Несмотря на декларируемый атеизм, писатель Варлам Шаламов всегда подчёркивал положительную роль Обновленческой церкви. Его отец, священник Тихон, также после Революции примкнул к «Живой церкви» Введенского. Шаламов считал, что обновленцы могли бы привести Россию к настоящему христианству – без шовинизма, служения Мамоне и государству.
О том, какую роль обновленчеству отводил Варлам Шаламов, пишет историк литературы Марк Головизнин в сборнике «Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории. Изд-во «Литера», 2013.
«Сам я лишен религиозного чувства», – писал Варлам Шаламов в автобиографических очерках, однако, и в повести «Четвертая Вологда», и в других жизнеописаниях вопросы веры в Бога и в философском, и в историческом аспектах, занимают у Шаламова одно из центральных мест. Главным учителем жизни для будущего писателя в юности был его отец, священник Тихон Николаевич Шаламов. «Отец водил меня по городу, стараясь по мере сил, научить доброму. Так, мы долго стояли у городской синагоги, и отец объяснял мне, что люди веруют в бога по-разному, и что для человека нет хуже позора, чем быть антисемитом».
Этот, достаточно личный эпизод перекликается с другими фактами биографии Т.Н.Шаламова, имевшими большой общественный резонанс в Вологде в период Первой русской революции. Тогда священник Шаламов с соборного амвона резко осудил еврейские погромы и отслужил публичную панихиду по убитому черносотенцами летом 1906 года члену Государственной Думы Герценштейну. После этого «отец был отстранен от службы в соборе и направлен в какую-то другую церковь», сообщает В.Т. Шаламов в «Четвертой Вологде».
Эта речь была откликом на драматические события, развивавшиеся после «кровавого воскресения» 9 января 1905 года в Петербурге. Тогда несколько представителей столичного духовенства во главе с Петербургским митрополитом Антонием, констатируя, что со времен реформ Петра I церковь сделалась «государственным бюрократическим учреждением, преследующим исключительно государственные цели, подали в Особое правительственное совещание записку с просьбой предоставить церкви бóльшую свободу в управлении ее делами. Для устроения церковных дел предлагалось собрать поместный собор с привлечением не только церковного начальства, но и рядовых клириков и мирян. В это же время образовался т.н. «кружок 32-х священников», ставший «Союзом Церковного обновления», одним из лидеров которого был священник Александр Введенский, будущий идеолог «обновленчества» 1920-х. Отец Тихон Шаламов был единомышленником Введенского. «Именно это движение несло дорогую сердцу отца реформу – служба на русском языке, второбрачие духовенства, борьба белого духовенства с черным монашеством, – заметил впоследствии Варлам Тихонович.

(Родители Шаламова — Тихон Николаевич и Надежда Александровна. Вологда, 1933 г.)
В марте 1917 года, после свержения самодержавия, возглавляемый Введенским «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» выдвинул леворадикальную программу, в которой помимо церковной реформы предлагались требования демократической республики, социального равенства и братства в виде а) уничтожения сословий, б) равноправия женщин, в) абсолютной свободы мысли, слова и совести, г) обязательного бесплатного обучения в низшей школе и бесплатности школы средней и высшей, д) преподавания на родном языке. «Христианство, – по мысли идеологов «Союза», – не может быть равнодушно к социальному злу, оно требует полной христианизации всех человеческих отношений и с этой стороны освещает стремления к социальным преобразованиям социалистических партий».
В «Четвертой Вологде» В.Шаламов много пишет и о личности Александра Введенского и о русском церковном обновленчестве как движении за преодоление «цезаропапизма» – вековой зависимости от государства:
«Знаменитого столичного оратора двадцатых годов митрополита Александра Введенского я слышал много раз в антирелигиозных диспутах, которых тогда было очень много. Введенский разъезжал с лекциями по России, вербуя сторонников в обновленческую церковь, да и в Москве его проповеди в храме Христа Спасителя или диспут с Луначарским в театре – собирали неисчислимые толпы. И было что послушать.
Дважды на него совершалось покушение, дважды ему разбивали лоб камнями, как антихристу, какие-то черносотенные старушки. Радикальное крыло православной церкви, которое возглавлял Введенский, называлось «Союзом древле-апостольской церкви» (или более кратко – «Живая церковь»).
Раскрытие Шаламовым истории и идеологии послереволюционного «обновленчества» русской православной церкви позволяет констатировать немалую близость этого течения к «теологии освобождения», появивившеся в 1960-х в Латинской Америке. Примечательно, что писатель осмысливал русское «обновленчество» как раз в период конца 1960-х годов, когда «теология освобождения» в Латинской Америке набирала силу.

