Сообщения
Роман Дмовский
Легкость, с которой венские политические круги с местного, узкого понимания русинов (Ruthenen) перескочили на широкое понимание украинцев и внутренний австрийский русский вопрос заменили международным украинским, была поразительной. Она была бы просто непонятной, если бы не глубокое изменение, которое произошло в то время, в конце прошлого века, в положении габсбургской монархии.
Австро-Венгрия, связанная на протяжении более десятка лет договором с Германией, в конце века заменила этот договор более глубоким, более тесным союзом, с одной стороны, ведущим к тому, чтобы дать немцам и венграм монархии, господству которых угрожали другие народности, опору в немцах рейха, а с другой – подчинить австро-венгерскую дипломатию внешней политике Германской империи. Уже тогда действиям австрийской политики, которые невозможно было понять в Вене, находилось объяснение в Берлине.
В это время общенемецкая политическая литература начала оживленно разрабатывать концепцию нового государства – Великой Украины. Тогда же было образовано германское консульство во Львове – не для немецких граждан, которых в восточной Галиции, собственно говоря, не было, а для политического сотрудничества с украинцами, о чем, впрочем, было заявлено публично. Была также раскрыта энергичная акция на русской территории, проведенная Союзом защиты восточных окраин (Ostmarkenverein), созданным в Германии для борьбы с польскостью.
Оказалось, что, как только проблема стала украинской, центр тяжести политики по этому вопросу был перенесен из Вены в Берлин.
Возникает вопрос: почему Германия, не имея русского населения в своем государстве, так живо занялась этим проблемой? Это не могло быть идеалистическое, бескорыстное желание поддержки возрождающейся народности, поскольку интерес к вопросу исходил от правительства и сфер, представляющих агрессивную германскую политику. Это было разыгрывание вопроса в немецких интересах. Против кого?
В период, предшествующий мировой войне, Германия смотрела на Россию как на поле своей экономической эксплуатации и сферу своего политического влияния. Даже за пределами Германии Россия иногда рассматривалась как часть более широкой германской империи. С этой позиции Германия стремилась ослабить Россию как политически, так и экономически: немцы были заинтересованы том, чтобы она была неспособна противостоять им ни в одной сфере.
В самом конце минувшего столетия Россия, которая видела главное богатство малорусских земель в их необычайно урожайном черноземе, начала энергично эксплуатировать обильные залежи железа и каменного угля, находящиеся там, и на этом строить свою собственную промышленность, рассчитанную не только на внутренние нужды, но и для продажи на иностранных восточных рынках. Для Германии это означало не только сокращение российского рынка для ввоза, но также новое соперничество на азиатских рынках.
С другой стороны, Германия в конце минувшего века укрепилась в Турции и занялась делом полного овладения ею. Здесь большим препятствием для нее была позиция России на Черном море и ее доступ к Балканам.
Все эти опасности и трудности устраняла смелая идея создания независимой, Великой Украины. Кроме того, учитывая культурно-национальную слабость украинской стихии, ее неоднородность, присутствие на морском побережье разнородных этнических элементов, ничего общего не имеющих с украинизмом, обилие в стране еврейского населения, наконец, значительное количество немецких поселенцев (на Херсонщине и в Крыму), можно было быть уверенным, что новое государство удастся подчинить сильному германскому влиянию, взять его эксплуатацию в немецкие руки и полностью руководить его политикой. Независимая Украина обещала стать экономическим и политическим филиалом Германии.
Россия же без Украины, лишенная ее хлеба, угля и железа, оставалась бы территориально большим государством, но неслыханно слабым экономически, не имеющим никаких шансов на экономическую самостоятельность, обреченным на вечную зависимость от Германии. А будучи отрезанной от Черного моря и Балкан, перестала бы приниматься в расчет в турецких делах и вопросах балканских стран. Эта территория оставалась бы полной прерогативой Германии и ее помощницы – габсбургской монархии.
С точки зрения целей германской политики по отношению к России, крупнейшим вопросом этой политики была бы, несомненно, Великая Украина.
Однако был еще кое-кто, в борьбе с которым Германия считала украинский план спасительным.
Когда польский вопрос во второй половине XIX века сошел с повестки дня международной жизни и стал внутренним вопросом трех разделивших Польшу держав, германская политика была единственной, которая смотрела с открытыми глазами на этот вопрос в целом. Она не разделяла оптимизма России и Австрии и не переставала опасаться возвращения этого вопроса на международную арену. Этого не скрывал Бисмарк, а Бюлов открыто говорил, что Германия борется не только со своими поляками, но и со всем польским народом.
