www.hrono.ru
«Иной раз битвы выигрываются до того как упадет первый солдат»
Старая мудрость.
Во главе любого успеха в военной кампании лежат прежде всего хорошая подготовка, качественное вооружение, знание всех планов и секретов противника.
Последнюю функцию выполняют люди называемые разведчиками и шпионами. Шпионы вопреки всеобщему мнению не только добывают секретную информацию, но фактически служат инструментом лоббирования интересов другого государства.
Работа шпионов развивается по трем направлениям:
- Сбор секретной информации
- Вербовка людей для сотрудничества с иностранной разведкой
- Сдерживание военно-технического развития своей страны, против которой работает шпион
Если шпионская сеть работает правильно, продуктивно она может обеспечить победу агрессору в будущей войне
……………..
Перед нападением на СССР, по приказу верховного командования Германии была усилена разведывательная работа против СССР.
Ключевую роль играла военная разведка, которая делилась на две части
- Абвер, руководимый адмиралом Канарисом
- Разведка Генштаба, в СССР её осуществлял генерал Кестринг
Об втором пункте известно довольно мало. Об этом имеется глухое упоминание в дневнике Гальдера в записи от 18 июля 1940 г.:
«Кестринг выполнил данное ему задание в отношении России»
Франц Гальдер прямо писал что Кестринг выполнил какое-то задание по России, но в детали не вдался
…………
На этом фоне стоит привести рассказ Ивана Соломоновича Сакриера. Кем он был?
С мая 1931 преподаватель, начальник кафедры стрельбы той же академии. Организовал в академии подготовку военных специалистов по новой отрасли военной техники — военным приборам. Создатель и первый начальник соответствующих лаборатории и кафедры. С июля 1932 начальник факультета приборов управления артиллерийским огнем Артиллерийской академии РККА. С апреля 1934 начальник Управления военных приборов Артиллерийского управления РККА.
С февраля 1936 начальник Управления авиационного вооружения ВВС РККА. С 1938 заместитель начальника, а затем начальник Управления вооружения ВВС РККА. В 1940 учёный совет Артиллерийской академии присвоил И. Ф. Сакриеру ученую степень доктора технических наук (по совокупности работ), становится профессором.
Арестован 21 апреля 1941. Обвинялся в шпионаже и участии в военном заговоре.
Обо всем расскажет следующий документ
…………………….
Спецсообщение В.Н. Меркулова И.В. Сталину о И.Ф. Сакриере с приложением протокола допроса
15.05.1941
№ 1674/м
При этом направляю Вам протокол допроса И.Ф. Сакриера от 11.V.1941 г.
Следствие по делу продолжается.
Народный комиссар государственной безопасности Союза ССР
В.Н. МЕРКУЛОВ
Стенограмма
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
САКРИЕР Ивана Филимоновича
от 11 мая 1941 года
САКРИЕР И.Ф., 1900 года рождения, уроженец села Абаклыджабской волости, Бендерского уезда, молдаванин, гр-н СССР, быв. член ВКП(б), с высшим образованием. До ареста — заместитель начальника вооружения и снабжения Главного Управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии.
Допрос начат в 14 час. 15 мин.
Вопрос: Вам было предъявлено обвинение в том, что вы на протяжении ряда лет вели подрывную и шпионскую работу. Признаете себя виновным в этом?
Ответ: Я признаю себя виновным в том, что в 1936 году был привлечен бывшим в то время начальником Артиллерийского Управления ЕФИМОВЫМ Николаем Алексеевичем, агентом германской разведки, к вредительской работе по срыву вооружения военно-воздушных сил Красной Армии.
Вопрос: Какое отношение вы имели к ВВС?
Ответ: В 1936 году я был назначен начальником Управления Вооружения Военно-Воздушных Сил. В мои функции входило вооружение боевых самолетов Красной Армии.
Вопрос: Вы заявили, что ЕФИМОВ являлся агентом германской разведки. Откуда вы об этом знаете?
Ответ: ЕФИМОВ лично открылся в этом в момент привлечения меня к вредительской работе в 1936 году.
Вопрос: Вы что-то недоговариваете, и поэтому неясно — какой был смысл ЕФИМОВУ открываться перед вами в своей связи с германской разведкой. Покажите подробно, как это произошло?
Ответ: ЕФИМОВ рассказал мне о своем сотрудничестве с немцами неспроста, а потому, что был осведомлен о моей связи с германской разведкой.
Вопрос: Стало быть, вы проводили не только вредительскую работу по срыву вооружения Военно-Воздушных сил, но и являлись шпионом. Так?
Ответ: Да. Должен чистосердечно заявить, что вредительством по линии срыва вооружения Военно-Воздушных Сил Красной Армии я начал заниматься именно потому, что еще ранее был привлечен германской разведкой для шпионской работы. Об этом стало известно ЕФИМОВУ, и он, как я уже показал выше, в 1936 году использовал данное обстоятельство для вовлечения меня в совместную вредительскую работу по линии ВВС.
Вопрос: К какому периоду относится установление вами связи с германской разведкой по шпионской работе?
Ответ: Немецким агентом я стал в 1931 году и с того момента вплоть до ареста передавал германской разведке шпионские сведения о количественном и качественном состоянии артиллерии Красной Армии и вооружения Военно-Воздушных Сил.