(Варлам Шаламов в 1960-е годы)

«Христос в понимании Введенского, – писал Шаламов, – земной революционер невиданного масштаба. Толстовскую концепцию о непротивлении злу Введенский высмеивал многократно и жестоко. Напоминал о том, что евангельскому Христу более подходит формула «не мир, но меч», а не «не противься злому насилием». Именно насилие применял Христос, изгоняя торгующих из храма». Эта же миссия Христа выделяется и теологами освобождения, доказывающими взаимообусловленность спасения души и непримиримой борьбы за земную справедливость как две стороны одного процесса.
Руководители обновленческого движения «Живая церковь» провозглашали, что «Великий лозунг социальной революции «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» вполне приемлем, вполне полезен, вполне жизнеспособен и в нашей церковной революции» («Живая Церковь». 1922. №6–7). «Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив её от государства и, таким образом предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования».
В программе «Союза общин Древле-апостольской церкви», составленной А. Введенским, в частности утверждалось: «Поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принципы первохристианства, церковь религиозно принимает нравственную правду социального переворота и активно, доступными ей церковными методами, проводит эту правду в жизнь». В феврале 1922 года во время голода в Поволжье Александр Введенский и его сторонники обратились к верующим с воззванием «обратить церковное золото и камни в хлеб». Это воззвание вышло не позже известного декрета Советской власти об изъятии церковных ценностей. Тема обращения церковного золота в хлеб с целью спасения от голодной смерти была для В.Шаламова ещё и автобиографичной. В рассказе «Крест» главный герой – слепой священник, прототипом которого был отец писателя, поступает именно так, разрубая на куски последнюю фамильную ценность – наперсный золотой крест с распятием, чтобы продать лом в торгсине и на вырученные деньги накормить больную жену и себя.
Считая, что «коммунизм, это Евангелие, написанное атеистическим шрифтом», обновленцы, в отличие от их оппонентов – представителей патриаршей церкви «тихоновцев» и «сергиевцев» не взимали плату за церковные требы и были, по мнению Шаламова, обречены на нищету, тихоновцы, и сергиевцы как раз брали плату – на том стояли и быстро разбогатели.

(Обновленческий митрополит Введенский)

Тихон Николаевич долгое время являлся для сына безусловным идейно-нравственным авторитетом и образцом для подражания в повседневной жизни. Даже описанный Шаламовым внешний облик отца – вполне светского человека трудно вяжется с привычным представлением об обличии православного священника в рясе. Социально-политические и философские взгляды отца не только наложили глубокий отпечаток на мировоззрение будущего писателя, но, послужили первой ступенькой в восприятии Шаламовым идей социального переустройства, идей революции.
Несмотря на широкий круг знакомых с демократическими взглядами, вполне пригодными для заимствования, Тихон Шаламов выстроил свою оригинальную концепцию социального переустройства, о которой Варлам Шаламов подробно пишет.
«Отец уверял, что будущее России в руках русского священства. Священство – четверть населения России. Простой цифровой подсчет убеждал в серьезности этой проблемы. Составляя такую общественную группу, духовенство ещё не сыграло той роли, которая ему предназначалась судьбой – дав им право исповедовать и отпускать грехи всех людей – от Петербурга до глухой зырянской деревушки, от нищего до царя. Никакое другое сословие не поставлено в столь благоприятные условия.
Эта близость к народу, знание его интересов начисто снимает для разночинцев проблему «интеллигенция – народ», ибо интеллигенты духовного сословия – сами народ, и никаких тайн психологии народ для них не приносит. Это должно быть священство мирское, светское – живущее вместе с народом, а не увлечённые ложным подвигом аскеты вроде старчества, монастырей.

