Мягкая сила возможна только как проекция жесткой

Юрий Баранчик

В последнее время в России развернулась широкая дискуссия относительно необходимости более активного использования мягкой силы для достижения своих национально-государственных интересов. Постановка вопроса, несомненно, правильная. Так же очевидны и проблемы, которые стоят перед Россией на этом пути. Рассмотрим этот вопрос более подробно.

Что же такое «мягкая сила» и с чем ее "едят"

Наиболее аутентичное и подробное описание концепции «мягкой силы» в русскоязычной аналитике принадлежит, на мой взгляд, Елене Пономаревой. В своем анализе этой проблемы в статье «Железная хватка «мягкой силы»» она дала достаточно полный анализ исторического контекста появления данного понятия и основного содержания, в него вкладываемого. Так, родоначальником понятия «мягкая сила» в 1990 году стал Джозеф Сэмюэль Най. В 2004 году вышла в свет его книга «Soft Power: The Means to Success in World Politics» (Мягкая сила: Средства достижения успеха в мировой политике). По словам Пономаревой, «главный смысл soft power заключается в формировании привлекательной власти, т.е. в способности влиять на поведение людей, опосредованно заставляя их делать то, что в ином случае они никогда не сделали бы. Такой власть становится, основываясь не только на убеждении, уговаривании или способности подвигнуть людей сделать что-либо при помощи аргументов, но и на «активах», которые продуцируют ее привлекательность. Достичь этого, по мнению Ная, возможно, используя «власть информации и образов», власть смыслов. Иными словами, ядро «мягкой силы» — нематериальность, информативность и подвижность».

Однако означает ли это, что раньше, до появления самого понятия «мягкая сила», эти методы - мягкого перенаправления смысловых акцентов в сознании человека и «переозначения» знаков - не использовались? Конечно же, нет. Здесь можно вспомнить и приход христианства в языческие земли не только Рима, но и Руси, и появление протестантизма, и других больших и малых идеологических и мировоззренческих теорий. Все они вели битву на поле человеческого сознания в области смыслопорождения, нового означения уже имеющихся знаков и создания новых.

Поэтому заслуга Ная, на мой взгляд, состоит не в том, что он открыл новое поле борьбы или взаимодействия смыслов, а концептуализировал эту предметную область, ввел более строгие дефиниции, чем были раньше и спроецировал теоретические выводы в практическую плоскость большой геополитики, что было тут же замечено американским государственным и военным аппаратом, чрезвычайно заинтересованных в разработке новых форм и методов управления сознанием как в целях более плотного контроля за сознанием порабощенных народов мира, так и создания более устойчивой гегемонистской концепции внешней политики.

Если не углубляться в историю и ограничить двадцатым веком, то, например, время после Второй мировой войны было насыщено не только военно-политическим противостоянием двух супердержав – СССР и США, которое в основном не шло дальше конфликтов низкой интенсивности, но и их борьбой в сфере смыслов, что и являло собой противоборство методами «мягкой силы». И мы, и они обладали развитой и комплексной системой идеологии (ценностей) - коммунизм (социализм) против капитализма. И мы, и они имели свой лагерь союзников, вместе с которыми транслировали свою систему ценностей на весь остальной мир. И мы, и они готовили и обучали элиты стран с тем, чтобы иметь проводников влияния своих национально-государственных интересов. Соответственно, в рамках действовавших на тот момент концепций «мягкой силы» формировался и весь комплекс гуманитарно-культурной сферы: искусство, музыка, живопись, литература, философия, кинематограф и т.д. Все это раньше, как и теперь, были механизмы «мягкой силы».

Распад СССР: ни жесткой, ни мягкой силы не осталось

Что же изменилось после распада СССР. После ухода с исторической сцены Советского Союза Россия на долгие годы осталась не только без необходимой для проведения своих национально-государственных интересов «жесткой силы» в виде современных и боеспособных Вооруженных сил, полагаясь только на доставшийся от Советского Союза ядерный механизм сдерживания агрессора, но и без «мягкой силы», поскольку невозможно использовать инструментарий, если им нечего играть – мало иметь скрипку, надо еще имеет и мелодию, которую эта скрипка будет играть. Именно с этим, например, на мой взгляд, связана проблема проведения интересов России с помощью инструментов «мягкой силы» на постсоветском пространстве – нет той целостной системы ценностей, которую должен проводить механизм. Этот же вывод справедлив и для инструментов «мягкой силы» России в дальнем зарубежье.