Вопрос: О характере передававшихся вами германской разведке шпионских сведений мы вас допросим подробно, а сейчас покажите, кто именно и при каких обстоятельствах привлек вас для сотрудничества с германской разведкой?
Ответ: Для шпионской работы я был привлечен в 1931 году капитаном Разведывательного Отдела Генерального Штаба германской армии ШПАЛЬКЕ.
Вопрос: Где вы работали в 1931 году?
Ответ: В то время я являлся преподавателем Артиллерийской Академии имени Дзержинского в Ленинграде.
Вопрос: Там же вы и встретились со ШПАЛЬКЕ?
Ответ: Нет. Моя встреча с ним произошла в Берлине, куда я был командирован в июле 1931 года по линии Разведывательного Управления Красной Армии вместе с бывшим секретарем Наркомата по Военным и Морским Делам — ОРЛОВЫМ Александром Григорьевичем, преподавателем Артиллерийской Академии — СТРУСЕЛЬБА Михаилом Максимовичем и заместителем инспектора Связи Красной Армии — КОКАДЕЕВЫМ Николаем (отчество его не помню).
Вопрос: С какой целью вы ездили в Берлин?
Ответ: Мы были направлены по линии Разведывательного Управления для присутствия на стрельбах артиллерийских частей Рейхсвера и пробыли в командировке около 2-х месяцев.
За этот период все мы познакомились с рядом немецких офицеров и прослушали при военном министерстве несколько лекций по вопросу применения артиллерии. В качестве переводчика нас сопровождал капитан ШПАЛЬКЕ во всех поездках и на лекциях.
Вопрос: Мы спрашиваем не о лекциях, а об обстоятельствах привлечения вас германской разведкой для шпионской работы. Об этом показывайте!
Ответ: Меня умело опутал капитан ШПАЛЬКЕ. К концу нашей командировки в сентябре 1931 года я и ОРЛОВ от имени всей нашей группы устроили в ресторане «Кемпинский» (на одной из центральных улиц Берлина) обед для представителей военного министерства, в частности для читавшего нам лекции майора БЕТХЕРА и капитана ШПАЛЬКЕ.
На этом обеде я перепился и выболтал капитану ШПАЛЬКЕ некоторые секретные сведения о структуре и организации артиллерийских частей Красной Армии. Это обстоятельство и послужило основанием к тому, что ШПАЛЬКЕ начал активно обрабатывать меня и все больше подчинять своему влиянию.
Капитан ШПАЛЬКЕ всячески стремился скомпрометировать меня, вовлекая в пьянки и разврат. Он несколько раз приглашал меня с собой в ночные кабачки, расположенные в районе «Виктория-Луиза» плац, окружал меня неизвестными женщинами легкого поведения, с которыми я кутил и развратничал.
Бывали случаи, когда я сильно напивался и меня увозили на какие-то квартиры к женщинам легкого поведения.
В результате капитан ШПАЛЬКЕ настолько опутал меня, что я был окончательно скомпрометирован как представитель Красной Армии.
Вопрос: Вы ведь находились в Берлине не один, а с группой других представителей Красной Армии. Как же вы могли часто посещать со ШПАЛЬКЕ кабачки, не опасаясь того, что об этом станет известно ОРЛОВУ, КОКАДЕЕВУ и СТРУСЕЛЬБА?
Ответ: Должен сказать, что к этому времени ОРЛОВ, КОКАДЕЕВ и СТРУСЕЛЬБА уже выехали из Берлина и из всей группы я остался один.
По заданию Артиллерийского Управления Штаба Красной Армии и Инженерного Отдела Берлинского торгпредства я на некоторое время выезжал в Голландию на завод «ЦЕЙСА» для приемки заказанного зенитного прибора управления артиллерийским огнем «КОГНАД-Б», но вскоре снова вернулся в Берлин и окончательно попал в руки германского разведчика ШПАЛЬКЕ.
Вопрос: У вас было какое-нибудь дело к капитану ШПАЛЬКЕ?
Ответ: Нет.
Вопрос: Зачем же вы с ним встречались?
Ответ: Моя встреча с капитаном ШПАЛЬКЕ произошла случайно. После возвращения из Голландии в Берлин я задержался там на несколько дней для составления отчета по командировке.
Однажды в октябре 1931 года неподалеку от здания полпредства на улице Унтер-ден-Линден я встретился с капитаном ШПАЛЬКЕ. Он поинтересовался, где я живу и надолго ли еще задержусь в Берлине. Я ответил, что выеду в Советский Союз через несколько дней.
ШПАЛЬКЕ при этой встрече подчеркнуто внимательно относился ко мне и предложил провести вместе с ним вечер и повеселиться. Я согласился. На следующий день по предварительной договоренности он заехал за мной на улицу Гайсберштрассе, 39, где я жил в отдельном номере советского пансиона.
Пробыв у меня в течение 25—30 минут, ШПАЛЬКЕ предложил прокатиться с ним на машине. Мы сели в такси, проехали несколько кварталов по городу и остановились у одного из ресторанов в районе «Виктория-Луиза» плац.
ШПАЛЬКЕ пригласил меня в ресторан, где к тому времени уже находились какие-то женщины. Как только мы уселись за столик, несколько женщин словно по специальной указке подошли к нашему столику, бесцеремонно усаживались на колени, обнимали и целовали меня. Все это сопровождалось совместной выпивкой по угощению ШПАЛЬКЕ.