Немцы понимали, что быстрый прогресс их политики в мире ведет к большому конфликту. А времена крупных столкновений между державами характеризуются тем, что подавляемые в мирное время вопросы немедленно вырываются на международную арену. Польский вопрос не был так задушен, чтобы не суметь уже никогда выплыть на поверхность; наоборот, в конце XIX века в Польше началось движение политического возрождения, во всех трех оккупированных частях страны создавался единый национальный лагерь, свидетельствующий о том, что новые польские поколения чему-то научились, говорящий подлинно политическим языком, которого в Польше уже давно не слышали.
Выход Польши на международную арену в качестве великого народа был бы для германской политики большим поражением. Если этот народ нельзя было уничтожить, его следовало сделать малым. А самым простым путем для этого было создание украинского государства и передвижение его границ вглубь польских земель на такое расстояние, на которое распространяются звуки русской речи.
Украинский план был, таким образом, способом нанести мощный удар одновременно России и Польше.
Этот план был реализован на бумаге. Этой бумагой был договор, подписанный в 1918 г. в Брест-Литовске сколоченной на скорую руку делегацией Украинской Республики, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией – с другой. Он остался на бумаге, так как могущественная до недавних пор Германия в этот момент была уже способна лишь на то, чтобы подписывать бумаги.
Он сохранился как завещание кайзеровской Германии, в трудное послевоенное время ожидающее своих исполнителей.
Австро-Венгрия, связанная на протяжении более десятка лет договором с Германией, в конце века заменила этот договор более глубоким, более тесным союзом, с одной стороны, ведущим к тому, чтобы дать немцам и венграм монархии, господству которых угрожали другие народности, опору в немцах рейха, а с другой – подчинить австро-венгерскую дипломатию внешней политике Германской империи. Уже тогда действиям австрийской политики, которые невозможно было понять в Вене, находилось объяснение в Берлине.
В это время общенемецкая политическая литература начала оживленно разрабатывать концепцию нового государства – Великой Украины. Тогда же было образовано германское консульство во Львове – не для немецких граждан, которых в восточной Галиции, собственно говоря, не было, а для политического сотрудничества с украинцами, о чем, впрочем, было заявлено публично. Была также раскрыта энергичная акция на русской территории, проведенная Союзом защиты восточных окраин (Ostmarkenverein), созданным в Германии для борьбы с польскостью.
Оказалось, что, как только проблема стала украинской, центр тяжести политики по этому вопросу был перенесен из Вены в Берлин.
Возникает вопрос: почему Германия, не имея русского населения в своем государстве, так живо занялась этим проблемой? Это не могло быть идеалистическое, бескорыстное желание поддержки возрождающейся народности, поскольку интерес к вопросу исходил от правительства и сфер, представляющих агрессивную германскую политику. Это было разыгрывание вопроса в немецких интересах. Против кого?
В период, предшествующий мировой войне, Германия смотрела на Россию как на поле своей экономической эксплуатации и сферу своего политического влияния. Даже за пределами Германии Россия иногда рассматривалась как часть более широкой германской империи. С этой позиции Германия стремилась ослабить Россию как политически, так и экономически: немцы были заинтересованы том, чтобы она была неспособна противостоять им ни в одной сфере.
В самом конце минувшего столетия Россия, которая видела главное богатство малорусских земель в их необычайно урожайном черноземе, начала энергично эксплуатировать обильные залежи железа и каменного угля, находящиеся там, и на этом строить свою собственную промышленность, рассчитанную не только на внутренние нужды, но и для продажи на иностранных восточных рынках. Для Германии это означало не только сокращение российского рынка для ввоза, но также новое соперничество на азиатских рынках.
С другой стороны, Германия в конце минувшего века укрепилась в Турции и занялась делом полного овладения ею. Здесь большим препятствием для нее была позиция России на Черном море и ее доступ к Балканам.
Все эти опасности и трудности устраняла смелая идея создания независимой, Великой Украины. Кроме того, учитывая культурно-национальную слабость украинской стихии, ее неоднородность, присутствие на морском побережье разнородных этнических элементов, ничего общего не имеющих с украинизмом, обилие в стране еврейского населения, наконец, значительное количество немецких поселенцев (на Херсонщине и в Крыму), можно было быть уверенным, что новое государство удастся подчинить сильному германскому влиянию, взять его эксплуатацию в немецкие руки и полностью руководить его политикой. Независимая Украина обещала стать экономическим и политическим филиалом Германии.