Монастыри это ложный путь, как и распутинские прыжки. Русское священство должно обратить внимание не на личное совершенствование, на личное спасение, а на спасение общественное, завоевание выборным путём государственных должностей и поворачивать дело в надлежащем направлении. Не истерические проповеди Иоанна Кронштадтского, не цирк Распутина, Варнавы и Питирима, а женатое, семейное священство – вот истинные вожди русского народа.
Духовенство – это такая сила, которая перевернет Россию. Славные имена выходцев из духовного сословия – знаменитых хирургов, агрономов, учёных, профессоров, ораторов, экономистов и писателей известны всей России. Они не должны терять связи со своим сословием, а сословие должно обогащаться их идеями».
Эта точка зрения разительно отличается от современного официального взгляда на роль и функции РПЦ, которая теперь становится чем угодно, но, только не «культурным сообществом, живущим вместе с народом». В то же время, концепция Т.Н.Шаламова не стыкуется и с атеистическим мировоззрением нескольких поколений русских революционеров XIX и XX веков, зачислявших духовенство как сословие в стан реакции. В отличие от них, Т.Н.Шаламов предполагал созидательную роль русского православия в революции при условии внутренних революционных преобразований самой церкви, в первую очередь, её бескомпромиссный разрыв с эксплуататорским государством, восстановление социальной активности в массах, защиту эксплуатируемых слоев.
Тихон Шаламов на собственном опыте знал, что священник для населения мог быть не только служителем культа, но, учителем, врачом и адвокатом одновременно. Однако стержнем реформы церковного устройства должен был стать широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, что отражало бы первохристианский обычай выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства.

Предпосылки для такой реформации после падения самодержавия сложились, но, не были реализованы. Несмотря на декларированное сближение «обновленчества» и Советской власти, на деле их взаимоотношения были не столь просты. Фракционная борьба внутри ВКП(б) и победа сталинской фракции с аппаратной «вертикалью власти» наложила свой отпечаток и на взаимоотношения с церковью. Честные и открытые диспуты на темы религии, атеизма, происхождения человека и мира, столь ярко описанных Шаламовым, с 1925 года сменились на методы аппаратных махинаций – сталкивание обновленцев и сторонников патриарха Тихона, поощрение ренегатства, грубый репрессивный нажим.
По мере укрепления термидорианских тенденций в партии, обновленцы с их социальной активностью, исканиями «христианского коммунизма» становились для власти хроническим источником раздражения. В 30-е годы Сталин медленно, но верно настраивался на диалог со сторонниками патриарха Тихона, при условии, разумеется, их полного послушания. Это соглашение было реализовано в годы войны, а к 1946 году все храмы, принадлежащие ранее обновленцам, были переданы московскому патриархату.
+++
Ещё в Блоге Толкователя о политических идеях советских писателей:
Шаламов против Солженицына
Шаламов и Солженицын начинали как писатели-соратники по лагерной теме. Но постепенно они отдалялись друг от друга. К концу 1960-х Шаламов и вовсе стал считать Солженицына дельцом, графоманом и расчётливым политиканом.

***
Немец Даниил Хармс
2 февраля 71 год со дня смерти поэта Даниила Хармса. Его жизнь хорошо показывает, насколько тяжело приходится творческому человеку в России, не включённому ни в один из извечных кругов – сислибов и чекистов, а отсюда – «уволенному» из своих. И выходом для него становится только пораженчество. В случае с Хармсом – желание немецкой оккупации, его жены Малич – бегства с немцами в Европу.

+++

«Теология освобождения» Варлама Шаламова

17.12.2015

Share|

Несмотря на декларируемый атеизм, писатель Варлам Шаламов всегда подчёркивал положительную роль Обновленческой церкви. Его отец, священник Тихон, также после Революции примкнул к «Живой церкви» Введенского. Шаламов считал, что обновленцы могли бы привести Россию к настоящему христианству – без шовинизма, служения Мамоне и государству.
О том, какую роль обновленчеству отводил Варлам Шаламов, пишет историк литературы Марк Головизнин в сборнике «Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории. Изд-во «Литера», 2013.
«Сам я лишен религиозного чувства», – писал Варлам Шаламов в автобиографических очерках, однако, и в повести «Четвертая Вологда», и в других жизнеописаниях вопросы веры в Бога и в философском, и в историческом аспектах, занимают у Шаламова одно из центральных мест. Главным учителем жизни для будущего писателя в юности был его отец, священник Тихон Николаевич Шаламов. «Отец водил меня по городу, стараясь по мере сил, научить доброму. Так, мы долго стояли у городской синагоги, и отец объяснял мне, что люди веруют в бога по-разному, и что для человека нет хуже позора, чем быть антисемитом».
Этот, достаточно личный эпизод перекликается с другими фактами биографии Т.Н.Шаламова, имевшими большой общественный резонанс в Вологде в период Первой русской революции. Тогда священник Шаламов с соборного амвона резко осудил еврейские погромы и отслужил публичную панихиду по убитому черносотенцами летом 1906 года члену Государственной Думы Герценштейну. После этого «отец был отстранен от службы в соборе и направлен в какую-то другую церковь», сообщает В.Т. Шаламов в «Четвертой Вологде».
Эта речь была откликом на драматические события, развивавшиеся после «кровавого воскресения» 9 января 1905 года в Петербурге. Тогда несколько представителей столичного духовенства во главе с Петербургским митрополитом Антонием, констатируя, что со времен реформ Петра I церковь сделалась «государственным бюрократическим учреждением, преследующим исключительно государственные цели, подали в Особое правительственное совещание записку с просьбой предоставить церкви бóльшую свободу в управлении ее делами. Для устроения церковных дел предлагалось собрать поместный собор с привлечением не только церковного начальства, но и рядовых клириков и мирян. В это же время образовался т.н. «кружок 32-х священников», ставший «Союзом Церковного обновления», одним из лидеров которого был священник Александр Введенский, будущий идеолог «обновленчества» 1920-х. Отец Тихон Шаламов был единомышленником Введенского. «Именно это движение несло дорогую сердцу отца реформу – служба на русском языке, второбрачие духовенства, борьба белого духовенства с черным монашеством, – заметил впоследствии Варлам Тихонович.