Поздно ночью, когда я уже сильно опьянел, меня проводили в отдельный кабинет этого же ресторана вместе с одной из женщин легкого поведения, с которой я развратничал до утра.
Все эти «угощения» капитан ШПАЛЬКЕ организовывал на свой счет.
Через пару дней я вместе со ШПАЛЬКЕ был в другом ресторане, где также пьянствовал и потом развратничал с женщинами на какой-то специальной квартире.
Вопрос: Какие разговоры вел с вами капитан ШПАЛЬКЕ во время совместных выпивок?
Ответ: Обычно, когда мы оставались наедине, ШПАЛЬКЕ не упускал случая выпытать у меня сведения, характеризующие численность и боевую мощь Красной Армии.
За это время я настолько сильно попал под влияние ШПАЛЬКЕ, что давал ответы на все его вопросы о состоянии дисциплины в армии, о подготовлявшихся изменениях материальной части Артиллерии Красной Армии и т.д.
Вопрос: Не передавали ли вы капитану ШПАЛЬКЕ секретных сведений о Красной Армии в письменном виде?
Ответ: В то время еще не передавал. Правда, во время обеда в ресторане «Кемпинский» у меня исчезла из кармана записная книжка, в которой мною были произведены заметки о собранных секретных сведениях, касающихся германской армии и ее вооружения. Факт исчезновения у меня записной книжки я скрыл и никому об этом не докладывал.
Вопрос: Каким образом исчезла у вас эта записная книжка?
Ответ: Точно не знаю, но полагаю, что ее незаметно вытянул у меня из кармана сидевший рядом со мной капитан ШПАЛЬКЕ.
Эти обстоятельства привели к тому, что ШПАЛЬКЕ с каждым разом все вболее настойчивой форме требовал и получал от меня интересующие его сведения в отношении Красной Армии.
Вопрос: Получали ли вы от капитана ШПАЛЬКЕ какие-либо подарки или деньги?
Ответ: Я не просил, он сам уговаривал меня принять от него подарок.
Вопрос: Какой?
Ответ: Однажды в разговоре ШПАЛЬКЕ спросил, что я приобрел для себя в Берлине и что намерен взять с собой в качестве подарка. Я ответил, что хотел бы приобрести некоторые вещи, но не имею для этого достаточного количества средств. ШПАЛЬКЕ в этом случае промолчал, а при следующей встрече, когда мы направлялись в один из кабачков, предложил заехать по пути в универсальный магазин, где, как он выразился, можно будет посмотреть нужные мне вещи, и указал, что этот магазин непосредственно занимается отправкой посылок в Советский Союз.
Вопрос: Вы согласились?
Ответ: Да, в магазине ШПАЛЬКЕ предложил мне купить необходимые вещи и сказал, что может оказать любезность и взаимообразно оплатить мои покупки.
Вопрос: Вы согласились и на это?
Ответ: Я к этому времени уже настолько запутался в своих связях с германским разведчиком ШПАЛЬКЕ, что соглашался со всеми его предложениями, в частности и с предложенной им «любезностью» приобрести в магазине вещи за его счет.
Насколько помню, я купил для себя пальто, золотые часы, ботинки и, кроме того, отправил жене в Ленинград посылку с женскими и детскими вещами. ШПАЛЬКЕ полностью оплатил стоимость приобретенных мною вещей иодновременно сунул мне в карман пиджака пачку денег, в которой, как я потом подсчитал, оказалось несколько сот марок.
Вопрос: Какую сумму в общей сложности вы получили от ШПАЛЬКЕ?
Ответ: Всего деньгами и подарками мною было получено от капитана ШПАЛЬКЕ около двух тысяч марок.
Вопрос: Капитан ШПАЛЬКЕ давал вам деньги и подарки неспроста, а, очевидно, за определенные услуги. Какие требования он вам предъявил?
Ответ: Когда я уезжал из Берлина, ШПАЛЬКЕ был на вокзале и здесь уже прямо поставил вопрос о моем сотрудничестве с немецкой разведкой.
Во время этой последней встречи со ШПАЛЬКЕ он недвусмысленно намекнул на то, что мое времяпрепровождение с ним в Берлине настолько меня компрометирует, что я вынужден буду продолжать оказывать ему отдельные любезные услуги. ШПАЛЬКЕ сказал, что если я не хочу иметь неприятности по возвращении в Советский Союз, то должен и в дальнейшем сообщать германской разведке необходимые ей сведения.
Все, что произошло у меня со ШПАЛЬКЕ в Берлине, не давало мне никакой возможности отказаться от его предложения. К тому же на вокзале ШПАЛЬКЕ в завершение всего ошеломил меня одним обстоятельством.
Вопрос: Каким?
Ответ: Он показал мне несколько фотографий, на которых я был снят вместе с ним в обществе женщин легкого поведения в довольно интимных позах.
После этого мне ничего больше не оставалось, как принять предложение ШПАЛЬКЕ о сотрудничестве с германской разведкой по шпионской работе, и я согласился.»
Иван Соломонович Сакриер (на фото) попал в стандартный капкан иностранной разведки—дорогие подарки и проститутки, в конце готовый компромат.
В итоге в СССР вернулся уже немецкий шпион Иван Сакриер
«Вопрос: Какие задания вы получили от ШПАЛЬКЕ при отъезде из Берлина?
