Накануне большого выборного года российская политическая и экономическая реальность начала заметно преображаться. Вертикаль власти трудно назвать единой конструкцией, – у ее участников есть свои интересы, они распоряжаются ресурсами, которые формально считаются государственными, – но публично они всегда присягали на верность центру. Выстраивание границ, альтернативных осей с собственными правилами и ориентацией на своего лидера считалось посягательством на вертикаль. Право на создание таких структур и законов их существования имели только два человека – Рамзан Кадыров и Игорь Сечин. Остальные должны были играть по общим правилам, не дробить и не разрушать вертикаль. Понятно, что какая-то свобода действий для ключевых политических и экономических игроков была, но главной установкой всегда была ориентация на центр, от которого всегда ждали установления рамок. Целое оказывалось важнее частей.

Но к началу 2017 года многие системные игроки начали двигаться к автономизации структур, которыми им было поручено управлять. Территории влияния начали огораживаться, в них стали появляться собственные правила, которых раньше не было. Внешняя ориентация на Кремль сменяется ориентацией на локального лидера. Игорь Сечин начинает наступление на новые участки, а Рамзан Кадыров охраняет границы своего влияния с удвоенной силой. Выкраивать себе автономные уделы принялись губернаторы, директора госкорпораций, главы отдельных органов власти.

Образцом новой автономизации можно назвать Госдуму, которую переформатировал под себя спикер нового созыва, бывший первый замглавы Администрации президента Вячеслав Володин. Нижняя палата парламента уже давно была для Кремля простым инструментом для одобрения решений по внутренней политике и законодательству. Депутаты имели возможность влиять на мелочи: они ориентировались на лоббистские группы и, в случае чего, могли отстоять их интересы – такие представители всегда были у оборонщиков, аграриев, ретейлеров, алкогольного бизнеса. Но в целом Дума была антиавтономной, антисамостоятельной структурой.

Однако теперь Володин серьезно ужесточил думский регламент, взяв под контроль депутатов, которые теперь зависят лично от спикера и его аппарата. Законопроектная работа тоже контролируется – теперь документы до их внесения рассматривают экспертные фракционные советы. На значимых постах в аппарате и фракции «Единой России» с ее сверхконституционным большинством оказались верные соратники Володина.

Спикер навел в Госдуме свой новый порядок, выстроил вокруг своей территории границы и даже начал экспансию – депутаты заговорили о том, что правительство должно согласовывать с ними законопроекты, чиновникам Администрации президента усложнили доступ на совещания парламентского руководства. Правительство и президентская администрация атаки пока отбили. Свой пост представителя администрации в Госдуме потерял Сергей Смирнов, соратник Вячеслава Володина. Правительство вышло из противостояния не без потерь – хотя законопроектов о его обязанностях перед Думой не появилось, но в парламентский регламент договорились внести изменения. «Чьи это поля?» – спросит несведущий человек о Госдуме и получит ответ: Вячеслава Володина.

Свою отличную от других регионов систему управления выстраивает подмосковный губернатор Андрей Воробьев. Он укрупняет муниципалитеты области в так называемые городские округа; города и села упраздняются, равно как их администрации и депутатские советы. Схема управления становится жесткой и простой. Воробьев, с одной стороны, уходит от риска проиграть выборы в одном из многих муниципалитетов (вместо нескольких сотен их должно стать несколько десятков) и потерять над ним контроль. С другой – регион получает необычную систему управления, заточенную лично под губернатора.

Земельные ресурсы в регионе дорогие – ими интересуются многие федеральные группы, которые пробовали и пробуют взять власть в отдельном нужном поселении через выборы. После того как муниципалитеты будут укрупнены, вся власть над территорией останется у губернатора. В этом направлении Андрей Воробьев ведет и кадровую политику: главами новых городских округов становятся лично зависимые от губернатора варяги – либо из других муниципалитетов области, либо вообще из других регионов. Чужаки чувствуют себя неуютно, местные враждуют с ними, в итоге в регионе остается одна сила – Андрей Воробьев, Подмосковье становится личной территорией губернатора.

Другие главы регионов тоже хотят большей самостоятельности и воли. Пример им подал Рамзан Кадыров, который давно укрепляет и активно обороняет свою исключительную сферу влияния. В прошлом году Министерство финансов заикнулось о сокращениях дотаций Чечне. Кадыров выступил резко против, в итоге Минфин пошел на попятную.

Примеру чеченского главы последовали другие губернаторы – президент Татарстана Рустам Минниханов открыто раскритиковал правительство за «выкачивание» денег из регионов-доноров. «Нужно поддерживать регионы-реципиенты, но не за счет ухудшения ситуации, которую мы имеем. На следующий год по отношению к этому году мы имеем минус восемь миллиардов. То есть весь заработок за следующий год, если мы хорошо поработаем, уйдет на покрытие того, что у нас изъяли. Наверное, президенту России докладывают, что это безболезненно, – продолжил Минниханов. – Как безболезненно? Это болезненно, мы должны свое мнение высказать, это неправильно. Огромные суммы теряют Москва, Ханты-Мансийск, Санкт-Петербург, мы», – возмущался Минниханов.

