Алексей Кортнев о рок-н-ролле, печали, гомофобии и Навальном

Кортнев — один из немногих медийных персонажей, чей имидж не страдает ни от участия в шоу на "Первом канале", ни от съемок в рекламе сети супермаркетов. Он все равно остается пусть не очень серьезным, но рок-н-ролльным героем, автором остроумных песен группы "Несчастный случай", обаятельным парнем, умудрившимся за 30 лет публичной деятельности ничем не подпортить себе репутацию

В последний раз я видела Алексея Кортнева по телевизору: он участвовал в передаче "Один в один" на "Первом". Юлия Савичева пародировала Стаса Михайлова, Ева Польна переодевалась в Сезарию Эвору, Тимур Родригез в колготках изображал певицу Нюшу, члены жюри разливались в похвалах в адрес выступавших, и только Кортнев выделялся нефальшивыми интонациями и отсутствием пафоса. Он как будто попал не на свою вечеринку и сам это понимал.

— Вообще это, конечно, было шоу гримеров, и самые яркие победы, на мой взгляд, были одержаны гримерами, — деликатно отзывается он о шоу. — И людьми, которые оказались хорошими пародистами, как Юля Савичева, Леша Чумаков, Тима Родригез. Вот они действительно оказались блистательными подражателями, и, на мой взгляд, их эти чудовищные маски и костюмы не портили. Тем более присутствие этих масок, этих странных резиновых образов продиктовано содержанием программы — куда от этого денешься? Это шоу масок.

— А вам-то там было комфортно?

— Пока участвуешь в чем-то, всегда некомфортно. Я много раз принимал участие в спортивных стартах: всегда тебе что-то не нравится — в раздевалке пахнет потом, носками, жмут ботинки, не подготовили лыжи. Потом, когда старты закончились, ты понимаешь, что это было счастье — соревноваться. В крови было до фига адреналина, тебя перло, ты ни о чем другом не думал. А не думать ни о чем, кроме спортивного состязания, — это великое счастье. Потому что все другие проблемы испаряются, уходят на второй план.

— Я имею в виду — вам не стыдно за результат?

— За какой результат? — Кортнев заметно напрягается. — Что является результатом этой программы?

— Сама программа.

— Неправда. Результат — то, ради чего это делается, к чему это приведет через день, два, через год.

— Тогда результатом можно считать и рейтинги, и деньги.

— Совершенно верно! Нет, не стыдно.

Когда чуть больше вникаешь в его биографию и послужной список, не понимаешь, когда этот человек спит. Такое ощущение, что он следует собственному напутствию из песни "Слезы мужчин": "При малейшей возможности быть кем-нибудь надо быть". Он участвует во всем: переводит мюзиклы, играет в кино и сериалах, изображает десяток групп в спектакле "Квартета И" "День радио", пишет песни для театра, озвучивает мультфильмы, работает на телевидении — то участником проекта, то ведущим, то автором. Кстати, это он сочинил и спел песни-заставки к телепередачам "Сам себе режиссер" и "Моя семья", а в 90-е придумывал слоганы к Wrigley's, M&M's и многому другому.

— Сейчас от глубинного участия в телепроцессе я, можно сказать, отказался, — говорит Кортнев. — Потому что те предложения, которые поступали последние лет пять, меня не устраивали.

— Почему?

— Неинтересно. Мне предлагали, например, лет семь или восемь назад вести программу "Дом-2". Мне предлагали вести кулинарные шоу, "Битву экстрасенсов".

— На ваш взгляд, качество телевидения в последние годы упало?

— Упало доверие к телевидению как к источнику информации: качество информационного телевидения за последние лет пятнадцать упало очень сильно. Что касается развлекательного телевидения, то оно растет и с каждым годом становится все красочнее и богаче.

— А почему, хотя вы все время были тесно связаны с телевидением и кино, у группы "Несчастный случай" нет ни одного приличного клипа?

— На мой взгляд, есть только две приличные работы: "Шла Саша по шоссе" и "Суета сует" (обе — песни последних лет. — "РР"). До них мы никогда не занимались этим всерьез. Вообще для рок-н-ролльной команды в России клипы не значили ничего. Ведь нужно было кроме как снять клип, еще и заплатить 100 тысяч долларов, чтобы его показывали. А мы за тридцать лет существования принципиально не заплатили ни за один эфир, поэтому и клипы делали по остаточному принципу: если появлялась идея, или находилась денежка, или кто-то это предлагал...