(Родители Шаламова — Тихон Николаевич и Надежда Александровна. Вологда, 1933 г.)
В марте 1917 года, после свержения самодержавия, возглавляемый Введенским «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» выдвинул леворадикальную программу, в которой помимо церковной реформы предлагались требования демократической республики, социального равенства и братства в виде а) уничтожения сословий, б) равноправия женщин, в) абсолютной свободы мысли, слова и совести, г) обязательного бесплатного обучения в низшей школе и бесплатности школы средней и высшей, д) преподавания на родном языке. «Христианство, – по мысли идеологов «Союза», – не может быть равнодушно к социальному злу, оно требует полной христианизации всех человеческих отношений и с этой стороны освещает стремления к социальным преобразованиям социалистических партий».
В «Четвертой Вологде» В.Шаламов много пишет и о личности Александра Введенского и о русском церковном обновленчестве как движении за преодоление «цезаропапизма» – вековой зависимости от государства:
«Знаменитого столичного оратора двадцатых годов митрополита Александра Введенского я слышал много раз в антирелигиозных диспутах, которых тогда было очень много. Введенский разъезжал с лекциями по России, вербуя сторонников в обновленческую церковь, да и в Москве его проповеди в храме Христа Спасителя или диспут с Луначарским в театре – собирали неисчислимые толпы. И было что послушать.
Дважды на него совершалось покушение, дважды ему разбивали лоб камнями, как антихристу, какие-то черносотенные старушки. Радикальное крыло православной церкви, которое возглавлял Введенский, называлось «Союзом древле-апостольской церкви» (или более кратко – «Живая церковь»).
Раскрытие Шаламовым истории и идеологии послереволюционного «обновленчества» русской православной церкви позволяет констатировать немалую близость этого течения к «теологии освобождения», появивившеся в 1960-х в Латинской Америке. Примечательно, что писатель осмысливал русское «обновленчество» как раз в период конца 1960-х годов, когда «теология освобождения» в Латинской Америке набирала силу.

(Варлам Шаламов в 1960-е годы)

«Христос в понимании Введенского, – писал Шаламов, – земной революционер невиданного масштаба. Толстовскую концепцию о непротивлении злу Введенский высмеивал многократно и жестоко. Напоминал о том, что евангельскому Христу более подходит формула «не мир, но меч», а не «не противься злому насилием». Именно насилие применял Христос, изгоняя торгующих из храма». Эта же миссия Христа выделяется и теологами освобождения, доказывающими взаимообусловленность спасения души и непримиримой борьбы за земную справедливость как две стороны одного процесса.
Руководители обновленческого движения «Живая церковь» провозглашали, что «Великий лозунг социальной революции «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» вполне приемлем, вполне полезен, вполне жизнеспособен и в нашей церковной революции» («Живая Церковь». 1922. №6–7). «Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив её от государства и, таким образом предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования».
В программе «Союза общин Древле-апостольской церкви», составленной А. Введенским, в частности утверждалось: «Поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принципы первохристианства, церковь религиозно принимает нравственную правду социального переворота и активно, доступными ей церковными методами, проводит эту правду в жизнь». В феврале 1922 года во время голода в Поволжье Александр Введенский и его сторонники обратились к верующим с воззванием «обратить церковное золото и камни в хлеб». Это воззвание вышло не позже известного декрета Советской власти об изъятии церковных ценностей. Тема обращения церковного золота в хлеб с целью спасения от голодной смерти была для В.Шаламова ещё и автобиографичной. В рассказе «Крест» главный герой – слепой священник, прототипом которого был отец писателя, поступает именно так, разрубая на куски последнюю фамильную ценность – наперсный золотой крест с распятием, чтобы продать лом в торгсине и на вырученные деньги накормить больную жену и себя.
Считая, что «коммунизм, это Евангелие, написанное атеистическим шрифтом», обновленцы, в отличие от их оппонентов – представителей патриаршей церкви «тихоновцев» и «сергиевцев» не взимали плату за церковные требы и были, по мнению Шаламова, обречены на нищету, тихоновцы, и сергиевцы как раз брали плату – на том стояли и быстро разбогатели.

