Сообщения
news.newru.org
В арсенале идеологического оружия свидомого украинства содержится в состоянии боевой готовности, наряду с иным оружейным хламом, так называемая «теория» Духинского. Освежим в памяти этот образец “политической антропологии”:
Франтишек Духинский, хотя и был наполовину малороссом, вырос на правобережье Днепра убеждённым польским патриотом. Учась в Киевском университете, заматерел в страстномжелании, сродни похоти, посвятить жизнь восстановлению независимой Польши от «можа до можа», то есть от берегов Балтики до Таврии, с возвращением (Варшаве !) всех земель Южной и Западной Руси, не меньше.
Такой возможностью он вдохновился в период Крымской войны: Запад нам поможет! Подданный Николая I поступил волонтёром в английский(!) экспедиционный корпус, чтобы своими руками уменьшить поголовье вражьих москалей. Из этой затеи ничего не вышло. Россия, формально проиграв войну, не уступила победителям ни пяти своей земли. Неудачливый печальник Великой Польши посчитал за благо скрыться от «всевидящего глаза» родины, но не «за стеной Кавказа», а за Рейном. Избрав оружием мести перо историка, принялся доказывать принадлежность «лжерусских» московитов к неким «туранским народам» уральского происхождения (оттуда якобы национальное название – москаль – по племени каких-то масыков или мокселей). Европа радостно взволновалась: появилось «законное основание» для вытеснения «не в меру» усиливающуюся Россию за Урал.
Особенную активность в распространении экзотической теории проявляли французы, на досаду которым разрушенный ими и союзниками, покинутый жителями Севастополь не стал реваншем за падение Парижа перед русскими в 1814 году. Но французский же историк Б. де Куртене первым заговорил о научной несостоятельности Духинского, назвав его этнографические изыскания приёмами ангажированного политика. Вскоре учёный мир, насытившись баснями беглого поляка, стал забывать о нём. Однако в международных заинтересованных кругах его теорию взяли на заметку, а для польских националистов и ополяченных до неузнаваемости части малороссов его откровения по-прежнему оставались свежими и востребованными.
Те времена были для Польши не лучшими. Большая её часть оказалась под властью векового исторического конкурента, России. Москали (какое унижение!) лишили шляхту, самую гоноровую в мире, надёжного и обильного источника доходов – «русского быдла» в лице малороссов, отчего самоощущение панства было очень и очень скверным. Вернуть этот источник прямым столкновением с Россией, даже с помощью много обещавшей, но ничего не предпринимавшей Европы, было нереально. Оставалось уповать на распад колосса в результате его крупного военного поражения от третьих сил, катастрофических событий внутри страны, также успешной деятельности революционеров и сепаратистов.
Последние всегда водятся в державах многонациональных. Сепаратисты не только ждут своего часа – ослабления по тем или иным причинам общего государства. Они его приближают подрывной работой, тайной и открытой, в арсенале которой бесценно такое средство, как «учение», способное произвести впечатление если не массы, то на их верхний пассионарный слой. Когда государство погружается в состоянии слабости, не способно удовлетворительно решать жизненные проблемы, которые всё накапливаются, перед недовольными моментально выскакивает сепаратист. Не обязательно в инородческих по отношению к метрополии областях. Сепаратизм может быть и краевой, и в коренных, что ни есть, частях страны, где можно эксплуатировать на пользу «отдельности» какую-нибудь местную особенность, например, диалект государственного языка или ироническое отношение босоногих к лапотникам.
На российском имперском поле имел преимущество тот сепаратист, который обращал взоры внимающей ему толпы на чужеродную якобы причину всех её бед, на засилье безразличных к их нуждам иноземцев во власти. Он обещал земной рай местного масштаба, если земляки возведут узконациональный забор и доверятся «своему» вожаку (батьке, отаману, баши, батоно…), непременно из «коренных». Правда, в Малороссии с выбором «свой-чужой» было не просто. Из Петербурга управляли страной, в том числе всеми украинами, православные чиновники, единоверцы, что было главным для ощущения родства. Властные лица всех уровней отдавали распоряжения на понятном в самом глухом хуторе русском языке; они без переводчика понимали жалобщика или просителя, если те обращались к ним на малороссийском наречии той или иной области. В школах русского юга изучали общий литературный язык, над которым плодотворно потрудились малороссы, и общую историю, ибо отдельных серьёзных историй просто не существовало в природе. Её победные и трагические страницы писались кровью и потом сообща, всем мiромъ.
