Визит патриарха Кирилла в Польшу: историческое событие в контексте внутрипольской политической борьбы

 Олег Неменский

Визит патриарха Кирилла 16-19 августа в Польшу - несомненно, знаковое историческое событие. Оно переносит контекст объявленной российско-польской "нормализации" с проблем и истории межгосударственных отношений России и Польши в сферу гораздо большего масштаба. Это и отношения между нашими церквями, и вообще между православием и католицизмом, а кроме того - что особенно важно - отношения между Польшей и Русью. Ведь Святейший Патриарх Московский и всея Руси является представителем не только России, но и всей исторической Русской земли, канонической территории Русской церкви. Впрочем, в польской прессе старались не называть патриарха его официальным титулом, определяя его в основном как "российского патриарха", "патриарха Москвы", "патриарха России". Однако для обеих сторон высокой встречи её характер был вполне понятен. И в этом гораздо более широком контексте проблематика русско-польских отношений имеет и большую историю, и большую глубину, да и большую значимость.

Если переключиться с плоскости наших межгосударственных связей, прошлое которых с обеих сторон сложно и противоречиво, и посмотреть на историю русско-польских межконфессиональных отношений, то трудно не признать, что именно польский католицизм много сотен лет был агрессором на русских землях. Архиепископ Юзеф Михалик, кстати, является митрополитом Перемышльским - то есть того самого древнерусского города Перемышля, который был захвачен поляками в XIV веке и потом - по XVIII век, был частью Русского воеводства в составе Польши. В этом контексте случившееся впервые в истории посещение Польши Патриархом Московским и всея Руси - это сильный шаг доброй воли. Удачна и дата визита: этот год - годовщина двух пребываний польских завоевателей в Москве - в 1612 и в 1812 году (когда, как любят подчёркивать поляки, первыми из наполеоновской армии вошли в город именно польские гусары). Всё это очень хороший исторический фон для патриаршего визита. И очень важно, что первым состоялся именно русский церковный визит: в истории этот шаг останется как инициатива Русской церкви. Хотя для польской стороны организация этой встречи наверняка потребовала ещё более трудных и смелых решений.

Польско-русские отношения находятся в новом и весьма шатком состоянии. Если ещё несколько лет назад (до 2009 года) в польском политическом классе в целом было согласие по всем основным аспектам "восточной политики", то теперь же он жёстко расколот. Стратегические цели остаются те же, и они по-прежнему общепризнанны, однако по тактике построения среднесрочных отношений с Россией возникли серьёзные противоречия. Более того, после авиакатастрофы 10 апреля 2010 года они вылились в настоящее противостояние, делящее польское общество примерно пополам. Изначально это было расхождение в подходах к восточной политике между двумя основными партиями - Гражданской платформой и "Правом и справедливостью". Впрочем, оно имеет довольно серьёзные идеологические основания и давние исторические корни, связанные с двумя традициями польского мессианизма - более старой "ягеллонской" и освободительной, которой дали начало польские романтики первой половины XIX века. И теперь это уже не просто расхождение между двумя (когда-то очень близкими друг другу) партиями: оно разделило всех поляков, включая сторонников совсем иных политических сил.

К либерально-консервативной "Гражданской платформе", выражающей сейчас "ягеллонскую" линию (хотя об этом открыто говорить не принято), по вопросу отношений с Россией оказались близки левые (т.н. "посткоммунистические") движения, тогда как "Право и Справедливость" стала представителем всех право-консервативных сил. И главное расхождение здесь - в вопросе о том, чем является Россия. Либо это потенциально европейская страна, к которой применима тактика приближения, втягивания, обучения "основам западной демократии", пусть и с расчётом на очень долгий забег. То есть тактика, которая в современной западной политологии называется "европеизацией". Для Польши она исторически восходит к ещё позднесредневековым планам по колонизации России и обращения её в униатство. Или же это страна, представляющая сущностно антиевропейскую цивилизацию, отношения с которой могут быть описаны только в категориях враждебного противостояния. Тогда главная их цель - максимальное уменьшение её зарубежного влияния, изоляции, а также освобождения из под её власти всех нерусских народов и нелояльных Москве регионов. Этот подход свойственен польским право-консервативным силам.