Ответ: ШПАЛЬКЕ заявил, что восстановит со мной связь в Ленинграде через специального связника по паролю: «Привет от ШПАЛЬКЕ», которому я должен передавать интересующие германскую разведку сведения. Других указаний лично от ШПАЛЬКЕ я не получал, и мы расстались.
Вопрос: Когда вы возвратились в Ленинград?
Ответ: В середине октября 1931 года.
Вопрос: А когда и при каких обстоятельствах с вами была восстановлена связь от имени германской разведки?
Ответ: Я состоял на службе в Артиллерийской Академии имени Дзержинского на Выборгской стороне, а жил на набережной Жореса, примерно в 15-ти минутах ходьбы от академии. Обычно я ходил на службу и возвращался домой пешком через Литейный мост.
Вопрос: Не путайте и отвечайте на вопрос прямо. Какое отношение имеют адреса Академии и вашей квартиры к восстановлению связи с германской разведкой?
Ответ: Однажды вечером в декабре 1931 года я возвращался из академии и проходил по набережной Жореса по направлению к дому. Ко мне подошел неизвестный человек выше среднего роста, плотного телосложения, в очках, на нем было коричневое пальто с воротником и шапка-финка также коричневого цвета.
Поравнявшись со мной, этот человек спросил: «Вы Иван Филимонович?» Я ответил утвердительно. Тогда он, попросив извинения, сказал, что должен переговорить со мной. На мой вопрос — кто вы такой и по какому вопросу желаете говорить со мной — незнакомец пристально посмотрел на меня и вместо ответа сказал: «Привет Вам от ШПАЛЬКЕ».
Мне стало ясно, что это и есть специальный связник германской разведки, о котором говорил ШПАЛЬКЕ на вокзале в Берлине.
Вопрос: Кто же он такой, назовите его фамилию?
Ответ: Его фамилию я не знаю, так как он себя не называл. Поскольку встреча произошла неподалеку от моего дома, неизвестный предложил прогуляться с ним по набережной. Я согласился, но явно нервничал. Заметив это, связник германской разведки попросил меня не волноваться, вынул из кармана портсигар, закурил и предложил мне папиросу.
Вопрос: Вы разве курите?
Ответ: Нет. Я отказался взять папиросу и заявил ему, что не курю. Однако незнакомец очень настаивал на этом, и, как я затем убедился, не случайно.
Вопрос: Что это значит?
Ответ: Он открыл портсигар не столько для того, чтобы угостить меня папиросой, сколько с той целью, чтобы я увидел находившуюся в нем мою фотокарточку и полностью убедился, что этот человек является представителем ШПАЛЬКЕ.
Вопрос: Когда произошла эта ваша встреча со связником германской разведки?
Ответ: Я уже говорил — это было часов в 7 вечера в конце декабря 1931 года.
Вопрос: Известно, что в это время бывает совершенно темно. Непонятно, как вы могли заметить, что в портсигаре была ваша фотокарточка?
Ответ: Мы проходили по набережной, которая освещается электрическими фонарями. Незнакомец открыл и поднес мне портсигар в непосредственной близости к фонарю, так, чтобы было видно его содержимое. Я отчетливо разглядел свою фотокарточку в портсигаре.
Затем связник заявил, что мне поручается подготовить для передачи ШПАЛЬКЕ сведения о вводимых на вооружение Красной Армии новых типах орудий.
При этом он заметил, что в мундштуке папиросы заложена бумажка с указанием, в каком порядке следует излагать цифровые сведения (калибр, вес орудия, система, начальная скорость, скорострельность, вес снаряда, вес разрывного заряда, вес всего патрона, дальность действительного огня и предельная дальность стрельбы). Он предложил не бросать мундштук, воспользоваться указаниями в заметке, точнее говоря, хорошо запомнить порядок изложения цифр по интересующим германскую разведку сведениям, а затем уже уничтожить заметку.
Связник предупредил, что если возникнет необходимость комментировать цифры словами, то почерк нужно обязательно изменить и писать печатными буквами. Наряду с этим он заметил: «Не вздумайте сообщать нам не соответствующие действительности сведения, так как мы все проверяем и это обнаружим.
В таком случае — пеняйте на себя. Вы, очевидно, хорошо понимаете и то, что никому не следует рассказывать как о самом факте нашей встречи, так и о содержании происходившего между нами разговора. Вы целиком находитесь в наших руках, и малейший опрометчивый шаг может привести вас к неприятным последствиям».
Вопрос: От вас требовали сведения только по артиллерии?
Ответ: Нет, мне предлагали добывать и другие шпионские сведения.
Связник заявил, что на меня возлагается обязанность присматриваться к происходящим в Красной Армии изменениям и по другим родам войск и об этом также сообщать. Он при этом заметил: «Вы работаете в академии, где бывают материалы по опытным объектам, обращайте и на это внимание и будете нас информировать».
«В целях соблюдения конспирации, — заявил связник, — пароль для связи будет не всегда один, а при каждой встрече изменяться». Для очередной встречи он установил пароль: «Привет Вам от Василия».
…………….
Артиллерийская академия РККА где с 1932 года преподавал Иван Сакриер.