(Обновленческий митрополит Введенский)

Тихон Николаевич долгое время являлся для сына безусловным идейно-нравственным авторитетом и образцом для подражания в повседневной жизни. Даже описанный Шаламовым внешний облик отца – вполне светского человека трудно вяжется с привычным представлением об обличии православного священника в рясе. Социально-политические и философские взгляды отца не только наложили глубокий отпечаток на мировоззрение будущего писателя, но, послужили первой ступенькой в восприятии Шаламовым идей социального переустройства, идей революции.
Несмотря на широкий круг знакомых с демократическими взглядами, вполне пригодными для заимствования, Тихон Шаламов выстроил свою оригинальную концепцию социального переустройства, о которой Варлам Шаламов подробно пишет.
«Отец уверял, что будущее России в руках русского священства. Священство – четверть населения России. Простой цифровой подсчет убеждал в серьезности этой проблемы. Составляя такую общественную группу, духовенство ещё не сыграло той роли, которая ему предназначалась судьбой – дав им право исповедовать и отпускать грехи всех людей – от Петербурга до глухой зырянской деревушки, от нищего до царя. Никакое другое сословие не поставлено в столь благоприятные условия.
Эта близость к народу, знание его интересов начисто снимает для разночинцев проблему «интеллигенция – народ», ибо интеллигенты духовного сословия – сами народ, и никаких тайн психологии народ для них не приносит. Это должно быть священство мирское, светское – живущее вместе с народом, а не увлечённые ложным подвигом аскеты вроде старчества, монастырей.

Монастыри это ложный путь, как и распутинские прыжки. Русское священство должно обратить внимание не на личное совершенствование, на личное спасение, а на спасение общественное, завоевание выборным путём государственных должностей и поворачивать дело в надлежащем направлении. Не истерические проповеди Иоанна Кронштадтского, не цирк Распутина, Варнавы и Питирима, а женатое, семейное священство – вот истинные вожди русского народа.
Духовенство – это такая сила, которая перевернет Россию. Славные имена выходцев из духовного сословия – знаменитых хирургов, агрономов, учёных, профессоров, ораторов, экономистов и писателей известны всей России. Они не должны терять связи со своим сословием, а сословие должно обогащаться их идеями».
Эта точка зрения разительно отличается от современного официального взгляда на роль и функции РПЦ, которая теперь становится чем угодно, но, только не «культурным сообществом, живущим вместе с народом». В то же время, концепция Т.Н.Шаламова не стыкуется и с атеистическим мировоззрением нескольких поколений русских революционеров XIX и XX веков, зачислявших духовенство как сословие в стан реакции. В отличие от них, Т.Н.Шаламов предполагал созидательную роль русского православия в революции при условии внутренних революционных преобразований самой церкви, в первую очередь, её бескомпромиссный разрыв с эксплуататорским государством, восстановление социальной активности в массах, защиту эксплуатируемых слоев.
Тихон Шаламов на собственном опыте знал, что священник для населения мог быть не только служителем культа, но, учителем, врачом и адвокатом одновременно. Однако стержнем реформы церковного устройства должен был стать широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, что отражало бы первохристианский обычай выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства.

