Пакт, которого не было

Евгений Антипов

А ты, сын человеческий, не бойся их и не бойся речей их, если они волчцами и тернами будут для тебя, и ты будешь жить у скорпионов; не бойся речей их и не страшись лица их, ибо они мятежный дом; и говори им слова Мои, будут ли они слушать, или не будут, ибо они упрямы.

Иезекиль. 2; 6-7

«Отвратительным» пактом от 23 августа 1939 года по сговору двух «мерзких злодеев» миролюбивая Польша была разорвана, как юная курочка матерыми крокодилами. Сделано это было якобы очень подло и очень тайно.

Но все тайное становится явным, и по окончании Второй мировой войны — в разгар холодной — в англо-американской прессе секретные приложения к пакту Молотова-Риббентропа были опубликованы. Мол, в мае 1945 года копали англо-американские люди землю возле замка Шенберг в Тюрингии и нашли секретные приложения. Разумеется, нашли копии, поскольку оригиналы Гитлер унес с собой в могилу. Причем унес, собака, не только немецкие экземпляры, но и советские.

Зачем нужно было уничтожать именно эти приложения, понять невозможно. Если для сокрытия милитаристских намерений Германии в 1939 году, то в 1945 году иллюзий по этому поводу как-то не осталось. Если же с целью «отмазать» от нехорошей истории Советский Союз и лично товарища Сталина, дружка и единомышленника по мировой агрессии, то к 1945 году Сталин Гитлеру далеко уже не друг.

Так что, если приложения уничтожили, то сделали это суетно, не задумываясь, в жуткой неразберихе. Однако, несмотря на неразбериху, некий советник германского МИДа (Карл фон Леш) улучил среди толкотни секундочку и в уголке отснял микрофильмы с 9725 страницами документов. Отсняв же, поехал Карл в Тюрингию, где все и закопал возле замка. Потом туда пришли англо-американцы и стали копать землю. Копали они, копали, копали-копали, ух ты: мешок.


Таким сказочно-романтическим путем тайное стало явным. И если б не полный натурализм земляных работ возле замка, можно было предположить, что находка эта является прямым следствием мартовской доктрины Черчилля, согласно которой боеприпасы и немецкое вооружение уничтожать запрещалось, а пленные немецкие солдаты должны были содержаться в боеспособном состоянии — для возможной войны с СССР. Свои настроения Черчилль озвучил еще раз через год и более широко — в Фултоне 5 марта 1946 г.

Так или иначе, тайное стало явным — и через пятьдесят лет «секретные протоколы» к «пакту Молотова—Риббентропа» всплыли. Всплыли мощно, всплыли по всей поверхности: в июне 1989 года «секретные протоколы» были продемонстрированы Первому съезду народных депутатов СССР. А представили эту историческую правду самые добросовестные и объективные — депутаты от прибалтийских республик.

Хоть и оказалось, что нашли они те самые англо-американские копии, Александр Николаевич Яковлев засучил рукава и возглавил комиссию по расследованию, поскольку был он непримиримым борцом с советской системой. А уж доверять Александру Николаевичу можно: за что бы ни брался Александр Николаевич, все у него получалось. Член КПСС с 20 лет, успешно защищал диссертации, в которых от американской буржуазии камня на камне не оставлял, успешно работал в отделе пропаганды ЦК Партии, успешно выдворял из страны Солженицына, потом был успешным идеологом КПСС, был не менее успешным «архитектором» перестройки, а 18 августа 1991 года — за день до ГКЧП — очень успешно из КПСС вышел, о чем и сообщил остальным лохам в прямом телеэфире. Кому, как не ему — стойкому капээсэ- совцу, специалисту-социалисту, автору знаменитой статьи «Против антиисторизма» и крылатого выражения про патриотизм, который не требует шума, — возглавлять комиссию по таким принципиальным вопросам?

Михаил Сергеевич, который тоже был борцом с советской системой и который тоже считал патриотизм делом интимным, все же указывал Александру Николаевичу на лавку, под которой найдены эти протоколы: «.все документы, в том числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти подлинник секретного договора не увенчались успехом.» («Знамя», № 10, 1989 г., стр. 65). И особенно Михаила Сергеевича смущало то, что подписался Молотов немецкими буквами.

