Османская империя. Версия 2.0. Риски для России

Сергей Кожемякин Внутренний конфликт Сирии стал дебютом Анкары в новой роли претендента на региональную гегемонию, первым серьезным шагом неоосманского проекта Резкое осложнение ситуации на сирийско-турецкой границе и воинственная риторика официальной Анкары заставляют задуматься о роли Турции в настоящем и будущем Ближнего Востока. Эта страна все смелее примеривает на себя наряды регионального лидера и, судя по последним событиям, вполне комфортно чувствует себя в роли амбициозного и дерзкого игрока на геополитической арене. Современная геополитика - это не «проходной двор». Занять здесь сколь-нибудь серьезное место непросто: существующие лидеры позиций уступать не любят и довольно быстро осаживают зарвавшихся «выскочек». Однако, Турция - особый случай. Являясь традиционным плацдармом Запада в мусульманском мире, она, тем не менее, долгое время не хватала звезд с неба. Катастрофа 1918-1919 годов, превратившая Турцию из фактического хозяина Ближнего Востока (Османская империя) в раздираемый внутренними противоречиями осколок, являвшийся к тому же объектом вожделений западных держав, нанесла сильный удар по самосознанию населения и амбициям руководителей страны. Вплоть до начала нового тысячелетия Турция была сосредоточена в основном на решении внутриполитических проблем. Ситуация изменилась в начале 2000-х годов, когда к власти пришла Партия справедливости и развития во главе с Реджепом Тайипом Эрдоганом. Вопреки сложившейся за десятилетия традиции отсутствия в Турции сильных и долгоживущих партий и, в целом, сильной внутриполитической турбулентности, Партия справедливости и развития на сегодняшний день фактически монополизировала политическое поле страны (в ходе последних парламентских выборов ПСР получила 326 из 550 мест в парламенте). Правительство и президент Турции являются ставленниками именно этой партии. Партию справедливости и развития принято называть умеренно-исламистской. Отчасти это так. Со времен Ататюрка религия была отделена от государства, а ислам не оказывал практически никакого влияния на политику. ПСР нарушила эту традицию и открыто провозгласила ориентацию на исламские ценности. Однако главной отличительной чертой новой власти стал выход Турции на внешнеполитическую арену. Этот курс получил название неоосманизма. Правящие круги государства не скрывают: имперский проект - это не история, не дела давно минувших дней, а реальность. Территории, некогда входившие в Османскую империю, рассматриваются Анкарой в качестве сферы турецких интересов. А это, напомним, ни много, ни мало, половина мусульманского мира - Сирия, Ирак, Палестина, часть Аравийского полуострова, Северная Африка, Балканы, Закавказье. «Мы - неоосманы, - откровенно признался министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу. - Мы вынуждены заниматься соседними странами». Всколыхнувшая регион «Арабская весна» стала прекрасным поводом для перехода от слов к делу. И если в Ливии вмешательство Анкары ограничилось дипломатической поддержкой мятежников и поставками оружия, то в Сирии Турция стала непосредственным участником конфликта. Не будет преувеличением сказать, что внутренний конфликт Сирии стал дебютом Анкары в новой роли претендента на региональную гегемонию, первым серьезным шагом неоосманского проекта. Вот почему руководство Турции с таким маниакальным упорством стремится к свержению правящего режима в Сирии. В ход идут любые, в т. ч. весьма сомнительные с точки зрения международного права методы. Поддерживая сирийскую оппозицию, Анкара не просто поставляет ей оружие (которое, кстати, в последнее время все чаще используется против мирного населения - достаточно вспомнить теракты в Алеппо и Дамаске), но и, фактически, предоставляет боевикам свою территорию под базы. Таким образом, задолго до инцидента в Акчакале и получения правительством мандата на проведение трансграничных боевых операций Турция вмешалась в сирийский конфликт. Можно не сомневаться, что Анкара не свернет с этого курса до тех пор, пока не добьется своей цели. Любой другой вариант для турецкого руководства неприемлем: ему нужно «сохранить лицо», достойно выдержав экзамен на звание регионального лидера. Иначе всерьез считаться с Турцией никто не будет. Исходя из этого и стоит, на наш взгляд, расценивать последние события. Инцидент в Акчакале - не первый (и тем более не последний) в своем роде. Попадание артиллерийских снарядов на сопредельную территорию в создавшихся условиях неизбежно. Имея опорные пункты на той стороне сирийско-турецкой границы, боевики совершают постоянные вылазки на территорию