Трагическое событие апреля 2010 года вывело эти старые идейные расхождения на первый план, более того - поставило в центр политической и общественной жизни, погрузив польское общество во внутреннее противостояние со всё большим накалом взаимной ненависти. Для правых официальная политическая линия на нормализацию отношений с Россией теперь кажется откровенно предательской, более того - они подозревают высшее руководство Гражданской платформы замешанным в сговоре с Москвой по сознательному устранению президента Леха Качиньского и "элиты польской нации" в 2010 году. Свойственная этим силам демонизация России и сознательное воскрешение атмосферы освободительной борьбы создало в симпатизирующей им части общества атмосферу польских восстаний XIX века, что проявляется не только в требовании "не садиться с врагом за стол переговоров", но и в маниакальном поиске предателей и вражьих агентов. В их число теперь попадают все политические оппоненты слева, и в первую очередь правящая партия, президент и премьер страны.

Авиакатастрофа 2010 года существенным образом изменила настроения в польском обществе. Его консервативная часть ещё сильнее сдвинулась вправо. Более того, появился феномен т.н. "смоленской религии". Её приверженцы не просто убеждены в том, что авиакатастрофа была спланирована сознательно, что это была "операция КГБ Путина", в которой принял участие и стремившийся устранить политического оппонента премьер-министр Дональд Туск. Им свойственны взгляды, возрождающие в самом радикальном виде старые модели восприятия Польши как "Христа народов", явившегося в мир, чтобы дать свободу народам, и вынужденного приносить ради неё свою искупительную жертву в борьбе с Россией. Россия как "Империя зла" оказывается тем Врагом, борьба с которым самоценна и описывается языком католического богословия. Лех Качиньский - воплощение исторической миссии Польши, распятый русскими на кресте-самолёте. А сама авиакатастрофа связывается с целым рядом пророчеств и сакральных дат, символически указывающих на её всемирное историческое и духовное значение.

Не менее десяти процентов поляков оказались ярыми приверженцами этой "смоленской религии", а в целом её разделяет не менее четверти польского общества, причём в самых разных социальных слоях и регионах. Стала появляться даже своя обрядность: священные горсти земли с места катастрофы, отколы с деревьев (вряд ли, впрочем, подлинные), куски предметов с крушения и т.п., которые помещаются в костёлах, прикладываются к иконам. В некоторых селениях стали появляться модели самолёта, сделанные из дерева и брезента, бетона или других доступных материалов (называются они памятниками или просто памятными декорациями, но внешне напоминают священные макеты самолётов в карго-культе), вокруг которых ставятся свечи, кресты, проводятся весьма оригинальные для католического мира обряды. Маленькие модельки самолётов даже стали подкладывать в вертепы. Понятно, что всё это вызывает весьма неоднозначное отношение со стороны церковного руководства, однако приходские священники нередко склонны не только поддерживать эту истерию, но и возглавлять её. И хотя в прессе всё чаще указывается на сектантский характер такого явления, оно стало весьма влиятельным и во многом создаёт идейный фон польской общественной жизни. Градус русофобии здесь никогда не был столь высок, как сейчас. Многие убеждены: борьба с Москвой вступила в свою решающую стадию - "либо они нас, либо мы их".

Для России это новые условия отношений с Польшей. Последовательность двух событий (инициирование "Гражданской платформой" политики "нормализации отношений с Россией" и авиакатастрофа 2010 года) расколола прежде единый польский политический класс. Если раньше политика Польши была довольно определённой и можно было моделировать стратегическую линию отношений с нею, то теперь два политических лагеря этой страны предлагают принципиально разный характер отношений, заметно отличающийся от прежнего. С одной стороны есть предложение о нормализации и прагматичном сотрудничестве (и за время пребывания "Гражданской платформы" у власти кое-что в этом направлении уже удалось сделать). С другой стороны - ориентация на максимально конфликтные отношения, на открытое противостояние, пропаганда новой холодной (а возможно и вполне горячей) войны с Россией. При этом рассчитывать на то, что у власти в Польше всегда будет "Гражданская платформа" вряд ли можно - она и так уже для демократической страны на удивление долго эту власть удерживает. А политическая альтернатива ей, реально имеющая шансы на власть, одна - "Право и Справедливость". Таким образом, решимость официальной России строить "нормальные", и даже "примирительные" отношения с Польшей связана с огромным риском. В результате выборов рано или поздно могут прийти к власти те политические силы, которые сразу и с размаху поломают все наработки прежнего курса, а ставшее его завоеванием значительно улучшенное положение Польши (и в отношениях с Россией, и внутри западного сообщества), используют для противостояния с нею. Со столь сильной и открытой враждебностью со стороны какой-либо из крупных европейских стран постсоветская Россия ещё не сталкивалась. Несомненно, что, сложись такая ситуация, контакты России со всем Западом могли бы очень сильно пострадать.