Тогда Александр Николаевич находит вполне подлинный акт передачи подлинных секретных протоколов помощнику министра иностранных дел (Б.Ф. Подцеробу) — с тремя подлинными копиями протоколов на русском и немецком языках, — о чем Александр Николаевич честно информировал Второй съезд народных депутатов СССР в декабре 1989 года. Но тут получалась следующая загогулина: при страшно секретных документах акт по передаче не был секретным. И главное: везде упоминается «пакт Молотова—Риббентропа», а если обратиться к первоисточнику, то 23 августа 1939 года между Германией и СССР был заключен не пакт, а договор. В общем-то, пустяк, но пустяк, надо сказать, досадный.

Что ж, бывает. Главное — не унывать. И очень скоро, в 1992-м году нашелся ну самый подлинный «секретный протокол», в котором все уже было по-настоящему, в котором уже и «договор», и никаких тебе «пактов», и все аккуратно, и все чин чинарем. Неприятный осадочек оставляет только то, что Иоахим этот фон Риббентроп, всегда подписывавший документы чернильным «паркером», не удержался и сей злосчастный договор подписал зачем-то шариковой ручкой. Просто беда с ними, с баронами с этими.

А вот Павел Судоплатов, один из руководителей советской разведки, так тот вообще ничего не знал о «секретных протоколах», хотя обычно разведка зондирует почву для дипломатических договоренностей. В конце концов, ликвидация Троцкого или материалы по атомному проекту, ныне хрестоматийные, вряд ли считались менее секретными. Да и сам Вячеслав Михайлович Молотов, доживший до перестройки, отрицал наличие «секретных протоколов»: при этом вовсе не скрывал иные трогательные нюансы советской политики.

И секрета из советско-германского Договора о границе не делали. Подписан он 28 сентября, а не 23 августа (что, конечно, было бы желательней для доктрины о «секретных приложениях») и о нем было сообщено в самой широкой прессе, даже с иллюстрациями. Итак, в чем же интрига, почему столько шума?

Потому что Ялтинской и Потсдамской конференциями и всеми последующими международными договорами итоги Второй мировой войны, включая все европейские границы и «территориальные приобретения Советского Союза», были официально признаны. А наличие «вновь открывшихся обстоятельств» все эти договоры делали бы нелегитимными. И кому-то этого очень хочется. Между прочим, на всемирный саммит в мае 1995 года, посвященный 50-летию окончания Второй мировой войны, Россия даже не была приглашена — видимо, как не участвовавшая.

А теперь о самой Польше — чуть издалека и чуть подробней.

После октябрьского переворота 1917 года большевики захватили власть в стране, которая до этого называлась Российской империей. И правопреемником Российской империи Советы назвали тоже себя. Именно в этом качестве Советы дали право народам России на самоопределение. Но, похоже, Польша, сначала воспользовавшись этим правом, тут же решила, что правопреемником Российской империи является именно она. По крайней мере, советская западная армия, в задачу которой входил контроль над границами, вступив на территорию (не отделившейся от России) Белоруссии, наткнулась на некие польские войска — «Комитет защиты восточных окраин». Начальник Польши Пилсудский, как раз освобожденный немцами из-под ареста и прибывший в Варшаву спецпоездом из Берлина в сопровождении представителя германского правительства, признает эти комитеты польской армией, тем более что большая часть польских сил была уже задействована в войне с самоопределившейся Украиной. А боевые действия против Западно-Украинской Народной Республики начаты аккурат через два дня после провозглашения независимости Польши. Та же ситуация и с Прибалтикой: как только немецкие войска вышли из Вильно, город был взят поляками.

Боевые действия 1919 года между польской армией и РККА сначала шли с переменным успехом, но после вмешательства Антанты был заключен договор с немцами о непротиводействии полякам. В результате началось успешное продвижение поляков на восток: и по независимой Украине, и по Белоруссии, которая прочно вошла уже в федерацию с Россией — были взяты и Минск, и Киев. Совет министров иностранных дел Великобритании, Франции, США, Италии уполномочивает Польшу на оккупацию восточной Галиции; администрация Западно-Украинской Народной Республики ликвидирована.