В таких, неблагоприятных для себя, условиях упорному сепаратисту оставалось сделать отчаянную ставку на «вчення» о коренной, изначальной, ну, просто неисправимой и непростительной «окремостi» москалiв вiд справжнiх руських людей, тобто украÏнцiв(?!). Осознав дикую природу москалей, украинцы ужаснутся, с какой же недостойной силой они сотрудничали плодотворно и на совесть долгие века. Как вообще могли, не испытывая брезгливости, находиться рядом с людьми второго… нет, третьего сорта, с презренными азиатами! Инстинктивно сдвинутся в сторону и вспомнят своё арийское, чисто славянское, славное прошлое. Подобные учения, задуманные под конечную цель, имеют тем большей успех, чем дальше они от реальности. Их потребители – с одной стороны, просвещённые особи, которые, стремясь к этой цели, нуждаются в возбуждающих средствах; с другой – тёмная масса, живущая мифами. Интерес к ним возрастает со степенью невероятности излагаемых событий и фантастичностью действующих лиц.
Подходящим материалом оказалась «теория» пана Франтишека. По сути, это набор взглядов, «подкреплённых» ссылками на сомнительные околонаучные факты. Ни малейших братских чувств сей трубадур Речи Посполитой не питал к своим малороссийским сородичам по части фамильных корней. Они были в восприятии убеждённого поляка потерянными Варшавой туземцами Польской Украины. Быдло – всюду быдло, но то, что «по праву» принадлежит полякам, должно мычать на польский лад. Ради этой цели можно временно поступиться принципами – допустить прямое родство высокородной нации поляков, с потомками вечных холопов-полян. Глядишь, клюнут на сладкую приманку. Разве не польстит хуторянскому самолюбию приобщение к «аристократии славянства», коей мнили себя единокровцы легендарного Леха. А приобщённых легко будет двинуть на москальскую орду – «за нашу и вашу свободу». Одна беда: в малороссийских губерниях нашлось слишком мало для сколь-нибудь заметного «руха» тех, кто благодарно внимал соблазнительным речам.
К удаче пана Франтишека и единомышленников, неожиданно объявился солидный заказчик на разработку темы, Вена. Это вам не провинциальное miasto Варшава! Габсбурги, в результате разделов Польши, владели в XIX веке частью бывших земель польской короны. Сюда входила Галиция – фантомная тень Червеной Руси, «киевского обломка», потерявшего независимость в пятисотлетней давности, когда сильный Краков под короной Пястов уже не церемонился с соседями. Автохтонами австрийской провинции, лукаво названной «королевством» Галиции и Лодомерии, были русины (самоназв. русыны), но занимали они преимущественно сёла и простонародные пригороды. Города давно захватили поляки и евреи, дав место и деловому интернационалу. Типичная картина: в 1930 году в 300-тысячном Львове насчитывалось, по признаку вероисповедания, менее 35 тысяч горожан коренной нации, в той или иной степени ополяченных и окатоличенных; «класс» русинской интеллигенции, не забывающий родства, составлял менее 1% соплеменников.
Церковь изначально православных русинов ещё в 1596 году была подчинена Брестской унией Ватикану. Тем не менее, три последующих века новообращённые греко-католики (или униаты) ощущали себя приверженцами церкви пращуров. Притом, не только простые прихожане, но и значительная часть священников. Ибо обряды менялись столь медленно, что одно поколение не успевало заметить изменений. Католицизм во всём всегда был «ползучим». Большинство верующих просто не задумывалось над тем, где находится главный иерарх, в реальном Риме или сказочном уже Константинополе. Во всяком случае, прихожанин униатского храма не ощущал себя по признаку веры врагом православной церкви. А таких оставалось немало, благодаря позиции и прихожан и, нередко, священников, внутренне не принявших Унию.