В результате политику "стратегического выбора" приходится проводить в условиях отсутствия какой-либо гарантии для самой возможности его реализации в будущем. Уже сейчас социологи сообщают о сильном падении лидера рейтинга "Гражданской платформы" и премьера страны Д.Туска. В такой ситуации главным интересом становится максимальное оттягивание смены власти в Польше до того времени, когда, возможно, конфигурация политических сил сильно изменится (что здесь уже не раз бывало за посткоммунистический период) и накал внутреннего противостояния ослабнет, приведя политическую и общественную жизнь Польши к более стабильному состоянию. Только тогда есть надежда, что выбор половины польского общества станет стабильным выбором большинства.

И вот в этом контексте произошедшая встреча высшего церковного руководства имеет очень большое значение. Для общественного мнения Польши было привычно представлять себе Польский костёл союзником право-консервативного лагеря. Этому, в общем-то, не мешало ни наличие в самой церковной среде заметного политического разномыслия, ни целый ряд знаков обществу со стороны церковного руководства, намекающих на то, что занимать строго одну сторону в развернувшемся внутрипольском противостоянии оно не желает. Тем не менее, на приходском уровне превалирующая поддержка "Права и Справедливости" является почти обычным явлением. Кроме того, со стороны Костёла до сих пор не звучала какая-либо оценка версии Смоленской катастрофы как результата антипольского заговора. Встреча архиепископа Юзефа Михалика с патриархом Кириллом и подписание ими совместного послания, а также данные по этому поводу интервью принципиально изменили ситуацию. Польский костёл открыто отмежевался от курса "Права и Справедливости" на радикальное противостояние с Россией, отказался от её новой демонизации, а в дополнительных заявлениях хоть и не осудил, но всё же отказался поддержать "смоленскую религию". Это нельзя трактовать как его готовность позиционировать себя с другой стороны польских баррикад, но в право-консервативной среде это мероприятие однозначно трактуется как поддержка церковью официального курса "Гражданской платформы" и, соответственно, её версии событий последних лет. Так, церковная встреча изменяет весь общественно-политический расклад в Польше и наносит большой удар по правому лагерю, что будет иметь для него большие последствия.

"Совместное послание народам России и Польши" написано очень тонко - нигде не перейдена грань между сферой пастырского долга и государственной политикой. Зафиксировано совместное начало "пути искреннего диалога" и готовность бороться за общее дело - защиту общества от деморализации, а также необходимость отстаивания права религии на присутствие в публичной сфере. Думаю, это лучший текст из всех тех, которые появились за последнее время в общем контексте нормализации наших отношений. Тем более, что это вообще первый подобный документ, который подписывает наша церковь с католиками. И очень хорошо, что в нём нет слов "прощаем и просим прощения", которые многие ожидали там увидеть - тех самых слов, с которых, как считается, началось польско-немецкое примирение. Это свидетельствует об адекватности церковной политики реалиям и общественных настроений, и политической конъюнктуры, которая ещё не скоро перестанет подстёгивать антироссийскую линию в Польше.

Также очень важно, что основой для сотрудничества двух церквей выбрано совместное противостояние тому тренду современной западной культуры и политики, который ломает наследие традиционной христианской этики и исключает церковный фактор из общественной жизни. "Кризис Европы" - эта формулировка из книги патриарха Кирилла была особенно подчёркнута архиепископом Юзефом Михаликом в его интервью. Это действительно та сторона политики, которая объединяет Польшу с Россией. Общая проблема для обеих церквей, как и вообще для консервативно настроенных поляков и русских - это радикально антихристианский настрой политкорректности современного Запада.

