правящих элит за нашей восточной границей менее привлекательным, чем предложение Москвы.
Если предположить, что возможны будут честные выборы, то не они, а экономика определит будущее наших соседей. Представим себе Украину или Беларусь через 20 лет с доминированием российского капитала (в том числе в СМИ), гигантским влиянием русской культуры, а также элитами, которые, словно арабские принцы из стран Персидского Залива, хотя и дают детям образование на Западе и там же у них находятся дома и банковские счета, но ни в коем случае не хотят переносить западные образцы на свою почву. Это будут страны, в которых пророссийская партия выиграет даже не фальсифицированные выборы.
Восточную политику необходимо адресовать элитам, а не обществу, поскольку именно элиты будут принимать решение о направлениях развития своих государств. Что касается наций на востоке, то, не учитывая, разумеется, немногочисленную группу идеалистов, они не озабочены в такой степени, как бы мы хотели, отсутствием демократии. В отношениях же с элитами, не ценности демократии, а гарантии безопасности капитала могут иметь решающее значение и обеспечить наше преимущество по сравнению с Москвой. В восточной политике демократия не оказалась эффективным инструментом. Причем неверным оказался аргумент, что отказ от борьбы за нее ослабит польскую позицию по отношению к Москве. И наши союзники, и мы о демократии вспоминаем лишь таким образом, чтобы чрезмерно не раздражать Кремль.
Возврат к основным, исходным, сформулированным в начале независимого существования Речи Посполитой принципам, может явиться поводом для восстановления консенсуса в области внешней политики. Торг по вопросу о том, кто более принципиально ведет себя по отношению, например, к Лукашенко, наверняка консенсусом не является. Его восстановление должно сопровождаться принципиальным решением, что вся деятельность в восточной политике должна основываться на реальности, а не на мифах.
Отсутствие у нас реализма лучше всего заметно в отношении к Беларуси, подавляющее большинство населения которой говорит по-русски, к чему мы относимся почти с презрением. А ведь история доказывает, что национальное возрождение и вопросы языка не обязательно должны иметь равноценное значение. Если и существует что-то, чего во внешней политике никогда нельзя делать, то это демонстративное высокомерие.
Мерой слабости нашего понимания ситуации является то, что из четырех теоретически возможных сценариев эволюции в Беларуси (власть Лукашенко, перестановки во власти, допуск части оппозиции во власть, выигрыш принципиальной оппозиции) Польша последовательно, на протяжении 20 лет делала ставку на два наименее вероятных. При этом она забывала о том, что перемены на постсоветском пространстве всегда происходили не вопреки властям, а с согласия или даже по инициативе властей.
Возможный сценарий круглого стола означает участие во власти представителей режима, с которыми мы в настоящее время не имеем, в принципе, никаких контактов, что является чем-то необыкновенным в истории дипломатии для двух государств, соединенных общей границей. На Украине неожиданностью для Польши был масштаб политической глупости, катастрофического неумения править и обычной коррупционности оранжевых. К сожалению, большинство польских экспертов по восточным вопросам относятся к нашим соседям эмоционально и, скорее, занимаются своими представлениями о том, как должны выглядеть Украина и Беларусь, а не холодным анализом статус-кво. При таком подходе легко совершить ошибки.
Продать Украину и Беларусь?
Проблемой в отношениях с Минском является вопрос польского меньшинства, причем в конфликте вокруг Союза Поляков в Беларуси собственно политические вопросы явно выдвинулись на первое место. В результате уже сейчас все меньше детей в польских семьях изучают польский язык. Еще хуже, что наше меньшинство, отходя от польских корней, подвергается русификации, а не воздействию белорусской культуры. Это плохо для будущего, ведь стоит попытаться избежать литовского сценария. Польскому меньшинству в Беларуси нормализация отношений по линии Варшава–Минск может только помочь. Но явно нужно отделить полонийную деятельность (изучение языка, популяризация культуры, интенсификацию, а не только культивирование связей с отчизной) от строго оппозиционной деятельности.
Когда формулировались основы нашей внешней политики, то стремились иметь буферную зону между нами и Россией. Беларусь из-за менее сильной экономики и меньшего ощущения особости более податлива воздействию русской программы воссоединения со странами бывшего СССР, чем Украина. Поэтому попытка борьбы за ее будущее представляется более срочной задачей. Украина, хотя бы по причине силы своего национализма, могущества олигархических кланов (часть из которых тяготеет к Западу), даже в самом плохом сценарии остается относительно независимой. Иначе говоря, если мы хотим оторвать Украину и Беларусь от России, то действительно, прежде всего, нам нужно бороться за Киев. Но если мы признаем, что пока вовсе не выигрываем и что сил, воли и потенциала нам хватит (возможно) лишь для того, чтобы Россия не поглотила Беларусь и не подчинила себе Украину, то нужно бороться сначала за Минск.
Стоит ли пробовать? А может быть лучше просто «продать» Украину и Беларусь? Нет, этого нельзя делать. Во-первых, это противоречит нашим интересам. Во-вторых, это противоречит нашей истории. Наконец, нам нечем торговаться. Нам нельзя также усыпляться все еще не гарантированным подписанием ассоциативного договора Украины с ЕС, поскольку на втором плане, только намного тише, происходит борьба русских за экономику, благосклонность элит и доминирование в сфере культуры.
Комментариев нет:
Отправить комментарий