И если сегодня Россия буквально на глазах и очень активно восстанавливает в полном объеме инструментарий «жесткой силы», то в отношении главной проблемы – реализации своих целей методами «мягкой силы» - все еще находится только на грани осмысления. Да, сегодня пришли к выводу о необходимости восстановления механизмов «мягкой силы». Отлично, это уже прогресс. Несомненно, это надо делать и механизмы разрабатывать. Однако, на мой взгляд, гораздо более важной проблемой, и она уже который раз появляется на горизонте внешней политики России, является проблема содержания, той системы ценностей, той идеологии, которая будет транслироваться этими механизмами «мягкой силы». И вот тут, опять-таки, на мой взгляд, существует еще целый ряд очень серьезных и системных проблем.

Приведу самый простой и одновременно актуальный пример. Сейчас тремя странами – Россией, Беларусью и Казахстаном - строится Евразийский союз. Какова идеология этого процесса? Может ли в основе идеологии Евразийского союза лежать идея построения Евразийского союза? И ее трансляция на соседей? В какой-то степени, да – в этом плане становятся актуальными процессы совместной защиты от внешних силы, защиты внутреннего рынка от недобросовестной конкуренции опять-таки со стороны внешних игроков, свободного рынка капиталов, инвестиций, рабочей силы и т.д. Т.е. в основном вопросы социально-экономические. Они, несомненно, важны.

Однако не менее важными для людей являются и проблемы гуманитарного плана – какой мир собираются строить члены Евразийского союза? Что это будет – коммунизм, социализм, капитализм или рыночный социализм, капитализм с человеческим лицом? Соотношение государственного и частного. Допустимый уровень доходов для владельцев капиталов, топ-менеджмента банков и крупных корпораций и т.д. Т.е. речь о социальной модели – это общество для всех или для избранных. Я в определенной степени утрирую, но только в целях более контрастной постановки проблемы. И дальше – ограничимся мы создаваемой системой ценностей только постсоветским пространством или будем готовы, как и Советский Союз предложить ее всем народам мира как модель наиболее справедливого мироустройства для всех народов и стран. Т.е. готовы ли мы говорить вновь о глобальном проекте, о том, что мы имеем новый мировой проект или мы пока рисуем модель мироустройства только для себя.

Идеологию как систему ценностей надо создавать заново

Почему я пошел так «далеко». Дело в том, что внутренняя логика развития любых механизмов «мягкой силы» состоит в том, что она может быть свойственна только экспансионистскому проекту. Если экспансии нет, то и «мягкая сила» невозможна, как на уровне концепции, так и на уровне механики – нечего транслировать. Если механизму нечего продвигать, он не будет работать – сошлюсь на уже приводимый пример проблем с продвижением российских интересов на постсоветском пространстве и движением российских соотечественников. Движение есть, т.е. механизм «мягкой силы», а содержания – нет. Т.е. чтобы механизм «двигатель» заработал, надо влить в него «масло» идей – что должны продвигать российские структуры, в том числе и движение российских соотечественников на постсоветском пространстве.

Об этом же, по сути, в своем интервью «Российской газете» сказал и Виталий Третьяков: «Я считал и считаю, что судьба России – это развитие и… экспансия. Но не в смысле военных завоеваний и экономических захватов, а в смысле усиления влияния. Ведь, если ты не влияешь в этом мире, то влияют на тебя. Не секрет, что естественные границы расширения влияние РФ сегодня – это пространство в границах бывшего СССР (в тех или иных вариациях). Процесс этот неизбежно будет кого-то пугать и кому-то обязательно станут мерещиться и уже мерещатся высокодержавный шовинизм, неоимпериализм и желание восстановить Российскую империю. Спорить с этим бессмысленно, поскольку если человек имеет жупел перед глазами и считает, что это плохо, то, как его переубедить?»

Вечера памяти Александра Пушкина или сочинения школьников на тему - что для них значит Россия, вечера памяти важных совместных исторических дат и событий, несомненно, важны. Однако каков их «вес» и значимость должна быть в работе того же Россотрудничества за рубежом – все 100% или все же только 10%? - А остальные 90% и времени, и сил, и ресурсов должны все же быть брошены совершенно на другие системные вещи, которые сегодня вообще за пределами интересов российских инструментов «мягкой силы» на пространстве бывшего Советского союза.