Тут уместно вспомнить помощь полякам американской и французской военных миссий, полное обеспечение военным снаряжением, а также целые воинские части в виде авиационных эскадрилий. Надо вспомнить и блокирование Лондоном счетов генерала Юденича, и «военные поставки» Колчаку — это когда французы забрали деньги за 500 самолетов, но ничего не вернули. В это же время на Парижской мирной конференции Совета десяти (в январе 1919-го) Польша требует признания границ 1772 года, то есть к Польше должны отойти вся Литва, часть Латвии, большие части Белоруссии и Украины. Летом 1920-го Великобритания предложила Советской России заключить перемирие с Польшей, исходя из того, что восточная граница Польши будет установлена по ее этнической границе: так называемая «линия Керзона». Но Советам такой расклад показался несправедливым, отчего к моменту подписания окончательного договора в Париже граница с Польшей была еще отодвинута на восток. Таким образом, и население Польши увеличилось на 6 миллионов украинцев-белорусов-русских.

В том же 1920 году Польша оформляет присоединение части Силезии, Литвы и пытается решить вопрос с полным присоединением Белоруссии. Поскольку польские свобода и независимость имели очень большие планы, все последующее десятилетие с территории Польши в Союз забрасываются диверсионные группы, а польская разведка получает негласный статус филиала английской и особенно французской. Еще бы: ведь именно на французские деньги Польша и начала войну против России в 1918 году.

Заметное оживление внешнеполитической жизни Польши начинается с появлением в 1933 году на международной арене Гитлера. В 1934 году, после подписания польско-германского соглашения, в Польшу прибывает некто Геринг, известный как рейхсмаршал Германии, который обсуждает с Пилсудским «особую заинтересованность» Польши в Украине, а Германии, соответственно, — в Прибалтике.

На советско-французскую инициативу по созданию Восточного пакта Польша отвечает принципиальным меморандумом, в котором отказывается от обязательств в вопросах безопасности Литвы и Чехословакии. Присоединяться же к пакту Польша согласна, но только совместно с Германией. Когда на следующий год были подписаны советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, польское правительство восприняло это как личное оскорбление. Зато в 1937 году на переговорах Геринга с министром иностранных дел Польши очень даже бодро обсуждается «право Польши иметь выход к Черному морю». То есть территорий, захваченных у России в 1918—1921 годах, к 1937 году Польше было уже маловато. Через год на польско-германских переговорах тема заинтересованности Польши в территории советской Украины поднимается снова. Еще через месяц польское правительство спешит довести до сведения Гитлера свою поддержку венгерских претензий на Прикарпатскую Русь, в ответ на это Гитлер спешит довести до сведения польского правительства, что в случае военного конфликта Польши и Чехословакии Германия искренне и без остатка будет на стороне Польши. Как видим, любовь Польши и Германии взаимная, глубокая и в чем-то даже страстная.

В сентябре 1938-го «Мюнхенским договором» — между Германией, Италией, Великобританией и Францией — судьба Чехословакии была-таки решена. Сначала в Судетскую область, а весной 1939-го и на всю территорию Чехословакии вводятся немецкие войска. Советский Союз, наивно размахивая договором о взаимопомощи с Чехословакией, просит Польшу дать коридор для осуществления миротворческой миссии. Ага: накось, выкуси. Польшу в Мюнхен хоть и не позвали, но это формальности, Польша и так чувствует себя царицей морскою: уже через два дня после заключения Мюнхенского договора Польша грозным голосом потребовала от Чехословакии Тешинскую область, да и оккупировала тут же, под шумок.