Откуда взялась печаль

— Есть ощущение, что вы принадлежите к особому поколению людей, которые в 80-х представляли активную молодежь. Этих людей можно увидеть в старых выпусках "Музыкального ринга". Но сейчас среди них как будто нет ни одной крупной фигуры.

— Это поколение действительно попало на самый слом эпох, потому что люди, которые начали играть рок-н-ролл лет на пять — десять раньше нас, стали мучениками советской поры и прославились как противостояльцы режиму. Это "Аквариум", "Машина времени", в какой-то степени "Алиса", Шевчук и другие. Они попали в эпоху гонений и остались как истуканы острова Пасхи. Нас уже никто не гонял, мы играли и пели в то время, когда стало можно абсолютно все. А когда можно все, нечему противостоять, и тебя размывает течением. Что вполне естественно. Мое поколение — это если не мелкий песок, то такая галька; следующее уже превратилось в мелкий песок, а те, кто начал раньше, остались скалами, камнями. А теперь все совсем уже измельчилось и дошло до мутной тины.

Последний альбом "Несчастного случая" — "Тоннель в конце света" — это своего рода исповедь человека, который подводит итоги жизни. Он с некоторой грустью понимает, что главное — это его семья, дети, и со смирением встречает тихую семейную жизнь, в которой только и остается, что доживать до внуков и правнуков. У Кортнева в его 47 лет пять детей, трое от последней жены, гимнастки Амины Зариповой.

— Я думаю, что судьба поэта — к 50 годам перестать быть поэтом. За редчайшим исключением. Все-таки поэзия, как и рок-н-ролл, — дело молодых и желательно необразованных, неумелых. Умение и мастерство убивает их начисто. Нет, есть великие исключения. Есть Пастернак или Заболоцкий, которые до кончины своей писали прекрасные стихи, но если посмотреть, как они разнятся с их юношескими стихами...

— Не знаю, я слушаю последние альбомы Стинга, Ника Кейва — мне очень нравится. Нет ощущения, что они "доживают": они до сих пор чувствуют так сильно, что их трясет.

— Да, мне Стинг тоже очень понравился. Чувствуют — да, конечно. Просто чувствуют другое. Равно как и я чувствую другое. Меня тоже, знаете ли, потряхивает очень серьезно. Просто это не становится востребованным искусством. И я вас уверяю: последний альбом Стинга не станет востребованным искусством. Это никогда не сравнится с его хитами, которые он написал в двадцать лет.

— Мне кажется, дело совсем не в хитах, а в том, что востребована юная сексуальность.

— Да. Я лет десять назад сказал: публика любит свежее мясо. Пожилое мясо она готова есть, только если нет молодого. Увы.

— Это же печально!

— Печаль не есть грусть, — бодро отвечает Кортнев. — Печаль есть движение к покою, только и всего.

Возраст поэта

— Наверное, такие вещи понимаются через какой-то кризис. У вас он когда был?

— Кризис у меня был семь лет назад, в сорок. Кризис у мужчин всегда связан с перестроением головного мозга: начинают перестраиваться внутренние органы и вырабатывать другие секреты. Происходит химическая революция в организме. Люди очень тяжело это переживают, как правило. Некоторых это минует — они до старости остаются детьми, инфантами, у них, как правило, нет детей, нет семьи.

— А вы что почувствовали?

— Я почувствовал страшное возмущение от того, что у меня отбирается самое дорогое: эротические похождения, промискуитет, свобода. Это отбирается, причем именно телом, а не какой-то внешней силой. И против этого мужчина бунтует страшно. В этот момент он уходит из семьи, потому что люди неверно оценивают то, что с ними происходит, считают, что это влияние старой жены, уходят к молодым девочкам, с которыми, как правило, становятся страшно несчастны, потом пытаются вернуться обратно, ничего не получается...

— Но вас это миновало?

— Меня это миновало через мучительное сопротивление. И очень серьезную работу, проведенную моей женой. Но работу неосознанную, а подсознательную, которую она выполнила блестяще.

Женщины Алексея Кортнева — тема, достойная отдельного упоминания. Они не менее яркие, известные, талантливые и состоявшиеся, чем он сам. Певица Ирина Богушевская, актриса Юлия Рутберг, гимнастка Амина Зарипова.

— Вы один из немногих известных мужчин, у которого все жены очень заметные и равно...

— ...значимые, — подсказывает Кортнев.

— Да. Но почему не все талантливые, умные мужчины выбирают себе равнозначных женщин?

— Понятия не имею. Я всегда тянулся к женщинам, которые были мне равны, которые были мне интересны. Я вырос в семье, в которой папа и мама играли абсолютно равные роли. Они ученые. Папа был ученым секретарем отделения информатики Академии наук СССР. Мама — редактором большого научного журнала.