На Гайдаровском экономическом форуме его позицию поддержал и калужский губернатор Анатолий Артамонов, который к тому же предложил передать регионам часть полномочий федерального центра. Глава Ульяновской области Сергей Морозов пошел еще дальше и посоветовал Москве фактически подчинить губернаторам местные филиалы федеральных ведомств. Очевидно, что главы субъектов очень хотят, чтобы на них было ориентировано все, что есть в регионе. 

Игорь Сечин не просто укрепляет границы своей территории в «Роснефти», но и ведет активную экспансию. «Роснефть» становится все больше и больше – как и предполагалось, госкорпорации досталась «Башнефть». В прошлом году правительство впервые дало разрешение государственному холдингу «Роснефтегаз», который управляет активами «Роснефти» и «Газпрома», не публиковать финансовую отчетность. Наконец, арест министра экономического развития Алексея Улюкаева, который выступал против покупки «Роснефтью» «Башнефти» (Улюкаева обвинили в вымогательстве денег у Игоря Сечина за эту сделку), стал лишним свидетельством влияния, которым обладает Сечин. 

Сходным образом ведет себя глава «Ростеха» Сергей Чемезов, один из ближайших соратников Владимира Путина. Госкорпорация владеет оборонными предприятиями – холдинг «Вертолеты России» принадлежит ей, Двигателестроительная корпорация – тоже (так «Ростех» влияет на авиационную отрасль), Приборостроительная корпорация – тоже. Оборонка – дело прибыльное как со стороны госзаказов, так и со стороны экспортного потенциала.

Вне сферы влияния Чемезова были заводы, производящие бронетанковую технику, – Уралвагонзавод (главный производитель российских танков), предприятия в Кургане и Липецке. В конце прошлого года все они перешли под контроль «Ростеха». Теперь госкорпорация и ее глава влияют на все сферы оборонной промышленности.

Сергей Чемезов не упускает своих интересов и на гражданке – близкими к нему людьми называют недавно назначенных глав регионов Антона Алиханова (Калининградская область) и Дмитрия Овсянникова (Севастополь). Тренды хорошо чувствует и министр сельского хозяйства Александр Ткачев, который поставил свою ближайшую соратницу Галину Золину (работала с ним в Краснодарском крае) ректором Тимирязевской сельхозакадемии.

Накануне президентских выборов вертикаль власти всегда группировалась вокруг фигуры кандидата в президенты – это был Владимир Путин; один раз в президенты баллотировался Дмитрий Медведев. Путин всегда был символом этой системы. «Есть Путин, есть Россия», – говорил Вячеслав Володин. Это высказывание нужно уточнить: есть Путин, значит, участники вертикали сохраняют за собой частичку власти и возможности распоряжения ресурсами. Движение было центростремительным – залог сохранности строя был на самом верху, ближе к выборам центростремительные движения усиливались. «За Путина» надо было рьяно выступать, парад автономий в таких условиях просто не мог бы произойти.

В январе 2017 года – за год до выборов президента – мы наблюдаем обратную картину. В России начали действовать центробежные силы. Игроки, в чьем распоряжении есть ресурсы (не важно какие, будь то Госдума, богатый регион или «Роснефть»), пытаются всеми силами закрепить их за собой. Расставить стены, укрепить границы, чтобы чужие не прошли, получить от Москвы недостающее для полной автономии, попробовать отнять то, что плохо лежит у соседей.

Важной становится «личная» принадлежность ресурса: Госдума – Володина, «Роснефть» – Сечина, Подмосковье – Воробьева. Распорядители-приказчики постепенно превращаются в феодалов и устанавливают в своих вотчинах правила, отличающиеся от прежних порядков. Укрупнение феодальных ленов автоматически перестраивает отношения внутри системы – сдержек и противовесов становится меньше, части получают возможность диктовать целому.

Для вертикали процесс деления и дробления – плохой знак. Элитные игроки начинают обустраивать удобное личное пространство, потому что сомневаются в будущем системы в целом. Возможно, сами они себе в этом не признаются, но действия Сечина, Чемезова, Володина, Воробьева, других глав регионов говорят именно об этом. Будущее туманно, но его удары (или подарки) удобнее ждать на своей укрепленной территории. Мало ли что будет с вертикалью, а имея под контролем Думу или «Роснефть», можно вести переговоры с любым преемником Владимира Путина либо вообще начинать борьбу за это место. Установление границ в почти единой и до недавнего времени неделимой вертикали – верный знак начала транзита власти и верное свидетельство того, что простым он не будет. Укрепившиеся в своих владениях феодалы будут готовы не только защищаться, но захватывать ресурсы у потенциальных противников.