В январе 1939 года на польско-германских переговорах в Варшаве Польша уже в лоб просит поддержки своих планов по реализации выхода к Черному морю и овладении Украиной в обмен на вступление в антикоминтерновский блок. Фашистский Риббентроп дает «добро». В марте, раскатав имперскую губу, Польша заявляет о заинтересованности в получении колоний и, улучив момент — после оккупации немецкими войсками Клайпеды, — предлагает Литве присоединиться к Польше по-хорошему. А в апреле — на всякий пожарный, — заключает еще соглашение о гарантиях с Англией. Но дальше — как в сказке про золотую рыбку: тут же, в апреле, сделав обиженное личико, Германия денонсирует польско-немецкую декларацию о ненападении. После стольких лет сладкого флирта и ожиданий законного брака вдруг оказывается, что поляки — это раса неполноценных славян, и вообще, тысячелетнему рейху какие-то прихлебатели не нужны, тем более такие вертлявые.

Польша еще пытается доказать свою верность идеям фашизма: ведь только русских с 1921 года в Польше уничтожено 120 000, но ни этот геноцид, ни срыв антигитлеровских англо-советско-французских переговоров в августе 1939-го Гитлера уже не трогают. Он, конечно, благодарен Польше за очередную международную подлянку, но его взор устремлен вдаль. Теперь он сам заключает договор о ненападении с Советским Союзом. Советский Союз тоже доволен, поскольку такой ход перечеркивает идею единого антисоветского фронта. То есть объединение Германии, Англии и Франции против СССР тоже не состоялось.

С этого момента Советский Союз становится агрессивным чудовищем, а Польша становится многострадальной. Став многострадальной, Польша сразу забывает о недавнем визите министра иностранных дел Юзефа Бека (5 января) к Адольфу Гитлеру, который заявил о единстве интересов Германии и Польши в отношении СССР. Забывает Польша и о встречном визите (26 января) в Варшаву министра иностранных дел Германии Риббентропа к Беку, который пообещал распрекрасный альянс, если Германия поддержит Польшу в ее намерениях овладеть Украиной. А чтобы Польша так уж все не забывала, 1 сентября Черчилль возвестил во всеуслышание, то есть по радио: «Осуществление нацистских планов по отношению к прибалтийским странам и Украине должно быть окончательно остановлено».

Лишь одна страна восприняла советско-германский договор бурно и гневно — Япония, союзник Германии по коалиции. Правительство Японии даже ушло в отставку. Из ли- беральнолюбивых стран никто ничего криминального в пакте Молотова-Риббентропа не увидел, и документ сей не осудил. Но впоследствии именно этот документ стал доказательством истинной сути Сталина: он оказался ничуть не лучше Гитлера. Даже хуже.

А с другой стороны, почему Сталин должен обо всех заботиться? Советскому Союзу хватает своих официальных обязательств, которые он исправно выполняет: и на озере Хасан, и на реке Халхин-Гол, и по отношению к Чехословакии, и даже по отношению к Австрии, с которой, впрочем, договоров не подписывал. Но единственной страной, забившей тревогу при самых первых симптомах — после введения немецких войск в Австрию 12 марта 1938 года, — был Советский Союз. Именно он инициировал созыв международной конференции на предмет «практических мер против развития агрессии». Но разве не Англия пресекла эту инициативу, мол, нечего тут волну гнать? Разве не Англия-Франция настоятельно порекомендовали Чехословакии расторгнуть договор о взаимопомощи с СССР, когда туда направились все те же немецкие войска? А перед Польшей никаких обязательств у СССР нет (Польша знать не желает Советский Союз), зато есть такие обязательства у Англии и Франции, вот пусть у них голова и болит.

Впоследствии Польша будет настаивать на том, что именно договор Сталина с Гитлером в конце лета и стал основанием для гитлеровского нападения на Польшу. Но разработка плана гитлеровского нападения на Польшу (план «Weis») была завершена 3 апреля 1939 года, то есть уже в начале весны. Через две недели (17 апреля 1939 года) британскому послу в Москве вручено предложение о создании единого фронта с Англией и Францией — на предмет все тех же «практических мер против развития германской агрессии». Но англичане и французы ничего не ответили. Зато Финляндия и Эстония заявили в Лиге Наций, что расценивают советскую миротворческую инициативу как угрозу. В самой Польше вообще раздались голоса: лучше германская агрессия, чем советская помощь, и никаких коридоров для советских войск не будет. После нескольких попыток переговоров, которые носили бутафорский характер, в это же время в Лондоне по инициативе англичан проходили переговоры с нацистами — идея военного альянса СССР—Англия—Франция была похоронена. Вывод напрашивался простой: если Сталин действительно хочет мира, он может договариваться об этом только с Гитлером.