Задавленное убожеством (по П.Кулишу) русинское простонародье, также известная часть их просвещённых соплеменников смутно помнили о былом единстве Руси и стихийно тянулись к русскому материку. Повторю сказанное в предыдущей статье: заманчивость огромного русского мира была для них в том, что населяющее его православное большинство, и низшие сословия, и духовенство, и знать, и носитель высшей власти, государь, общалось между собой на одном (понятном русинам) языке, молилось Богу в одной Церкви. Им принадлежали города и веси, вся страна, раскинувшаяся между тремя океанами. И, защищая её с русской(!) самоотверженностью, они защищали своё, завещанное предками.
Галицийский фланг «свiдомого украÏнсьтва» был задуман в Вене ударным. Обстановка в «полукоролевстве» требовала тонкого расчёта по всем параметрам. Арсенал фактов и «фактов» надо было постоянно пополнять. Ими умело, виртуозно – для достижения задуманного эффекта – оперировать, изобретая новые ходы. Следовало учитывать смену аудитории, другие реалии нового времени, возросшие возможности традиционных наук и новые методы исследований. Так было тогда.
Но ныне, в начале 3-го тысячелетия, ничем этим не владеют воинствующие «духинцы», экипированные так, будто играют на гнилых подмостках ветхого балагана сцены из XIXвека. Они повторяют ритуальные фигуры своего «гуру» и произносят реплики, написанные на языке украинствовавшего поляка, который со вкусом учился в университете, основанном своим злейшим врагом, Императором Всероссийским Николаем Павловичем, а потом целился в его солдат (в том числе, в своих родичей, малороссов) из английского штуцера.
Какова тому причина? Ларчик открывается просто: самостоятельная Украина к 2014 году оказалась далеко не такой, какой обещали сделать её «засновники» в году 1991. Убеждённые австроукраинцы, на радость мировому «свидомитству», наметили полный разрыв с Россией, главное, в исторической памяти и совместной культуре. Правда, посторанжевый Киев президента Януковича не лёг на обратный курс, но заметно сбавил скорость в движении «Геть вiд Москви!». Точнее сказать, с днепровских круч бросили, «играя на публику», якорь, мол, «подивимось, що москаль нам дасть». Это очень и очень насторожило украинский запад: а вдруг «вогулы» (синоним «туранов») возьмут, сдуру, да не меряно и по центу за кубометр, пустят газу в обмен на частичную потерю суверенитета южной соседки! Австроукраинцы, как появились на свет из чрева Вены, видели будущую Великую Украину не малороссийской, а галичанской, с реальной столицей в своём «Пьемонте» на речке Полтве, заключённой в канализационную трубу под Высоким замком. Себя же видели в ней хранителями идеологии самостийничества, освобождёнными от всех иных забот; этакой духовной кастой, разумеется, высшей по отношении к хлеборобам черноземья и прочим создателям материальных ценностей в промышленных регионах страны. Словом, нахлебниками тех, кого польские хозяева именовали «быдлом». Круги, как известно, замыкаются. Казалось, ещё шажок, ещё небольшое усилие – и простодушные «схидняки» окажутся в кармане у «западенцев», которые себе на уме. И добились-таки своего через Майдан-2, поддержанные Западом при нерешительности Кремля. После 22 февраля «западенцы» впервые в истории, как отметил Ярош, перешли Днепр и захватили всю Украину за исключением Крыма и половины Донбасса.
Зброю до бою – в своё время призывали в незалежних схронах нескоренi вояки УПА, бандеровцы. Что там в подсумке? Кроме всякой старой и новой «зброи», годна к употреблению «Теорiя Духинського». Вроде бы мелочь, да на безрыбье и рак – рыба. Камень, лежащий на дороге, может изменить судьбу империи, говорили древние. А вдруг украинцы-малороссы со скуки «власного державотворення» поверят, что русские и впрямь принадлежат к низшей расе! Поднять руку на чужака легче, чем на брата.