Предпосылки для такой реформации после падения самодержавия сложились, но, не были реализованы. Несмотря на декларированное сближение «обновленчества» и Советской власти, на деле их взаимоотношения были не столь просты. Фракционная борьба внутри ВКП(б) и победа сталинской фракции с аппаратной «вертикалью власти» наложила свой отпечаток и на взаимоотношения с церковью. Честные и открытые диспуты на темы религии, атеизма, происхождения человека и мира, столь ярко описанных Шаламовым, с 1925 года сменились на методы аппаратных махинаций – сталкивание обновленцев и сторонников патриарха Тихона, поощрение ренегатства, грубый репрессивный нажим.
По мере укрепления термидорианских тенденций в партии, обновленцы с их социальной активностью, исканиями «христианского коммунизма» становились для власти хроническим источником раздражения. В 30-е годы Сталин медленно, но верно настраивался на диалог со сторонниками патриарха Тихона, при условии, разумеется, их полного послушания. Это соглашение было реализовано в годы войны, а к 1946 году все храмы, принадлежащие ранее обновленцам, были переданы московскому патриархату.
+++
Ещё в Блоге Толкователя о политических идеях советских писателей:
Шаламов против Солженицына
Шаламов и Солженицын начинали как писатели-соратники по лагерной теме. Но постепенно они отдалялись друг от друга. К концу 1960-х Шаламов и вовсе стал считать Солженицына дельцом, графоманом и расчётливым политиканом.

***
Немец Даниил Хармс
2 февраля 71 год со дня смерти поэта Даниила Хармса. Его жизнь хорошо показывает, насколько тяжело приходится творческому человеку в России, не включённому ни в один из извечных кругов – сислибов и чекистов, а отсюда – «уволенному» из своих. И выходом для него становится только пораженчество. В случае с Хармсом – желание немецкой оккупации, его жены Малич – бегства с немцами в Европу.

+++

«Теология освобождения» Варлама Шаламова

17.12.2015

Share|

Несмотря на декларируемый атеизм, писатель Варлам Шаламов всегда подчёркивал положительную роль Обновленческой церкви. Его отец, священник Тихон, также после Революции примкнул к «Живой церкви» Введенского. Шаламов считал, что обновленцы могли бы привести Россию к настоящему христианству – без шовинизма, служения Мамоне и государству.
О том, какую роль обновленчеству отводил Варлам Шаламов, пишет историк литературы Марк Головизнин в сборнике «Варлам Шаламов в контексте мировой литературы и советской истории. Изд-во «Литера», 2013.
«Сам я лишен религиозного чувства», – писал Варлам Шаламов в автобиографических очерках, однако, и в повести «Четвертая Вологда», и в других жизнеописаниях вопросы веры в Бога и в философском, и в историческом аспектах, занимают у Шаламова одно из центральных мест. Главным учителем жизни для будущего писателя в юности был его отец, священник Тихон Николаевич Шаламов. «Отец водил меня по городу, стараясь по мере сил, научить доброму. Так, мы долго стояли у городской синагоги, и отец объяснял мне, что люди веруют в бога по-разному, и что для человека нет хуже позора, чем быть антисемитом».
Этот, достаточно личный эпизод перекликается с другими фактами биографии Т.Н.Шаламова, имевшими большой общественный резонанс в Вологде в период Первой русской революции. Тогда священник Шаламов с соборного амвона резко осудил еврейские погромы и отслужил публичную панихиду по убитому черносотенцами летом 1906 года члену Государственной Думы Герценштейну. После этого «отец был отстранен от службы в соборе и направлен в какую-то другую церковь», сообщает В.Т. Шаламов в «Четвертой Вологде».
Эта речь была откликом на драматические события, развивавшиеся после «кровавого воскресения» 9 января 1905 года в Петербурге. Тогда несколько представителей столичного духовенства во главе с Петербургским митрополитом Антонием, констатируя, что со времен реформ Петра I церковь сделалась «государственным бюрократическим учреждением, преследующим исключительно государственные цели, подали в Особое правительственное совещание записку с просьбой предоставить церкви бóльшую свободу в управлении ее делами. Для устроения церковных дел предлагалось собрать поместный собор с привлечением не только церковного начальства, но и рядовых клириков и мирян. В это же время образовался т.н. «кружок 32-х священников», ставший «Союзом Церковного обновления», одним из лидеров которого был священник Александр Введенский, будущий идеолог «обновленчества» 1920-х. Отец Тихон Шаламов был единомышленником Введенского. «Именно это движение несло дорогую сердцу отца реформу – служба на русском языке, второбрачие духовенства, борьба белого духовенства с черным монашеством, – заметил впоследствии Варлам Тихонович.