Почему-то именно сговором (Сталина с Гитлером) стали называть вполне шаблонный договор. А ведь в сентябре 1939 года Советский Союз никаких геополитических преференций не получил, всего лишь возвратил свои территории. И территории не дремучего века, а вчерашние, еще тепленькие, захваченные Польшей в революционном шабаше. И граница прошла как раз по «линии Керзона», как и рекомендовала комиссия Камбона, лоббировавшая интересы Польши в 1920 году. Большие надежды возлагались, конечно, на «секретные приложения» к пакту, на их человеконенавистническую природу, но именно они-то, вот беда, и не были найдены: все про них слышали, но никто не видел — ни в Германии, ни в Советском Союзе. Да и вел себя Советский Союз как-то странно: с полным ощущением безнаказанности, с развязанными руками и т.д. Советский Союз предлагает Финляндии. заключить договор о взаимопомощи (5.10.1939).

Тут должно прозвучать негодующее «о!» плюс развернутые комментарии о цинизме, ведь Советский Союз на Финляндию все-таки напал. Да, напал, но уместным будет хотя бы упоминание о тех долгих — год и восемь месяцев, — переговорах, в течение которых Советский Союз безрезультатно торговался с Финляндией, предлагая и вариант аренды четырех необитаемых островков, и территориальную компенсацию, и двукратную территориальную компенсацию за приграничную полосу. И только потом, уже во время начавшейся мировой войны и в условиях цейтнота, когда в Финляндии уже находился германский военный контингент, Советский Союз ценой больших потерь — 50 000 убитых и 250 000 раненых — лишь отодвинул эту чертову границу в среднем на полсотни километров, подальше от Ленинграда. То есть в 8 раз меньше, чем территория, что предлагалась Финляндии в качестве компенсации. А ведь если верить слухам о «секретных приложениях», Финляндия была в «советской зоне» полностью. А если верить сообщению французского агентства «Гавас» от 29 ноября 1939 года со ссылкой на «достоверный источник», то в эту же зону попадали Румыния, Болгария и Венгрия. Их, судя по всему, Советский Союз брезгливо игнорировал: о, этот непредсказуемый Сталин.

Кстати, изумительный нюанс: после Зимней войны, то есть войны с Финляндией, злосчастные островки Советским Союзом были-таки взяты в аренду. Взяты — в аренду.

Надо бы мельком упомянуть, что и на «территорию Польши» (то есть на территорию Украины и Белоруссии) советские войска были введены, когда Польша как государство не существовала. Полмесяца германские войска с боями продвигались по Польше на восток, а 17 сентября 1939 года, когда польское правительство уже уехало в дружественный Лондон, к линии Керзона без всяких там боев поспешили и советские войска. Вполне возможно, впрочем, что в такой ситуации полякам милее была бы кровь до самой восточной границы.

Въедливости ради отметим, что на кошмарное соглашение с милитаристской Германией Советский Союз пошел не в первых рядах.

В 1933 году с Германией заключают пакт Великобритания, Франция, Италия (пакт четырех). Далее.

1934 год: с Германией заключает договор Польша.

1935 год: с Германией заключает договор Франция.

1936 год: с Германией заключает договор Япония.

1936 год: морской договор с Германией заключает Англия.

1938 год: сентябрьская англо-германская и декабрьская франко-германская декларации носят уже антисоветский характер.

В марте 1939 года Румыния заключает договор с Германией.

В мае 1939 года Италия заключает договор с Германией.

В мае 1939 года Литва заключает соглашение с Германией.
В июне 1939 года Эстония и Латвия заключают договоры с Германией.

И только в августе 1939 года договор с Германией заключает Советский Союз.

Почему же память о договоре Советского Союза с Германией не дает спокойно спать мировому сообществу, почему этот договор считается подлостью, если договор о ненападении?