Может быть, стоит, как и западным центрам «мягкой силы», больше внимания уделять работе с гуманитарными, научными и чиновничьими элитами постсоветских стран. Какая доля времени и усилий должна идти на эти цели – 10%, 30% или 50%? Сегодня-то – 0%. И таких серьезных системных вопросов – просто масса.

Я не говорю уже о необходимости кардинально менять ситуацию с организациями российских соотечественников, давно пора превратить их из маргинальных собраний пенсионеров и клубов по интересам в реальный движитель интеграционных евразийских процессов. Но для этого нужны люди, идеи. Ничего этого на сегодняшний день нет.

Конечно, кто-то скажет, мол, что анализировать сегодняшнее положение дел? Что оно плохое - и так всем известно, мол, завтра будет лучше. Давайте о позитиве. Но будет ли лучше завтра? Об этом, например, в своей статье «Почему «обновленная» Концепция внешней политики РФ видится заведомо устаревшей», посвященной анализу новой концепции внешней политики России написал такой признанный авторитет российской дипломатической школы, как Михаил Демурин. 

Что же он пишет: «Далее в этом разделе Концепции мы вновь встречаемся с тем, что явно относится не к целям внешней политики, а лишь к способам их достижения, инструментам, используемым для этого. Я имею в виду «развертывание недискриминационного международного сотрудничества», «содействие становлению гибких внеблоковых сетевых альянсов и участие в них», «недопущение дискриминации российских товаров, услуг и инвестиций, использование для этого возможностей международных и региональных экономических и финансовых организаций», «отстаивание в различных международных форматах российских подходов по теме защиты прав человека». При всем уважении, не тянут на уровень целей и такие важные направления внешнеполитической работы, как распространение и укрепление позиций русского языка в мире, «популяризация» культурных достижений народов России, консолидация русской диаспоры за рубежом. Все это - инструменты достижения одной принципиальной цели: обеспечения достойного положения России в современном мире как самостоятельного культурно-исторического типа (цивилизации)».

Я заручился мнением такого авторитетного дипломата для того, чтобы еще раз донести эту мысль - не может быть целью русского движения в Белоруссии, например, продвижение русской культуры или русского языка – это все инструменты. Опять-таки сошлюсь на опыт Советского Союза – да, советская власть пропагандировалась сама по себе, но еще больше она пропагандировалась как инструмент противостояния несправедливо капиталистическому миру, а еще больше – как инструмент построение светлого будущего, научного прогресса, полетов в космос и т.д. И все понимали, зачем они строят социалистическое общество ‐ чтобы люди жили справедливо и достатке, и чтобы были реализованы древнейшие мечты человечества. 

В этом плане все эти школьные диктанты и вечера памяти – только малая часть работы, и она никоим образом не должна ставиться в центр и занимать доминирующее положение к остальным, гораздо более животрепещущим темам. Соответственно, и на уровне евразийской проблематики - не может быть доминантой «мягкой силы» в евразийском исполнении продвижение идеи евразийского союза. Мы должны продвигать совершенно другие вещи, которые будут говорить – да, Евразийский союз это сила, он нам нужен. А могут и не говорить, а просто обязывать это признать. И это тоже будут инструменты «мягкой», а не жесткой силы.

Т.е. нужна более квалифицированная и многоуровневая работа со всем комплексом проблем – от идей, систем ценностей, до механизмов, ресурсной поддержки и наличия соответствующих поставленных высоким и сложным задачам людей. Пока ничего из перечисленного – нет. А они возможны только при наличии экспансионистского проекта. Так и проекта сегодня еще нет. Только одного «экономического» понимания Евразийского союза как необходимости создать полноценный рынок на 250-300 млн. человек явно недостаточно, т.к. все главные гуманитарные цели этого объединения в таком контексте остаются нераскрытыми.

Соответственно, эти вопросы должны стать в центр формирования российской концепции «мягкой силы», т.к. проблема именно в них. Как только будут решены эти основополагающие концептуальные вопросы создания нашей новой системы ценностей, российское, белорусское и казахское общества придут к консенсусу по их поводу, аналогично тому, как это было в отношении советской системы ценностей, только тогда это можно будет транслировать на существующие механизмы реализации, которые в принципе, уже созданы, только работают в холостом режиме.

Империя