В Польше последнее время всё более глубоко осознают, что та Европа, в которую вошла их страна - это не совсем та Европа, в которую они хотели попасть. Для современной Польши есть две Европы. Одна старая, традиционная, христианская - та Европа, в которой Польша жила ещё в межвоенный период и в которую большинство поляков хотели бы вернуться. И другая - новая, агрессивно-антихристианская, которая требует от Польши соблюдения тех анти-норм общественной морали, которые чужды подавляющему большинству поляков. Польша, вернувшаяся в Европу, со своей консервативностью быстро оказалась там "белой вороной", постоянно осуждаемой за культурную отсталость. Большая часть поляков до сих пор не разочаровалась в решении о вступлении в ЕС, однако настроения евроскептицизма очень распространены и со временем становятся всё более влиятельными. Для многих это странно, но образ старой христианской Европы теперь больше сближает Польшу с Россией, чем с Западом. Громче всего о неприятии антихристианской культуры новой Европы в настоящее время позволяют себе говорить именно в России. Это основа для сотрудничества. И суд над группой "Pussy Riot" за совершённое в Храме Христа Спасителя, и акция "Femen" в Киеве со спиливанием католического креста - всё это было неплохой иллюстрацией к тому, против чего нужно бороться сейчас православным и католикам. И, очевидно, настало то время, когда Польский костёл оказался готов сотрудничать с Русской церковью по этим вопросам.

Совмещение призыва к примирению народов с заявлениями о защите традиционных ценностей - это особенно важный момент. Ведь чаще всего о примирении говорят в контексте утверждения "новой эпохи", когда надо "стряхнуть прах прошлого с ног своих" и жить днём сегодняшним. Польская и Русская церковь готовы сотрудничать на иных основаниях, сопротивляясь духовному кризису Европы - и в этом можно услышать заявку на то, что в пространстве между Польшей и Россией есть запрос на иную Европу, альтернативную "брюссельской", на Европу традиции.

Этот же аспект "Совместного послания" является той его частью, которая гораздо ближе к право-консервативной среде Польши, то есть к электорату "Права и Справедливости", чем к более либерально настроенным сторонникам "Гражданской платформы". Собственно, польский евроскептицизм и то, что на современном западном языке называется "недостатком толерантности", в большой политике выражает именно эта партия. Так, в тексте Совместного послания Польский костёл переворачивает настроения традиционалистской части общества: за призывом к сохранению христианской морали следует не привычный старый призыв к борьбе с Россией, а наоборот - к сотрудничеству с ней. Более того, Россия в лице Русской церкви признаётся её равноправной хранительницей, а не тем "Врагом всего Христианства", которым её привыкли видеть. Это сильнейший слом основных моделей восприятия, свойственных польской католической среде, фактически разрушающий привычные стереотипы. Тем более впечатляет, что текст Совместного заявления польские епископы утвердили единогласно.

Слом, надо сказать, столь большой, что вряд ли будет понят среди приверженцев "смоленской религии". И надо понимать, что, подписав это послание, Польский костёл поставил себя в очень трудное положение внутри страны: в обозримое время ему придётся жить в непривычной атмосфере очень жёсткой критики со стороны наиболее консервативной части поляков, а также с сильной внутрицерковной оппозицией - по крайней мере, на уровне приходского духовенства и ряда известных проповедников. Более того, для многих такой шаг означает не что иное, как предательство Польши и даже всего христианства. Уже появилось немало заявлений, что Костёл "участвует в операциях КГБ!", - и для значительного числа людей это не пустая фраза. Для таких поляков слова патриарха Кирилла кажутся верхом цинизма: "Империя зла", которая "в своей дикости везде сеет лишь бесправие и смерть", которая в своей схизме и в своём коммунизме "всегда была врагом Католической церкви", присылает в Польшу - то есть к "Христу народов" - союзного с её светской властью высшего церковного иерарха, и он, в присутствии и с согласия польских епископов, учит поляков жить по-христиански. Принять всё это как имеющее право быть, не изменив при этом основные понятия о России и польско-российских отношениях - вообще вряд ли возможно. Но и изменить их крайне трудно - пока что даже непонятно на что, ведь в польской культуре почти нет традиции альтернативного восприятия.