Сергей Сокуров
Из-за большого объёма статья публикуется в сокращённом виде
Полный анализ данной научной теории.
Франтишек Духинский, хотя и был наполовину малороссом, вырос на правобережье Днепра убеждённым польским патриотом. Учась в Киевском университете, заматерел в страстномжелании, сродни похоти, посвятить жизнь восстановлению независимой Польши от «можа до можа», то есть от берегов Балтики до Таврии, с возвращением (Варшаве !) всех земель Южной и Западной Руси, не меньше.
Такой возможностью он вдохновился в период Крымской войны: Запад нам поможет! Подданный Николая I поступил волонтёром в английский(!) экспедиционный корпус, чтобы своими руками уменьшить поголовье вражьих москалей. Из этой затеи ничего не вышло. Россия, формально проиграв войну, не уступила победителям ни пяти своей земли. Неудачливый печальник Великой Польши посчитал за благо скрыться от «всевидящего глаза» родины, но не «за стеной Кавказа», а за Рейном. Избрав оружием мести перо историка, принялся доказывать принадлежность «лжерусских» московитов к неким «туранским народам» уральского происхождения (оттуда якобы национальное название – москаль – по племени каких-то масыков или мокселей). Европа радостно взволновалась: появилось «законное основание» для вытеснения «не в меру» усиливающуюся Россию за Урал.
Особенную активность в распространении экзотической теории проявляли французы, на досаду которым разрушенный ими и союзниками, покинутый жителями Севастополь не стал реваншем за падение Парижа перед русскими в 1814 году. Но французский же историк Б. де Куртене первым заговорил о научной несостоятельности Духинского, назвав его этнографические изыскания приёмами ангажированного политика. Вскоре учёный мир, насытившись баснями беглого поляка, стал забывать о нём. Однако в международных заинтересованных кругах его теорию взяли на заметку, а для польских националистов и ополяченных до неузнаваемости части малороссов его откровения по-прежнему оставались свежими и востребованными.
Те времена были для Польши не лучшими. Большая её часть оказалась под властью векового исторического конкурента, России. Москали (какое унижение!) лишили шляхту, самую гоноровую в мире, надёжного и обильного источника доходов – «русского быдла» в лице малороссов, отчего самоощущение панства было очень и очень скверным. Вернуть этот источник прямым столкновением с Россией, даже с помощью много обещавшей, но ничего не предпринимавшей Европы, было нереально. Оставалось уповать на распад колосса в результате его крупного военного поражения от третьих сил, катастрофических событий внутри страны, также успешной деятельности революционеров и сепаратистов.
Последние всегда водятся в державах многонациональных. Сепаратисты не только ждут своего часа – ослабления по тем или иным причинам общего государства. Они его приближают подрывной работой, тайной и открытой, в арсенале которой бесценно такое средство, как «учение», способное произвести впечатление если не массы, то на их верхний пассионарный слой. Когда государство погружается в состоянии слабости, не способно удовлетворительно решать жизненные проблемы, которые всё накапливаются, перед недовольными моментально выскакивает сепаратист. Не обязательно в инородческих по отношению к метрополии областях. Сепаратизм может быть и краевой, и в коренных, что ни есть, частях страны, где можно эксплуатировать на пользу «отдельности» какую-нибудь местную особенность, например, диалект государственного языка или ироническое отношение босоногих к лапотникам.
На российском имперском поле имел преимущество тот сепаратист, который обращал взоры внимающей ему толпы на чужеродную якобы причину всех её бед, на засилье безразличных к их нуждам иноземцев во власти. Он обещал земной рай местного масштаба, если земляки возведут узконациональный забор и доверятся «своему» вожаку (батьке, отаману, баши, батоно…), непременно из «коренных». Правда, в Малороссии с выбором «свой-чужой» было не просто. Из Петербурга управляли страной, в том числе всеми украинами, православные чиновники, единоверцы, что было главным для ощущения родства. Властные лица всех уровней отдавали распоряжения на понятном в самом глухом хуторе русском языке; они без переводчика понимали жалобщика или просителя, если те обращались к ним на малороссийском наречии той или иной области. В школах русского юга изучали общий литературный язык, над которым плодотворно потрудились малороссы, и общую историю, ибо отдельных серьёзных историй просто не существовало в природе. Её победные и трагические страницы писались кровью и потом сообща, всем мiромъ.