По заданию немецкой разведки они должен был добывать все важные документы имевшиеся на балансе академии
« Связник сказал, что торопить с выполнением задания он не будет, и очередную встречу назначил на март месяц (число точно не помню) в 12 часов дня в здании городской станции у большой карты железных дорог.
После этого мы разошлись. Я пошел по направлению к дому, а он в противоположную сторону.
Вопрос: Каким образом этот связник нашел вас?
Ответ: Очевидно, по квартирному адресу, который я сообщил ШПАЛЬКЕ еще в Берлине, и по имевшейся у него моей фотокарточке. Должен заметить, что указанный связник приходил и на квартиру ко мне.
Вопрос: Когда?
Ответ: В тот же день незадолго до моей встречи с ним на набережной Жореса.
Вопрос: Разве вы в это время были дома?
Ответ: Нет, я был на службе.
Вопрос: Откуда же вы знаете, что он приходил к вам на квартиру?
Ответ: Встречей связника германской разведки со мной я был очень встревожен и не сразу направился на квартиру, а примерно в течение двух часов бродил по улицам города. Когда я вернулся домой, то мать жены сказала, что сегодня приходил какой-то мужчина и спрашивал, когда я бываю дома. Я поинтересовался приметами приходившего человека, и оказалось, что это был именно он — связник германской разведки.
Вопрос: Где в данное время находится мать вашей жены?
Ответ: Она умерла в 1938 году.
Вопрос: А ваша жена видела этого человека?
Ответ: Нет, так как она в то время находилась у своей приятельницы.
Вопрос: Выполнили ли вы полученное через связника задание германской разведки?
Ответ: Да, выполнил. В условленное время, т.е. в марте 1932 года, я явился на городскую станцию, где вскоре ко мне подошел тот же связник. Он незаметно поздоровался, вышел в коридор, а за ним я.
Улучив момент, когда в коридоре никого не было, я передал ему свернутые в трубочку подготовленные секретные сведения по материальной части артиллерии, которые он тут же вложил в портсигар.
Вопрос: Какие именно сведения вы ему передали?
Ответ: Насколько помню, это были секретные данные о модернизированной полевой пушке и модернизированной зенитной пушке. Одновременно мною были переданы связнику сведения о разрабатывавшейся в академии дивизионной пушке*.
Связник предложил к очередной встрече, которая была назначена на конец мая или начало июня 1932 года, подготовить сведения о численности, состоянии и вооружении расквартированных в Ленинграде частей Красной Армии. Он заявил, что на эту встречу со мной может явиться другой человек, но это не должно меня смущать, так как он назовет пароль и покажет в портсигаре мою фотокарточку.
Какой именно был очередной пароль, я не помню, но мы условились встретиться на мосту перед парком культуры и отдыха на островах.
Действительно, на следующую встречу явился уже другой человек: лет 25-ти, несколько сутуловатый, с испорченными зубами. После того как он назвал мне пароль, я передал ему подготовленные согласно заданию собранные секретные сведения, в частности о разрабатывавшихся в академии и известных мне в разработке по линии Артиллерийского Управления приборах управления артиллерийским огнем.
Вопрос: Кто был этот второй связник?
Ответ: Я его не знаю, как не знал первого и двух последующих связников, получивших от меня шпионские сведения для германской разведки в период 1932—1934 гг., т.е. до момента отъезда из Ленинграда на работу в Москву.
Помню лишь, что в каждом отдельном случае встреча со связником происходила по заранее обусловленному паролю. Встречался я с ним на набережной реки Невы у Зимнего дворца, на углу Лиговки и Невского проспекта и на поперечной Невскому проспекту улице (наименование ее не помню) вблизи магазина Елисеева.
Вопрос: Это формальный ответ. Вы не могли не знать лиц, с которыми были связаны по шпионской работе. Назовите фамилии связников германской разведки, с которыми встречались в Ленинграде.
Ответ: Я признался в том, что был шпионом, не скрываю и своей практической работы в качестве агента германской разведки, и теперь совершенно не заинтересован в том, чтобы кого-нибудь скрывать. Искренне заявляю, что фамилий связников германской разведки, которым я передавал шпионские сведения, не знаю. Помню такой случай: при встрече с одним из связников я спросил его назвать свое имя, на что он мне ответил: «Это не в моих и не в ваших интересах». С тех пор я не обращался к связникам с такими вопросами, а сами они никогда себя не называли.
Вопрос: Верно ли это?
Ответ: Да, это совершенно верно. Лиц, которые являлись ко мне от имени германской разведки, я не знал. За время работы в Ленинграде я передал через связников следующие шпионские материалы: о работе по опытным образцам пушек, опытным приборам стрельбы зенитной и морской артиллерии, причем по морской артиллерии я сообщал те сведения, которые мне были непосредственно известны с завода № 213, разрабатывавшего эти приборы.
Вопрос: Какое отношение вы имели к заводу № 213? У вас были там связи по шпионской работе?
Ответ: Нет. Я бывал на заводе № 213 как консультант по оптическим приборам. Известные мне секретные сведения по этому заводу я передавал немцам.
Кроме того, мною передавались германской разведке характерные данные из секретных признаков о состоянии дисциплины и боевой подготовки в армии.
Вопрос: Вы указали, что в 1934 году переехали на работу в Москву. Какое назначение вы получили?
Ответ: В марте 1934 года я был назначен начальником Управления военных приборов Главного Артиллерийского Управления.