Да потому, что политика — дело витиеватое и многоходовое. И Сталин 23 августа своим длинным изощренным пальцем нажал на спусковой крючок мировой войны. Вот кто главный поджигатель. Гитлер, он как дитя, всего лишь поддался на провокацию. По крайней мере, так любят размышлять западные и некоторые российские историки. А зачем нажимать на крючок? Так чтобы мировую революцию распространить.

Западные историки — ладно, они историю партии не проходили, а вот для российских историков аргумент с мировой революцией странен. Ведь от этой идеи Сталин отказался сразу, как пришел к власти. Еще в 1923 году Троцкий обвинял Сталина в трусости, когда тот не поддержал проект революции в Германии. Позднее политические оппоненты даже пытались инкриминировать Сталину отклонение от ленинского курса, так он им какую-то ленинскую цитатку привел, то есть подготовился, а не с бухты-барахты революцию отверг. Более того, чтоб никакой другой советский лидер не смог эту идею реанимировать, Сталин — когда силу почувствовал, — сначала ликвидировал военную комиссию Коминтерна (1925), затем распустил Общество старых большевиков и пресек финансирование иностранных компартий (1935), через несколько лет (1941) высказал аккуратные сомнения в целесообразности этого Коминтерна вообще, а еще через пару лет Коминтерн похоронил. Международную, между прочим, организацию, через которую мировая революция как раз и осуществлялась. Так что революционер из Сталина еще тот, одних только проверенных большевиков сколько положил. И Церковь легализовал. Причем так же мягко, поэтапно.

По поводу традиционного визга Запада на предмет большевистской угрозы надо бы отметить, что визг этот всегда подозрительно отчаянный, но с фальшивыми нотками: ведь российский большевизм — это детище исключительно западных финансовых групп.

И мировые войны просто так не происходят, кому-то они действительно нужны.

Конечно, Сталин был заинтересован в том, чтобы Англия- Франция и Германия повоевали между собой. Гитлер полагал, что нападение на Советский Союз улучшит его отношения с Англией-США. А сенатор Трумэн, будущий президент, с американской простотой заявил 24 июня 1941 года в своем Конгрессе: «Если выигрывать будет Германия, мы будем помогать России, если выигрывать будет Россия, мы станем помогать Германии». Чтоб повоевали подольше, поразрушительней, чтобы поглубже влезли в долги: только 30.04.1942 г. из Мурманского порта было вывезено в США 5,5 тонны золота.

При этом позиция Сталина, в общем-то, понятна: пусть воюют страны, еще вчера пытавшиеся объединиться в «антикоминтерновский», то есть, в антисоветский блок с явно военными намерениями. Но что за странную позицию озвучил Трумэн? И кто же, действительно, больше всего был заинтересован в этой войне? Кто раскручивал и подталкивал Гитлера, ведь одного сталинского пальца — изощренного и длинного — для мировой-то войны маловато будет.

Перед Первой мировой США были самым крупным должником, а после — оказались самым крупным кредитором. Аналогично и со Второй мировой. (В этом смысле астрономические долги США должны и сегодня очень настораживать). И вообще, как так получилось, что еще в 1937 году по всем военно-техническим параметрам Германия уступала Советскому Союзу, а уже через пять лет имела лучший тяжелый танк в мире и лучшую авиацию?

Тихая и нейтральная Швейцария, которая политикой ни капельки не интересуется, 1 августа 1934 года принимает уникальный закон о тайне банковских вкладов — таким образом, международные финансовые потоки становятся невидимыми, — и происходит это ровно в тот день, когда в Германии издан закон о совмещении функций рейхсканцлера и президента. То есть закон о полноте власти Гитлера. Но тайна банковских вкладов может запутать лишь грядущих историков, поскольку современникам-то все видно и так: американская компания «Стандарт ойл» строит в Гамбурге завод по производству авиатоплива, «Дженерал моторс» вкладывает 30 млн. долларов в предприятие германского ВПК «ИГ Фарбен-индустри», Состенес Бенн (компания «Лоренс») приобретает 28% акций «Фокке-Вульфа», Морган финансирует строительство авиазаводов. А всего американский бизнес в 1936—1938 годах построил в Германии 288 промышленных предприятий.