В таких, неблагоприятных для себя, условиях упорному сепаратисту оставалось сделать отчаянную ставку на «вчення» о коренной, изначальной, ну, просто неисправимой и непростительной «окремостi» москалiв вiд справжнiх руських людей, тобто украÏнцiв(?!). Осознав дикую природу москалей, украинцы ужаснутся, с какой же недостойной силой они сотрудничали плодотворно и на совесть долгие века. Как вообще могли, не испытывая брезгливости, находиться рядом с людьми второго… нет, третьего сорта, с презренными азиатами! Инстинктивно сдвинутся в сторону и вспомнят своё арийское, чисто славянское, славное прошлое. Подобные учения, задуманные под конечную цель, имеют тем большей успех, чем дальше они от реальности. Их потребители – с одной стороны, просвещённые особи, которые, стремясь к этой цели, нуждаются в возбуждающих средствах; с другой – тёмная масса, живущая мифами. Интерес к ним возрастает со степенью невероятности излагаемых событий и фантастичностью действующих лиц.
Подходящим материалом оказалась «теория» пана Франтишека. По сути, это набор взглядов, «подкреплённых» ссылками на сомнительные околонаучные факты. Ни малейших братских чувств сей трубадур Речи Посполитой не питал к своим малороссийским сородичам по части фамильных корней. Они были в восприятии убеждённого поляка потерянными Варшавой туземцами Польской Украины. Быдло – всюду быдло, но то, что «по праву» принадлежит полякам, должно мычать на польский лад. Ради этой цели можно временно поступиться принципами – допустить прямое родство высокородной нации поляков, с потомками вечных холопов-полян. Глядишь, клюнут на сладкую приманку. Разве не польстит хуторянскому самолюбию приобщение к «аристократии славянства», коей мнили себя единокровцы легендарного Леха. А приобщённых легко будет двинуть на москальскую орду – «за нашу и вашу свободу». Одна беда: в малороссийских губерниях нашлось слишком мало для сколь-нибудь заметного «руха» тех, кто благодарно внимал соблазнительным речам.
К удаче пана Франтишека и единомышленников, неожиданно объявился солидный заказчик на разработку темы, Вена. Это вам не провинциальное miasto Варшава! Габсбурги, в результате разделов Польши, владели в XIX веке частью бывших земель польской короны. Сюда входила Галиция – фантомная тень Червеной Руси, «киевского обломка», потерявшего независимость в пятисотлетней давности, когда сильный Краков под короной Пястов уже не церемонился с соседями. Автохтонами австрийской провинции, лукаво названной «королевством» Галиции и Лодомерии, были русины (самоназв. русыны), но занимали они преимущественно сёла и простонародные пригороды. Города давно захватили поляки и евреи, дав место и деловому интернационалу. Типичная картина: в 1930 году в 300-тысячном Львове насчитывалось, по признаку вероисповедания, менее 35 тысяч горожан коренной нации, в той или иной степени ополяченных и окатоличенных; «класс» русинской интеллигенции, не забывающий родства, составлял менее 1% соплеменников.
Церковь изначально православных русинов ещё в 1596 году была подчинена Брестской унией Ватикану. Тем не менее, три последующих века новообращённые греко-католики (или униаты) ощущали себя приверженцами церкви пращуров. Притом, не только простые прихожане, но и значительная часть священников. Ибо обряды менялись столь медленно, что одно поколение не успевало заметить изменений. Католицизм во всём всегда был «ползучим». Большинство верующих просто не задумывалось над тем, где находится главный иерарх, в реальном Риме или сказочном уже Константинополе. Во всяком случае, прихожанин униатского храма не ощущал себя по признаку веры врагом православной церкви. А таких оставалось немало, благодаря позиции и прихожан и, нередко, священников, внутренне не принявших Унию.