— Я читала книжку Елены Погребижской, в которой Ирина Богушевская рассказывает про свою жизнь. Она говорит, что вы как-то очень мучительно расставались, вам обоим это было тяжело. И я подумала: вы же много раз в жизни расставались — получается, вам часто было тяжело?

— Нет, трагедия была только одна в жизни, тогда с Ирой. Потому что мы очень тяжело разошлись. Мы бы, наверное, расстались проще, если бы не вмешались родители. Ну, и разрываться тоже было тяжело, все-таки это была юношеская любовь и мы были очень неопытны, в том числе и в расставании. Это тоже такое умение, которым лучше обладать, чтобы не ранить человека, с которым расходишься.

— И сколько вам было лет тогда?

— Сейчас скажу... двадцать пять. Потом все становится проще, и потом меня господь миловал, я не так расходился с женщинами — это было гораздо приличнее и пристойнее. Надо сказать, что при этом с Ирой у меня сейчас прекрасные отношения, дружеские, а с теми женщинами, с которыми я разошелся позднее — вот именно так, интеллигентно, — мы не поддерживаем никаких отношений.

— А чем занимаются ваши дети?

— Дети учатся в школе, в детском садике. Те, которые постарше, заканчивают, собираются поступать в университет, а самый старший — Темка, наш с Ирой Богушевской сын, — занимается промышленной фотографией: фотографирует коллекции одежды. Это не он выбирал работу, это она его нашла. Вряд ли ему интересно фотографировать одежду, но пока ничего другого сфотографировать не удается. Ему 25 лет.

— Вы когда сравниваете себя и его, по каким критериям идет сравнение и в чью пользу? Вы думаете: я в твои годы уже... Или еще...?

— Честно говоря, не сравниваю. Дело в том, что я себя по-прежнему ощущаю достаточно молодо. Несмотря на все эти печальные песни и прочее, я не ощущаю, что прошла большая часть жизни. Себя двадцатипятилетнего я даже, если честно, не вспоминаю. Вы сейчас задали этот вопрос, я так попытался прикинуть: вот да, у меня уже был сын, я был женат еще, у нас уже был ансамбль, мы вовсю играли музыку. Причем ансамбль был уже девять лет, достаточно долго. Ну так мы были известны в студенческих кругах. В Москве, в Киеве, в Новосибирске. Но я при этом в двадцать пять еще не зарабатывал никаких денег. А Темка зарабатывает. То есть в чем-то у него есть преимущество.

— Видите ли, в чем дело, — продолжает Кортнев про возраст, — я пишу о том, что более или менее понимаю сам, что было со мной или могло бы быть. Я пишу о человеке сорока семи лет. А семь лет назад — о человеке сорока. В моем случае это честнее: я пишу для своих сверстников. Я не знаю проблемы двадцатилетних и даже уже тридцатилетних не представляю. Они живут в совершенно другой культурной парадигме, у них свои ценности, которые с моими пересекаются все меньше и меньше. С ускорением потока информации пропасть между поколениями становится все больше и больше. Чем быстрее течет река, тем льдины быстрее разносит.

— В чем конкретно эта разница выражается?

— Я не смогу это выразить словами, простите. Разница в том — сейчас, может быть, скажу пошлость большую, и вы меня за это осудите, — что мне неинтересны "ВКонтакте", Фейсбук.

Политика и гомофобия

— Но в 2012 году, когда повсюду были митинги, в Фейсбуке было очень интересно — было ощущение, что мы влияем на то, что происходит в стране.

— Да, конечно! У меня есть друзья, которые меня с удовольствием информировали. Я принимал участие в митингах, концертах на проспекте Сахарова — живая сторона этого процесса меня привлекает больше, чем электронная. Хорошо, здесь я с вами соглашусь. Когда была вот эта по-настоящему живая, а не псевдоживая жизнь в 2012 году, да, я там не буквально под собственным именем, но был. Но своих аккаунтов у меня в этих сетях нет. Я не люблю случайное общение.

— Я прочитала, что вы, например, недавно записали ролик против гомофобии "Будь сильнее". Как вас нашла эта тема?

— Как нашла? Ко мне приходят прекрасные пассионарные девушки, как вы, например, и говорят: давайте, Алексей Анатольевич, запишем ролик против гомофобии, вы же против гомофобии? А я категорически против гомофобии. Ну, я его и записываю. Это все происходит в течение пятнадцати минут.

— При этом у вас было начинание под названием "Марш сексуального большинства"?