Вопрос: Известно ли было германской разведке об этом?
Ответ: Нет. В Ленинграде последняя моя встреча со связником германской разведки была назначена на первые числа мая месяца 1934 года, но она не состоялась, так как в марте я уже выехал в Москву по месту новой работы и поэтому не мог своевременно сообщить о новом назначении. Впоследствии, уже в Москве, когда со мной снова связались от имени германской разведки, я сообщил точное место своей новой работы, что их вполне удовлетворяло.
Вопрос: Как же так получается, в одном случае вы говорите, что не предупреждали связиста о переходе на новую работу, а между тем в Москве снова связались с германской разведкой. Выходит, что вы сами стремились к восстановлению связи с немцами.
Ответ: Нет, меня нашли. Связники по Ленинграду знали номер телефона моей квартиры и, очевидно, звонили домой. Члены семьи, ничего не подозревая, сообщили, наверное, о том, что я переехал на работу в Москву.
В сентябре 1934 года, когда мне уже была предоставлена квартира в доме № 12 по Большому Овчинниковскому переулку, связники, нужно полагать, нашли меня по адресному бюро.
В сентябре же со мной встретился представитель немецкой разведки недалеко от моего дома и по последнему паролю, к несостоявшейся встрече в Ленинграде, установил со мной связь.
В последующем связники германской разведки являлись ко мне в назначенное время и место. В каждом отдельном случае назывался новый пароль, из числа которых помню: «Привет из Одессы», «Привет от ШУМСКОГО» и «Привет из Уфы», но были и другие пароли.
Вопрос: Кого из связников по Москве вы знаете?
Ответ: По фамилии я никого из них не знаю. В большинстве, как можно было определить по разговору, это были немцы.
Вопрос: Вы владеете немецким языком?
Ответ: Разговаривать на немецком языке я не могу.
Вопрос: Каким же образом вы изъяснялись со связниками?
Ответ: Все они хорошо владели русским языком и совершенно свободно разговаривали со мной по существу заданий германской разведки. «
………….
Здесь остановлюсь и отмечу что об активности подготовки агентуры для заброски в Советский Союз свидетельствуют такие данные, почерпнутые из архива абвера.
Например в разведывательной школе ведомства адмирала Кана-риса близ Кенигсберга (в местечке Гроссмишель) проходили подготовку сотни человек, предназначавшихся для засылки в СССР.
На кого же делалась ставка? Это выходцы из семей русских эмигрантов, осевших в Берлине после Октябрьской революции, сыновья бывших офицеров царской армии, сражавшихся против Советской России, а после разгрома бежавшие за границу, участники националистических организаций Западной Украины, Прибалтики, Польши, Балканских стран, как правило, владевшие русским языком.
Они были идеальным оружием.
Далее:
«Вопрос: К чему они сводились?
Ответ: До конца 1936 года задания немецкой разведки сводились только к тому, чтобы снабжать ее интересующими сведениями по Красной Армии.
Вопрос: Какие же именно шпионские сведения вы передали за это время?
Ответ: В 1934—1935 гг., в период моей работы в Главном Артиллерийском Управлении Красной Армии, я передал немецкой разведке через ее специальных связников следующие шпионские сведения: технические и количественные данные о находящихся на вооружении дальномерах зенитной артиллерии, о количестве и типах зенитных приборов, о прожекторах и звукоуловителях, об опытных объектах по прицелам, дальномерах и приборах управления артиллерийским огнем.
Начиная с 1936 года, т.е. после перехода на службу в Управление Военно-Воздушных Сил, я передавал германской разведке сведения: о вооружении советских боевых самолетов (количество огневых точек, типы пулеметов и пушек, количество боекомплекта); основные боевые характеристики самолетов; данные о 23 мм пушках «ТАУБИНА», «ВОЛКОВА — ЯРЦЕВА» и «САЛИЖЕВА — ГАЛКИНА», о 20 мм пушке «ШВАК», о пулеметах «ШКАС», «САВИНА — НОРОВА», «БЕРЕЗИНА»; данные о боеприпасах к этим пушкам и пулеметам (о зажигательных и бронебойных патронах и снарядах), а также данные по отдельным видам бомб и взрывателей*.
Позднее я сообщил данные относительно расхода боеприпасов по итогам финской войны.
Таким образом, я выдал германской разведке сведения по всем основным объектам вооружения авиации Красной Армии.
Вопрос: Из того, что вы показали, можно сделать вывод, что после 1936 года вы по заданиям германской разведки занимались не только шпионской работой. Это верно?
Ответ: Да, верно. В конце 1936 или начале 1937 года я получил задание от германской разведки — наряду с передачей шпионских сведений приступить к подрывной деятельности по линии срыва вооружения боевых самолетов Красной Армии.
Вопрос: Кто именно и при каких обстоятельствах передал вам это задание?
Ответ: Это указание я получил через бывшего в то время военного атташе в Берлине ОРЛОВА Александра Григорьевича, который был связан с германской разведкой по шпионской работе.
Вопрос: Откуда вы об этом знаете?
Ответ: Впервые мне об этом сообщил ЕФИМОВ, под руководством которого яначиная с 1936 года проводил вредительскую работу по срыву вооружения в Управлении ВВС, а затем и лично ОРЛОВ во время своего пребывания в Москве.»