(Родители Шаламова — Тихон Николаевич и Надежда Александровна. Вологда, 1933 г.)
В марте 1917 года, после свержения самодержавия, возглавляемый Введенским «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян» выдвинул леворадикальную программу, в которой помимо церковной реформы предлагались требования демократической республики, социального равенства и братства в виде а) уничтожения сословий, б) равноправия женщин, в) абсолютной свободы мысли, слова и совести, г) обязательного бесплатного обучения в низшей школе и бесплатности школы средней и высшей, д) преподавания на родном языке. «Христианство, – по мысли идеологов «Союза», – не может быть равнодушно к социальному злу, оно требует полной христианизации всех человеческих отношений и с этой стороны освещает стремления к социальным преобразованиям социалистических партий».
В «Четвертой Вологде» В.Шаламов много пишет и о личности Александра Введенского и о русском церковном обновленчестве как движении за преодоление «цезаропапизма» – вековой зависимости от государства:
«Знаменитого столичного оратора двадцатых годов митрополита Александра Введенского я слышал много раз в антирелигиозных диспутах, которых тогда было очень много. Введенский разъезжал с лекциями по России, вербуя сторонников в обновленческую церковь, да и в Москве его проповеди в храме Христа Спасителя или диспут с Луначарским в театре – собирали неисчислимые толпы. И было что послушать.
Дважды на него совершалось покушение, дважды ему разбивали лоб камнями, как антихристу, какие-то черносотенные старушки. Радикальное крыло православной церкви, которое возглавлял Введенский, называлось «Союзом древле-апостольской церкви» (или более кратко – «Живая церковь»).
Раскрытие Шаламовым истории и идеологии послереволюционного «обновленчества» русской православной церкви позволяет констатировать немалую близость этого течения к «теологии освобождения», появивившеся в 1960-х в Латинской Америке. Примечательно, что писатель осмысливал русское «обновленчество» как раз в период конца 1960-х годов, когда «теология освобождения» в Латинской Америке набирала силу.

(Варлам Шаламов в 1960-е годы)

«Христос в понимании Введенского, – писал Шаламов, – земной революционер невиданного масштаба. Толстовскую концепцию о непротивлении злу Введенский высмеивал многократно и жестоко. Напоминал о том, что евангельскому Христу более подходит формула «не мир, но меч», а не «не противься злому насилием». Именно насилие применял Христос, изгоняя торгующих из храма». Эта же миссия Христа выделяется и теологами освобождения, доказывающими взаимообусловленность спасения души и непримиримой борьбы за земную справедливость как две стороны одного процесса.
Руководители обновленческого движения «Живая церковь» провозглашали, что «Великий лозунг социальной революции «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» вполне приемлем, вполне полезен, вполне жизнеспособен и в нашей церковной революции» («Живая Церковь». 1922. №6–7). «Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив её от государства и, таким образом предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования».
В программе «Союза общин Древле-апостольской церкви», составленной А. Введенским, в частности утверждалось: «Поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принципы первохристианства, церковь религиозно принимает нравственную правду социального переворота и активно, доступными ей церковными методами, проводит эту правду в жизнь». В феврале 1922 года во время голода в Поволжье Александр Введенский и его сторонники обратились к верующим с воззванием «обратить церковное золото и камни в хлеб». Это воззвание вышло не позже известного декрета Советской власти об изъятии церковных ценностей. Тема обращения церковного золота в хлеб с целью спасения от голодной смерти была для В.Шаламова ещё и автобиографичной. В рассказе «Крест» главный герой – слепой священник, прототипом которого был отец писателя, поступает именно так, разрубая на куски последнюю фамильную ценность – наперсный золотой крест с распятием, чтобы продать лом в торгсине и на вырученные деньги накормить больную жену и себя.
Считая, что «коммунизм, это Евангелие, написанное атеистическим шрифтом», обновленцы, в отличие от их оппонентов – представителей патриаршей церкви «тихоновцев» и «сергиевцев» не взимали плату за церковные требы и были, по мнению Шаламова, обречены на нищету, тихоновцы, и сергиевцы как раз брали плату – на том стояли и быстро разбогатели.