Задавленное убожеством (по П.Кулишу) русинское простонародье, также известная часть их просвещённых соплеменников смутно помнили о былом единстве Руси и стихийно тянулись к русскому материку. Повторю сказанное в предыдущей статье: заманчивость огромного русского мира была для них в том, что населяющее его православное большинство, и низшие сословия, и духовенство, и знать, и носитель высшей власти, государь, общалось между собой на одном (понятном русинам) языке, молилось Богу в одной Церкви. Им принадлежали города и веси, вся страна, раскинувшаяся между тремя океанами. И, защищая её с русской(!) самоотверженностью, они защищали своё, завещанное предками.
Галицийский фланг «свiдомого украÏнсьтва» был задуман в Вене ударным. Обстановка в «полукоролевстве» требовала тонкого расчёта по всем параметрам. Арсенал фактов и «фактов» надо было постоянно пополнять. Ими умело, виртуозно – для достижения задуманного эффекта – оперировать, изобретая новые ходы. Следовало учитывать смену аудитории, другие реалии нового времени, возросшие возможности традиционных наук и новые методы исследований. Так было тогда.
Но ныне, в начале 3-го тысячелетия, ничем этим не владеют воинствующие «духинцы», экипированные так, будто играют на гнилых подмостках ветхого балагана сцены из XIXвека. Они повторяют ритуальные фигуры своего «гуру» и произносят реплики, написанные на языке украинствовавшего поляка, который со вкусом учился в университете, основанном своим злейшим врагом, Императором Всероссийским Николаем Павловичем, а потом целился в его солдат (в том числе, в своих родичей, малороссов) из английского штуцера.
Какова тому причина? Ларчик открывается просто: самостоятельная Украина к 2014 году оказалась далеко не такой, какой обещали сделать её «засновники» в году 1991. Убеждённые австроукраинцы, на радость мировому «свидомитству», наметили полный разрыв с Россией, главное, в исторической памяти и совместной культуре. Правда, посторанжевый Киев президента Януковича не лёг на обратный курс, но заметно сбавил скорость в движении «Геть вiд Москви!». Точнее сказать, с днепровских круч бросили, «играя на публику», якорь, мол, «подивимось, що москаль нам дасть». Это очень и очень насторожило украинский запад: а вдруг «вогулы» (синоним «туранов») возьмут, сдуру, да не меряно и по центу за кубометр, пустят газу в обмен на частичную потерю суверенитета южной соседки! Австроукраинцы, как появились на свет из чрева Вены, видели будущую Великую Украину не малороссийской, а галичанской, с реальной столицей в своём «Пьемонте» на речке Полтве, заключённой в канализационную трубу под Высоким замком. Себя же видели в ней хранителями идеологии самостийничества, освобождёнными от всех иных забот; этакой духовной кастой, разумеется, высшей по отношении к хлеборобам черноземья и прочим создателям материальных ценностей в промышленных регионах страны. Словом, нахлебниками тех, кого польские хозяева именовали «быдлом». Круги, как известно, замыкаются. Казалось, ещё шажок, ещё небольшое усилие – и простодушные «схидняки» окажутся в кармане у «западенцев», которые себе на уме. И добились-таки своего через Майдан-2, поддержанные Западом при нерешительности Кремля. После 22 февраля «западенцы» впервые в истории, как отметил Ярош, перешли Днепр и захватили всю Украину за исключением Крыма и половины Донбасса.
Зброю до бою – в своё время призывали в незалежних схронах нескоренi вояки УПА, бандеровцы. Что там в подсумке? Кроме всякой старой и новой «зброи», годна к употреблению «Теорiя Духинського». Вроде бы мелочь, да на безрыбье и рак – рыба. Камень, лежащий на дороге, может изменить судьбу империи, говорили древние. А вдруг украинцы-малороссы со скуки «власного державотворення» поверят, что русские и впрямь принадлежат к низшей расе! Поднять руку на чужака легче, чем на брата.
Сергей Сокуров
Из-за большого объёма статья публикуется в сокращённом виде
Полный анализ данной научной теории.
Комментариев нет:
Отправить комментарий