Комдив Александр Григорьевич Орлов, он был арестован в апреле 1939 года, после отстранения от должности главы Разведупра РККА
Его обвинят в измене родине, признают виновным и приговорят к высшей мере
Комкор Николай Ефимов с 1931 по 1937 год возглавлял ГАУ РККА и тормозил развитие арт-систем
Далее:
«Вопрос: В какой связи ОРЛОВ рассказал вам о своей связи с германской разведкой?
Ответ: В 1936 году ЕФИМОВ связал меня с ОРЛОВЫМ по линии совместной вредительской работы. Однажды в конце 1936 года в разговоре с ОРЛОВЫМ на эту тему в здании Артиллерийского Управления он сказал, что о нашей подрывной работе по линии ВВС хорошо известно немцам и что они заинтересованы в дальнейшем усилении срыва вооружения боевых самолетов Красной Армии.
Зная еще от ЕФИМОВА, что ОРЛОВ связан с немцами, мне было ясно, что он говорил со мной об усилении подрывной работы по заданию германской разведки. В этом я убедился в 1939 году при очередной встрече с представителем германской разведки.
Вопрос: Кто он такой и к чему сводилась ваша встреча с ним?
Ответ: В средних числах июля 1939 года состоялась моя очередная встреча со связником германской разведки на Серпуховке. После передачи ему шпионских сведений он заявил, что в следующее воскресенье мне предстоит встретиться и получить новые указания от ответственного представителя германской разведки.
Встреча эта была назначена за чертой города на Серпуховском шоссе в 11 часов утра. Мы условились о том, что я буду одет в белый костюм, коричневые ботинки и кепку светло-коричневого цвета.
В условленное время я находился на правой стороне шоссе, в том месте, где начинается первый спуск и находится деревянный мостик. Вскоре неподалеку от меня остановилась закрытая машина заграничной марки. Шофер подал знак рукой, что хочет о чем-то спросить меня. Когда я подошел к машине, то он спросил, можно ли этой дорогой проехать на Тулу. Я ответил утвердительно.
В это время открылась дверь машины, и пассажир, пристально осмотрев меня, назвал обусловленный пароль: «Привет из Курска» — и пригласил сесть к нему в машину.
Это был немец, плохо владеющий русским языком, в возрасте 32—35 лет, среднего роста, плотного телосложения, темный шатен, круглолицый. Одет он был в светло-коричневый однобортный костюм. В качестве особой приметы нужно заметить, что у него на нижней части левой щеки был небольшой шрам.
По пути в направлении Подольска незнакомец вынул из бокового кармана пиджака и открыл записную книжку, в которой я увидел свою фотокарточку. После этого он спросил: «Надеюсь, теперь можно быть откровенными?»
Получив утвердительный ответ, незнакомец задал мне ряд вопросов в порядке уточнения некоторых деталей, сведений, переданных мною в последнее время германской разведке, и осведомился об обеспеченности западной границы СССР средствами авиационного вооружения. На все эти вопросы я дал ему исчерпывающую информацию по секретным данным.
Вопрос: Чем же отличалась эта встреча от предыдущих? Вы ведь заявили, что она носила особый характер?
Ответ: В дальнейшей беседе неизвестный дал мне понять, что он в курсе проводимой мною вредительской работы по линии военной авиации.
Он обратил мое внимание на необходимость форсирования подрывной работы, главным образом в следующих двух направлениях: задерживать вооружение самолетов пушками и срывать производство боеприпасов.
В заключение он предложил о результатах проведенной мною вредительской работы систематически информировать германскую разведку.
После этого наша беседа закончилась. На обратном пути, в 8—10 километрах от Москвы, я сошел с машины и до трамвая дошел пешком.
Вопрос: Вы опять-таки не рассказали, кто этот человек.
Ответ: Его фамилии и места работы я не знаю. Из разговоров я убедился, что он имеет специальные познания в авиации и, очевидно, является военным работником.
Вопрос: Из чего это видно?
Ответ: Когда я садился в машину, то неизвестный произнес какую-то фразу, из которой я отчетливо расслышал только одно слово «майор». Была ли это фамилия или военный чин, я так и не понял.
Вопрос: Разве вы только один раз встретились с ним?
Ответ: Да. С этим человеком я уже больше не встречался. Однако в своей вредительской деятельности в области боевого вооружения авиации продолжал информировать германскую разведку по-прежнему через связников. \
Вопрос: Нужно полагать, что ваши информации не оставались без реагирования и вы получали дальнейшие указания?
Ответ: Не отрицаю, что указание по вредительской работе было получено мною также и от германского военного атташе в Москве — генерал-майора КЕСТРИНГА*.»
Генерал Эрнст Кестринг, военный атташе Германии курировал немецкую разведку в СССР
Именно он по свидетельству Гальдера справился с своей задачей
Далее
« Вопрос: Когда, где?
Ответ: С КЕСТРИНГОМ я знаком еще с 1931 года и впервые был представлен ему перед моей командировкой в Германию. В мае или июне 1940 года я случайно встретился с КЕСТРИНГОМ в помещении ЦДКА во время просмотра кинофильма о действиях германских военно-воздушных сил в Польше.
После окончания фильма германским представителям совместно с начсоставом Красной Армии в помещении ЦДКА был дан ужин, на который был приглашен и я.