(Обновленческий митрополит Введенский)

Тихон Николаевич долгое время являлся для сына безусловным идейно-нравственным авторитетом и образцом для подражания в повседневной жизни. Даже описанный Шаламовым внешний облик отца – вполне светского человека трудно вяжется с привычным представлением об обличии православного священника в рясе. Социально-политические и философские взгляды отца не только наложили глубокий отпечаток на мировоззрение будущего писателя, но, послужили первой ступенькой в восприятии Шаламовым идей социального переустройства, идей революции.
Несмотря на широкий круг знакомых с демократическими взглядами, вполне пригодными для заимствования, Тихон Шаламов выстроил свою оригинальную концепцию социального переустройства, о которой Варлам Шаламов подробно пишет.
«Отец уверял, что будущее России в руках русского священства. Священство – четверть населения России. Простой цифровой подсчет убеждал в серьезности этой проблемы. Составляя такую общественную группу, духовенство ещё не сыграло той роли, которая ему предназначалась судьбой – дав им право исповедовать и отпускать грехи всех людей – от Петербурга до глухой зырянской деревушки, от нищего до царя. Никакое другое сословие не поставлено в столь благоприятные условия.
Эта близость к народу, знание его интересов начисто снимает для разночинцев проблему «интеллигенция – народ», ибо интеллигенты духовного сословия – сами народ, и никаких тайн психологии народ для них не приносит. Это должно быть священство мирское, светское – живущее вместе с народом, а не увлечённые ложным подвигом аскеты вроде старчества, монастырей.

Монастыри это ложный путь, как и распутинские прыжки. Русское священство должно обратить внимание не на личное совершенствование, на личное спасение, а на спасение общественное, завоевание выборным путём государственных должностей и поворачивать дело в надлежащем направлении. Не истерические проповеди Иоанна Кронштадтского, не цирк Распутина, Варнавы и Питирима, а женатое, семейное священство – вот истинные вожди русского народа.
Духовенство – это такая сила, которая перевернет Россию. Славные имена выходцев из духовного сословия – знаменитых хирургов, агрономов, учёных, профессоров, ораторов, экономистов и писателей известны всей России. Они не должны терять связи со своим сословием, а сословие должно обогащаться их идеями».
Эта точка зрения разительно отличается от современного официального взгляда на роль и функции РПЦ, которая теперь становится чем угодно, но, только не «культурным сообществом, живущим вместе с народом». В то же время, концепция Т.Н.Шаламова не стыкуется и с атеистическим мировоззрением нескольких поколений русских революционеров XIX и XX веков, зачислявших духовенство как сословие в стан реакции. В отличие от них, Т.Н.Шаламов предполагал созидательную роль русского православия в революции при условии внутренних революционных преобразований самой церкви, в первую очередь, её бескомпромиссный разрыв с эксплуататорским государством, восстановление социальной активности в массах, защиту эксплуатируемых слоев.
Тихон Шаламов на собственном опыте знал, что священник для населения мог быть не только служителем культа, но, учителем, врачом и адвокатом одновременно. Однако стержнем реформы церковного устройства должен был стать широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, что отражало бы первохристианский обычай выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства.

Предпосылки для такой реформации после падения самодержавия сложились, но, не были реализованы. Несмотря на декларированное сближение «обновленчества» и Советской власти, на деле их взаимоотношения были не столь просты. Фракционная борьба внутри ВКП(б) и победа сталинской фракции с аппаратной «вертикалью власти» наложила свой отпечаток и на взаимоотношения с церковью. Честные и открытые диспуты на темы религии, атеизма, происхождения человека и мира, столь ярко описанных Шаламовым, с 1925 года сменились на методы аппаратных махинаций – сталкивание обновленцев и сторонников патриарха Тихона, поощрение ренегатства, грубый репрессивный нажим.
По мере укрепления термидорианских тенденций в партии, обновленцы с их социальной активностью, исканиями «христианского коммунизма» становились для власти хроническим источником раздражения. В 30-е годы Сталин медленно, но верно настраивался на диалог со сторонниками патриарха Тихона, при условии, разумеется, их полного послушания. Это соглашение было реализовано в годы войны, а к 1946 году все храмы, принадлежащие ранее обновленцам, были переданы московскому патриархату.
+++
Ещё в Блоге Толкователя о политических идеях советских писателей:
Шаламов против Солженицына
Шаламов и Солженицын начинали как писатели-соратники по лагерной теме. Но постепенно они отдалялись друг от друга. К концу 1960-х Шаламов и вовсе стал считать Солженицына дельцом, графоманом и расчётливым политиканом.

***
Немец Даниил Хармс
2 февраля 71 год со дня смерти поэта Даниила Хармса. Его жизнь хорошо показывает, насколько тяжело приходится творческому человеку в России, не включённому ни в один из извечных кругов – сислибов и чекистов, а отсюда – «уволенному» из своих. И выходом для него становится только пораженчество. В случае с Хармсом – желание немецкой оккупации, его жены Малич – бегства с немцами в Европу.

+++http://ttolk.ru/