Россия же без Украины, лишенная ее хлеба, угля и железа, оставалась бы территориально большим государством, но неслыханно слабым экономически, не имеющим никаких шансов на экономическую самостоятельность, обреченным на вечную зависимость от Германии. А будучи отрезанной от Черного моря и Балкан, перестала бы приниматься в расчет в турецких делах и вопросах балканских стран. Эта территория оставалась бы полной прерогативой Германии и ее помощницы – габсбургской монархии.
С точки зрения целей германской политики по отношению к России, крупнейшим вопросом этой политики была бы, несомненно, Великая Украина.
Однако был еще кое-кто, в борьбе с которым Германия считала украинский план спасительным.
Когда польский вопрос во второй половине XIX века сошел с повестки дня международной жизни и стал внутренним вопросом трех разделивших Польшу держав, германская политика была единственной, которая смотрела с открытыми глазами на этот вопрос в целом. Она не разделяла оптимизма России и Австрии и не переставала опасаться возвращения этого вопроса на международную арену. Этого не скрывал Бисмарк, а Бюлов открыто говорил, что Германия борется не только со своими поляками, но и со всем польским народом.
Немцы понимали, что быстрый прогресс их политики в мире ведет к большому конфликту. А времена крупных столкновений между державами характеризуются тем, что подавляемые в мирное время вопросы немедленно вырываются на международную арену. Польский вопрос не был так задушен, чтобы не суметь уже никогда выплыть на поверхность; наоборот, в конце XIX века в Польше началось движение политического возрождения, во всех трех оккупированных частях страны создавался единый национальный лагерь, свидетельствующий о том, что новые польские поколения чему-то научились, говорящий подлинно политическим языком, которого в Польше уже давно не слышали.
Выход Польши на международную арену в качестве великого народа был бы для германской политики большим поражением. Если этот народ нельзя было уничтожить, его следовало сделать малым. А самым простым путем для этого было создание украинского государства и передвижение его границ вглубь польских земель на такое расстояние, на которое распространяются звуки русской речи.
Украинский план был, таким образом, способом нанести мощный удар одновременно России и Польше.
Этот план был реализован на бумаге. Этой бумагой был договор, подписанный в 1918 г. в Брест-Литовске сколоченной на скорую руку делегацией Украинской Республики, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией – с другой. Он остался на бумаге, так как могущественная до недавних пор Германия в этот момент была уже способна лишь на то, чтобы подписывать бумаги.
Он сохранился как завещание кайзеровской Германии, в трудное послевоенное время ожидающее своих исполнителей.
. Украина в мировой политике
После русской революции украинский вопрос вошел в новую фазу. При федеральном устройстве советского государства та часть его территории, на которой большинство населения говорит на малорусском наречии, стала украинской республикой, со спорным объемом самостоятельности и официальным украинским языком.
Одновременно, после воссоздания Польши в результате мировой войны часть земель древней Речи Посполитой с русскоговорящим населением, а среди них прежняя Восточная Галиция, являющаяся очагом украинского движения, вошла в состав нашего государства.
В такой ситуации украинский вопрос не был признан решенным ни украинцами, ни теми силами, которые их делами по тем или другим причинам занимались. На этой почве не прекратилось брожение и не прекратились действия, направленные на отрыв русских земель как от советской России, так и от Польши. Эти действия вызвали даже знаменитый поход на Киев с польской стороны в 1920 г., причины и политические цели которого до сих пор как следует не выяснены. Он ничего принципиально не изменил в состоянии украинского вопроса, разве что Рижский мир, который после него был заключен, определил границы советской Украины на западе, устраняя Польшу со значительной части территории, которую она до этого фактически занимала.
В эти первые годы после мировой войны и русской революции еще не предполагалось, что украинский вопрос вскоре приобретет мировое значение.
Как все уже сегодня знают, война 1914-18 г., которая в восточной Европе вызвала прежде всего глубокие политические перевороты, для остального мира, в особенности для западной Европы, стала крупным переворотом экономическим. Эту роль она сыграла не только потому, что уничтожила значительную часть богатства народов и дезорганизовала существовавшую до нее систему экономических отношений, но также потому (и это в гораздо большей степени), что прекрасно ускорила прогрессировавший уже до нее процесс, который прежде всего состоит в промышленной децентрализации мира. Этот процесс несет государствам, в которых промышленность до сих централизовалась, катастрофу.