И несмотря на «ночь длинных ножей» (1934 г.), когда хором скончались тысячи политических конкурентов Гитлера, несмотря на Нюрнбергские законы (1935 г.), ограничивающие права евреев, ни один иностранный журналист не усомнился в гуманизме гитлеровских реформ, и ни британские, ни американские банки из-за таких пустяков Германию в кредитах не ограничивают. Несмотря на расовые законы и уже действующий Бухенвальд, Олимпийские игры в Берлине никто не бойкотирует; более того, на открытии игр французская делегация марширует с характерным жестом «хайль!», а чуть позже, с 1940-го по 1944-й — то есть во время войны, — на фашистов работают крупнейшие французские заводы, при том что военная промышленность Франции перед Второй мировой была второй в Европе. Британская же газета «Дейли мейл» захлебывается от восторга: «Выдающаяся личность нашего времени — Адольф Гитлер (...) стоит в ряду тех великих вождей человечества, которые редко появляются в истории». На обложке первого номера за 1939 год журнала «Forbs» «выдающаяся личность» того времени красуется с великолепными усиками, а нобелевский комитет рассматривает эту кандидатуру в номинации «Премия мира». И кто только не числился — вполне официально — в германских войсках периода Второй мировой: и голландцы с фламандцами, и венгры с румынами, и даже чехи, и, понятное дело, французы, и многие, многие, многие.

Совершенно конкретные события — связанные с Чехословакией, — дали отмашку Второй мировой. Ведь Чехословакия даже в одиночку смогла бы дать отпор Гитлеру, если бы не странный англо-французский-польский коллективизм. А если б и Советский Союз смог подставить плечо, Германия ретировалась бы без разговоров, и наполеоновские амбиции Гитлера быстренько сдулись бы. Но Советский Союз плечо не подставил, поскольку Польша принципиально коридор не дала. Шлагбаум Второй мировой войны был поднят.

Что мешает мировому сообществу, не мудрствуя лукаво, извлечь из памяти все эти простые обстоятельства? Почему стандартненький договор с Германией о ненападении перечеркивает в памяти пацифистов все прочие инициативы СССР накануне войны? А ведь СССР выступил в Лиге Наций с идеей создания системы коллективной безопасности, предложил заключить региональный оборонительный «Восточный пакт» с участием СССР, Франции, Польши, Чехословакии, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы и Бельгии. А еще — «Тихоокеанский пакт», соглашение о ненападении с участием СССР, США, Великобритании, Франции, Японии и Китая. И почему не вспомнят ноябрь 1940-го? Это когда Япония, успешно шуровавшая на Востоке, Италия, успешно шуровавшая в Африке, и Германия, подчинившая всю Европу, объединившись в так называемую «Ось», предложили примкнуть к этому непобедимому блоку и Сталину? Вот был бы триумф воли. Тогда бы уж никто не пикнул.

Присмотревшись же к хронологической таблице, заметим, что в длинном перечне стран, перед Второй мировой войной заключивших договор с Германией, СССР стоит последним. А возглавляет список многострадальная Польша. И договор Молотова—Риббентропа от договора Гитлера-Пилсудского отличает одно небольшое, но специфическое обстоятельство. Как известно, в 1933 году Гитлер начал антиеврейскую кампанию, что, надо сказать, ничуть не препятствовало заключению англо-франко-итало-германского пакта. А для последовательного проведения гитлеровских реформ создаются концлагеря. Известно также, что основная масса фашистских концлагерей находилась вовсе не в Германии. Так вот, одним из пунктов германо-польского соглашения, подписанного в Берлине 26 января 1934 года, было создание концентрационных лагерей на территории Польши.

Другой же пункт касался согласованных действий Германии и Польши в войне против Советского Союза.

Так что, прислушиваясь к причитаниям о судьбе несчастной Польши в связи с 70-летием «пакта Молотова—Риббентропа», согласимся, что дело тут не в пакте.

Который, как оказалось, и не пакт вовсе. 

Великая оболганная война