— Да. Я по этому поводу уже несколько раз объяснялся, готов сделать это и сейчас, потому что сейчас мне за это даже стыд... нет, врать не буду, ни фига не стыдно. Было это лет пятнадцать назад, когда тема гомосексуализма — это была смешная тема. Не было никаких попыток провести гей-парады, даже еще не зарождалось ничего. Появились на телевидении всякие группы типа "На-на", которые всячески педалировали свою бисексуальность. И как-то про это начали возникать анекдоты — хи-хи, ха-ха. "А Элтон Джон, оказывается, пидарас — хо-хо-хо". Появилось трио "Экспрессия" во главе с Борисом Моисеевым, который тогда еще был в бороде. И так получилось, что мы как-то это обсуждали в тесном таком актерском кругу и именно как "ха-ха-ха" сказали: там на Западе проводят гей-парады, у нас этого ничего нет — давайте, наоборот, здесь проведем марш сексуального большинства. И никогда это не было гомофобным движением! Вот потом, спустя много лет, когда нам предложили это дело возродить, — вот за это мне действительно стыдно. И сейчас я убедился: на эту тему не то что шутить, вообще порядочному человеку об этом даже высказываться не надо. Потому что обязательно заденешь кого-нибудь.

— На митинге в поддержку Навального вы тоже выступали. С Навальным ведь тоже это движение происходит: выступать за него сейчас — не то что несколько месяцев назад. Многие сомневаются в его фигуре из-за поддержки националистов и "русского марша".

— Ну, у Леши есть совершенно очевидная позиция по поводу "русского марша", надо просто внимательно почитать то, что он пишет: он считает, что это движение тоже нужно использовать на благо. Я думаю, что в результате то, что он делает, морально. Та результирующая, которую он ищет — это если разнонаправленные векторы составить, — она, на мой взгляд, у Алексея Анатольевича верна. Он мне нравится и как человек, и как очень трезво мыслящий политик. "Русский марш" — да, противно просто само название. Но я думаю, он сможет вычленить из этого то, что полезно и морально.

— Вы с ним беседовали?

— Нет. Мы знакомы, но брудершафтов не пили.

— Вы очень резко в одном интервью отзывались о Путине — еще когда он был премьером. Насколько человеку вашей известности это вредит?

— Не знаю. Может, если бы я не высказывался против Путина, я бы в Кремле каждый день пел, но не знаю, зачем мне это надо.

— Но вы же все равно на "Первом канале", везде...

— Ну, стало быть, никак не вредит.

— А вы дружите с руководством "Первого канала"?

— Я знаком с ними со всеми, но не дружу. При встрече с Костей (Эрнстом. — "РР") мы целуемся в щечку. Мы с ним знакомы с тех времен, когда он был журналистом и вел программу "Матадор". То есть лет двадцать с лишним. То есть мы друзья детства.

— Все оппозиционные разговоры сводятся к тому, что наше телевидение, которое не дает вести политическую дискуссию на высоком уровне, отчасти ответственно за то, что происходит в стране.

— Простите, собаки, которые охраняют концлагерь, отчасти ответственны за то, что охраняют концлагерь? Телевизионщики — это собаки, которых держат на поводке и кормят мясом и поят водой. Или не кормят мясом и не поят водой. Это люди абсолютно зависящие от тех, кто держит телевидение в руках. Вот они и сидят на поводках и гавкают, когда надо. Они ответственны? На мой взгляд, нет. Если они позволят себе что-нибудь вякнуть, на следующий день в эфире будет другой. Был доберман — станет немецкая овчарка. Нет, ответственны те, кто поддерживает этот политический строй и содержит телевидение. А те, кто является там говорящими головами, тот же любимый мной Ваня Ургант или Владимир Познер, еще как-то пытаются с прищуром говорить какие-то вещи: мол, вы же понимаете, не все можно сказать...

— Я имею в виду, конечно, не Урганта, я имею в виду Эрнста. У него же есть, наверное, какие-то рычаги?

— Наверное. Я не знаю. Я думаю, он сам на рычаге сидит по самое не балуйся, а им управляют, как рукояткой переключения скоростей.

— Получается, если вся ответственность только на власти, то только оттуда и могут пойти изменения. И все наши попытки бессмысленны.

— Знаете, никогда нельзя говорить о том, что это невозможно. Читайте Ленина. Когда верхи не смогут, а низы не захотят, все опять накренится и рухнет. Упаси бог, я бы не хотел, чтобы случилась революция. А эволюционные изменения в нашей стране, скорее всего, невозможны.

Наталья Зайцева

Источник