Несомненно, это понимают и в самом Польском костёле, понимают, что для принятия новых реалий надо внести изменения в те основы национальной идеологии, которые определяют место Польши в Европе и в отношении к России. И заявления, предлагающие такую новую модель самовосприятия, уже прозвучали. Так, глава Католического информационного агентства Марчин Пшечишевский сказал, что видит Польшу "мостом между восточным и западным христианством". Однако исторически Польша мыслила себя "форпостом христианства" на востоке Европы, призванным распространять католицизм, а также защищать его от протестантов на севере, православных на востоке и мусульман на юге. Это одно из главных положений национального самосознания. Быть "мостом" между миром Православия и Западом она пока что не пробовала. Ясно только, что для этой новой роли Польше придётся радикально изменить своей многовековой традиции, к чему, вообще-то, поляки не склонны. Традиции, надо сказать, очень сильной и до сих пор во многом определяющей и светскую политику Варшавы.

По мере интеграции в западное сообщество посткоммунистической Польши и в Москве, и в Западной Европе её хотели видеть таким политическим и экономическим "мостом", который бы мог улучшать и упрощать контакты между Россией и Западом. Эта мысль была основана на прагматическом заключении, что такое положение для Польши наиболее выгодно и у неё есть для этого все ресурсы. Но тогда недооценили структуру польского национального самосознания, которое привыкло видеть себя именно "форпостом" Европы в противостоянии с Россией, а никак не мостом. Отказ России и Европы рассматривать Польшу как потенциальный мост произошёл как раз при президенте Лехе Качиньском. Тогда обе стороны в целом согласились согласились, что Польшу надо изолировать от линии российско-европейских отношений, так как её участие в них крайне неконструктивно. Это стало одной из составляющих того глубочайшего кризиса польской внешней политики, который был признан большинством экспертов к концу первого десятилетия нового века. Именно это осознание вызвало к жизни план по "нормализации отношений с Россией", который проводится ныне правящей партией. Но то, что к этим существенным политическим переменам прибавятся ещё и столь значительные перемены в церковных отношениях - трудно было ожидать. Корни этого события, очевидно, выходят за пределы Польши и кроются в общем контексте отношений между Православной и Католической церквями.

Думаю, есть основания предполагать, что результаты произошёдшего визита патриарха Кирилла в Польшу могут иметь гораздо более долгосрочное значение, чем нынешний формат отношений между двумя государствами. И хотя я не очень оптимистично смотрю на долгосрочные проекты будущего "примирения", и сомневаюсь в том, что Польша когда-либо сможет стать "мостом между Востоком и Западом", всё же шанс улучшения отношений, или хотя бы смягчения вражды (впрочем, односторонней) должен быть максимально использован.

Есть ещё один важный момент: часть поляков - пусть и меньшая - действительно настроена к России скорее позитивно, чем вражески, однако их голос почти не слышен - на информационном поле они маргинальны. А визит патриарха в Польшу - повод для того, чтобы голос этих людей прозвучал громче, был бы замечен. Тут важно, чтобы даже убеждённо русофобские поляки были вынуждены признать, что есть в Польше и другое мнение - и даже в глубине души усомниться в том, что все его носители являются русскими шпионами. Это может сделать более сложным весь информационный фон дискурса о России, что может возыметь хорошее воздействие на наши отношения.

Немаловажно это событие и для православных граждан Польши, живущих в основном на старых древнерусских землях на востоке страны. Их постепенно становится всё меньше, и этот визит - очень значимая поддержка для местной православной общины. Внимания со стороны России - как церковного, так и светского - ей не хватает так же сильно, как и многим другим людям православной традиции на обширных просторах Русской земли, оставшейся вне России.

Олег Неменский - с.н.с. Российского института стратегических исследований

ИА REGNUM