Сирии. Соблюдать же существующие рубежи вплоть до метра при постоянных приграничных боях нереально. До недавнего времени Анкара не обращала на это особого внимания, ограничиваясь вялыми дипломатическими протестами. Однако тяжелое положение мятежников в Алеппо, который должен был стать «сирийским Бенгази», вынудило турецкое руководство изменить тактику. Оно обвинило Дамаск в нарушении суверенитета (которое, собственно говоря, само и спровоцировало) и пригрозило жесткими ответными мерами. Ожидать открытого военного вмешательства со стороны Турции в ближайшее время вряд ли стоит. Подобный вариант развития событий будет только на руку Дамаску: в общественном мнении повстанцы будут ассоциироваться как пособники оккупантов. Вероятнее всего, Анкара активизирует уже ведущуюся политику: снабжая боевиков оружием и предоставляя им плацдармы, она, вместе с тем, станет своего рода тараном антисирийской дипломатии, выставляя Дамаск в качестве агрессора. Впрочем, одними имперскими амбициями дело не ограничивается. Вмешательство Анкары в гражданскую войну в Сирии преследует и куда более практические цели. Дело в том, что кризисные явления в европейской экономике заставили Турцию укреплять экономические связи с арабским миром, особенно с монархиями Персидского залива. Причем, этот процесс отличатся высокими темпами. Если в прошлом году 48% экспорта из Турции шло в страны Евросоюза, то в текущем году этот показатель упал до 39%. А вот доля Ближнего Востока и Северной Африки, наоборот, увеличилась с 27 до 37%. В экономику вмешивается и политика. Нынешнее руководство Турции с момента прихода к власти взяло курс на укрепление сотрудничества с арабским миром. Этой цели служит серьезное сближение Анкары и Каира (в начале октября Турция заявила о выделении Египту кредита в 1 млрд. долларов), а также масштабные экономические проекты в странах Аравийского полуострова: строительство железной дороги в Саудовской Аравии (стоимость проекта - более 2 млрд. долларов), аэропорта в Абу-Даби и т. д. При этом экспорт из Турции в страны Персидского залива идет в основном через Египет, в обход Сирии и Ирака. Свержение Башара Асада и появление марионеточного режима в Дамаске упростит сотрудничество и позволит Анкаре стать не только политическим, но и экономическим лидером региона. Запад (по крайней мере, пока) мешать этой стратегии турецких властей не собирается. Судя по всему, США и НАТО ставят на Анкару как на основного защитника их интересов на Ближнем Востоке. Во многом Турции должны перейти полномочия Израиля: среди исламских стран ее репутация куда выше, да и потенциал расширения влияния тоже значительно больше. Между тем, это соединение неоосманского имперского проекта с глобалистской стратегией Запада представляет серьезную угрозу. Его основная цель - превратить исламский мир если не в союзника Запада, то хотя бы в нейтрального игрока, который не станет вмешиваться в продолжающееся давление на Иран (и, в перспективе, военную операцию), а также ослабление позиций Китая и России. В связи с этим необходимо обратить внимание на укрепление турецкого влияния в Центральной Азии. В бывших советских республиках Турция составляет серьезную конкуренцию как России, так и Китаю. Особенно сильно влияние Анкары ощущается в Киргизии, президент которой Алмазбек Атамбаев посещает Турцию с завидной регулярностью и не скупится на заверения в преданности (во время одного из визитов он завил, что «Киргизия расположена вдали от Турции, однако каждый киргиз знает, что для киргизов Турция - звезда, Родина-мать, указывающая нам дорогу»). Заставляет задуматься и реакция властей Турции на беспорядки в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая в 2009 году. Выступая на саммите «большой восьмерки», Эрдоган тогда обвинил китайские власти в геноциде уйгурского населения. Весьма вероятно, что со временем Анкара решит укрепить свое влияние и в российских регионах с мусульманским населением. Если вспомнить роль Турции во время конфликта Чечне, можно не сомневаться: усиление имперского компонента во внешней политике страны может угрожать национальным интересам России. Это - в перспективе. Пока же неоосманский проект делает свои первые шаги, пытаясь расправиться с независимым режимом в Сирии. Остается надеяться, что твердая позиция Тегерана, Пекина и Москвы не даст осуществиться этому плану, и нам не придется, как полтора столетия назад Федору Тютчеву, восклицать (в стихотворении с таким актуальным названием «Не в первый раз волнуется Восток…»): «О Русь, ужель не слышишь эти звуки / И, как Пилат, свои умоешь руки? / Ведь это кровь из сердца твоего!»  Евразия