Эти последствия войны, как следует недооцененные вначале (ибо казалось, что экономические трудности являются лишь временными), ощущаются тем сильнее, чем мы дальше от войны. Все заметнее, что правительства неспособны с ними справиться, и непосредственно заинтересованные круги, представители крупного капитала, демонстрируют все большую энергию и все большую изобретательность в поиске средств спасения.
Излюбленная идея, над которой работают сегодня многие светлые умы, не столько политические, сколько финансовые, – это распределение производства путем соглашения между государствами мира, ведущее к тому, чтобы одни стали производителями, а другие согласились стать потребителями того или иного товара. Тот, кто из потребителя захотел бы выбиться в производители, был бы признан врагом установленного в мире порядка. Речь идет о том, чтобы первенствующие сегодня экономически и политически государства, производящие все более дорогие товары, были защищены от соперничества других государств, которые, умея производить дешевле, начали в последнее время развивать свою промышленность.
Однако осуществление этой недюжинной идеи, несмотря на наличие Лиги наций и целого ряда других помощников, нелегко. Одним из крупнейших препятствий, стоящих у нее пути, является советская Россия. Она явно смеется над попытками капиталистической Европы и Америки спасти установленный в мире торговый порядок, как об этом свидетельствует хотя бы последняя речь Сталина в Москве. Эти насмешки могли бы остаться пустыми словами, если бы Россия была лишена угля и железа, которые в изобилии имеет именно на украинской территории. Таким образом, оторвать Украину от России значило бы вырвать ей зубы, обеспечить себе защиту от ее соперничества и обречь ее на роль вечного потребителя продукции чужой промышленности.
В связи с названной первоочередное место на повестке дня мировых проблем занимает сегодня другая великая идея.
Значение, которое сегодня приобрели автомобиль и аэроплан в мирное и военное время, и все более широкое применение нефтяных моторов, прежде всего на кораблях, привели к тому, что скромная до недавних пор нефть возглавила виды сырья, добываемые из недр земли. Если государства, до сих пор господствующие в мировой экономической системе, смогут сосредоточить в своих руках всю или почти всю нефть, их господство могло бы быть обеспечено надолго, если, разумеется, какой-нибудь технический переворот не отнял бы у нефти ее нынешнее значение.
Отсюда идея разделить мир на флиртующих друг с другом немногочисленных владельцев нефти (что делает их привилегированными) и на недоразвитых остальных, которые это ценное топливо могут получать лишь от первых или не получать вовсе, например, в случае войны.
Даже то скромное количество нефти, которое находится в нашем Прикарпатье, было главным препятствием в решении вопроса восточной Галиции на мирной конференции.
Преимущественное количество известной сегодня нефти находится в Америке. Соединенные Штаты производят более 69% всей нефти в мире. Кроме того, второе место в мире по производству нефти занимает Венесуэла, четвертое – Мексика, наконец, большое количество производят Колумбия, Перу и Аргентина. На всю эту нефть уже наложила руку или еще надеется ее наложить Америка.
В нашем Старом Свете нефть в меньших количествах имеет Европа (прежде всего Румыния, потом Польша) и Азия. Персия (эксплуатация главным образом в английских руках) занимает пятое место в мировой добыче, Голландская Индия – седьмое, меньшее количество добывается в Британской Индии, в Японии и Китае. В последние годы англичане открыли нефть в Ираке и начали ее эксплуатировать.
Однако самые богатые источники нефти в Старом Свете, составляющие почти половину производства всей Европы и Азии и способные производить значительно больше, находятся на Кавказе (Баку). Благодаря им Россия занимает ныне третье место в производстве нефти.
Таким образом, вторая великая идея сегодняшней программы упорядочения мира разбивается о советскую Россию.
Украина не имеет нефти, она могла бы ее иметь, если бы к ней присоединить польские земли с Дрогобычем и Бориславом, но, если довольно широко понимать ее территорию и добраться вплоть до Каспийского моря, как это уже начинают делать, отрыв Украины от России повлечет за собой отсечение последней от Кавказа и освобождение кавказской нефти от ее господства.
Это связывает украинский вопрос с наиболее актуальным сегодня вопросом в мире – проблемой нефти.
Комментариев нет:
Отправить комментарий