При выходе из зрительного зала КЕСТРИНГ поздоровался со мной, вежливо взял меня под руку и повел в комнату, где устраивался ужин. Мы сели с ним рядом, в конце общего стола среди нескольких иностранцев. За ужином, когда присутствовавшие уже изрядно выпили и в комнате стало довольно шумно, КЕСТРИНГ затеял разговор на тему о моей командировке в Германию.
Я высказал свое впечатление о войсковых учениях и поблагодарил КЕСТРИНГА за внимание, оказанное мне германскими офицерами.
КЕСТРИНГ затем недвусмысленно подчеркнул, что у меня должно быть неплохое впечатление о капитане ШПАЛЬКЕ, и неожиданно для меня тихо произнес: «Привет вам от ШПАЛЬКЕ».
Мне стало ясно, что КЕСТРИНГ осведомлен о моей шпионской связи с германской разведкой.
После этого КЕСТРИНГ спросил, помню ли я встречу с нашим общим «приятелем» в 1939 году на машине. Получив утвердительный ответ, КЕСТРИНГ подчеркнул, что выполнение порученного мне этим человеком задания имеет в данный момент особо важное значение, и поэтому предложил приложить все усилия к тому, чтобы выполнять это задание форсированно.
Таким образом, КЕСТРИНГ был осведомлен не только о моей шпионской работе, но и подрывной деятельности, которую я проводил в ВВС Красной Армии по заданию германской разведки.
Прощаясь, КЕСТРИНГ выразил уверенность в том, что вскоре ему удастся поговорить со мной подробно и в более откровенной форме.
Вопрос: Встречались ли вы после этого с КЕСТРИНГОМ?
Ответ: Нет. С КЕСТРИНГОМ я больше не виделся. Но после разговоров с ним у меня состоялись две встречи со связистами германской разведки.
Одна встреча произошла в октябре 1940 года у станции метро «Площадь Маяковского», а последняя в январе 1941 года (точно числа не помню) на Петровке, под навесом Большого Театра*.
В обоих случаях я передавал связникам для германской разведки сведения по стрелково-пушечному и бомбардировочному вооружению военных самолетов; информировал их также и о результатах проведенных мною вредительских мероприятий по линии ВВС.
На этом и прервалась моя связь с германской разведкой.
Вопрос: Разве после января вы ни с кем из ее представителей не встречались?
Ответ: Должен был встретиться, но не успел, так как незадолго до обусловленной встречи был арестован.
Вопрос: Когда же и с кем должна была состояться ваша очередная явка?
Ответ: По договоренности со связником германской разведки мы должны были встретиться в 12 часов дня 3-го мая на Крымском валу, неподалеку от Центрального парка Культуры и Отдыха. Встреча именно в этот день назначалась потому, что это был нерабочий день и я мог днем отлучиться из дому.
Вопрос: Вы что-то путаете. Решение СНК СССР о перенесении выходного дня на 3-е мая состоялось лишь в конце апреля 1941 года. Каким же образом вы еще в январе назначили явку на 3-е мая как на нерабочий день?
Ответ: Я действительно дал неточный ответ. У меня было лишь предположение, что выходной день будет перенесен на 3 мая. Если бы это было не так, то я имел достаточно широкие возможности для того, чтобы отлучиться из управления даже в рабочее время по своим личным делам.
Таким образом, все объективные условия для встречи 3 мая со связником германской разведки были. Однако она не состоялась по независящим от меня причинам, вследствие ареста.
Вопрос: Получали ли вы денежное вознаграждение от германской разведки за оказанные ей большие услуги?
Ответ: Получал, но нерегулярно. В 1935 и в 1936 годах я дважды получил через связников по 5 тысяч рублей. Не отрицаю, что представители германской разведки в каждом случае предлагали мне деньги, но я отказывался.
Вопрос: Соответствует ли это действительности?
Ответ: Да, это верно. О своей шпионской работе я рассказал в основном все.
Вопрос: В начале допроса вы признали, что в 1936 году были привлечены ЕФИМОВЫМ к вредительской работе по срыву вооружения военно-воздушных сил Красной Армии.
О проведенной вами подрывной работе и вражеских связях вы будете допрошены дополнительно.
Допрос прерывается.
Протокол читал лично, все записано с моих слов верно.
САКРИЕР
ДОПРОСИЛИ:
зам. нач. 3 Упр. НКО СССР
майор госбезопасности ОСЕТРОВ
пом. начальника следчасти НКГБ СССР
капитан госбезопасности РОДОС
пом. начальника следчасти НКГБ СССР
ст. лейтенант госбезопасности КУЛЕШОВ
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 256. Л. 28—64. Подлинник. Машинопись.
На первом листе имеются пометы Сталина: «Только Молотову»; «Читал. В. Молотов».
* Абзац отчеркнут на полях одной чертой.
*—* Подчеркнуто карандашом.
……………
Иван Соломонович Сакриер по официальной версии был расстрелян в поселке Барбыш, никаких документов проливающих свет нам эту историю нет.
С равной степенью вероятности все признания могут быть как действительной констатацией произошедшего, так и выбитыми "признаниями". По многим подобным делам мы так никогда и не знаем истины.
С равной степенью вероятности все признания могут быть как действительной констатацией произошедшего, так и выбитыми "признаниями". По многим подобным делам мы так никогда и не знаем истины.
Комментариев нет:
Отправить комментарий