Зачем "медицине" свежая плацента и пуповина наших детей?

www.mk.ru

Зачем "медицине" свежая плацента и пуповина наших детей? 

Как бывший медик, хочу кое что раскрыть...
Есть негласное, неофициальное правило в "роддомах\БОЛЬницах" - перерезать пуповину сразу. А этого делать категорически НЕЛЬЗЯ!
Дело в том, что в момент рождения младенец - находится на двойном дыхании. Сперва он получает кислород и питательные вещества через пуповину. Его лёгкие - ещё полностью не активированы и младенец постепенно, по чуть чуть вдыхает воздух носом, активируя лёгкие. А "врачи" - перерезают пуповину сразу после рождения, кислород по пуповине больше не идёт и младенец ощущает удушье, он вынужден делать резкие вдохи и слишком быстро активировать лёгкие... ему БОЛЬНО! Кроме этого, кровь находящаяся в плаценте - должна по пуповине перейти к ребёнку.
Если пуповину обрезать сразу, то младенец - недополучит необходимую ему кровь! А плацентарная кровь - содержит в себе естественный защитный иммунитет для этого ребёнка. То есть, если пуповину обрезают сразу, то ребёнка намеренно лишают части природного иммунитета! ЗАЧЕМ?? Такой ребёнок, лишённый природного иммунитета - скорее всего будет иметь проблемы со здоровьем, а значит, "медицина" сможет втюхать родителям этого ребёнка прививки\таблетки\микстуры\мази или операции. Чем больше НЕздоровых детей и людей - тем больше клиентов-пациентов у "медицины". Ничего личного, просто бизнес...
Пуповину можно перерезать НЕ РАНЬШЕ, ЧЕМ ЧЕРЕЗ ЧАС после родов.. Но, "врачи" - не думают об этом, им хочется под "благовидными" предлогами всё сделать по-быстрее.. Медицинскому бизнесу очень хочется, чтоб пуповина и плацента - остались свежими...
Зачем "медицине" свежая плацента и пуповина??? Из тканей пуповины и плаценты - производят дорогостоящие медицинские и косметические препараты. Это - одна из причин из-за которой, медицинский бизнес - очень не хочет, чтобы люди рожали в домашних условиях. Ведь, если люди будут рожать дома, то пуповина и плацента - останутся дома и медицинский бизнес - останется без своих доходов...+

Кирилл Репьев

ТЕЛЕГОНИЯ. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА. видео по ссылке Уведомления

Медицинское людоедство - препараты из убитых детей

Живой ребенок — сплошные убытки. На нем не заработаешь. А вот такие страшные для любой женщины слова, как “патология”, “уродство” и “мертвый плод”, — первый шаг к постоянному доходу. Последним шагом на пути к деньгам будет смерть нерожденных.

— Сохраняться будешь?

Девушка в палате 2-й Гинекологической больницы смотрела словно не на нее, а куда-то мимо. Безучастный вид, бледное заплаканное лицо.

— Да, хочу сохранить, — тихо ответила Наташа.

— Мы тоже пытались, — отозвалась еще одна пациентка. — И я, и Галка вот, — она кивнула в сторону соседки, — только бесполезно все. Сказали “мертвый плод”. Здесь всем так говорят. А потом выскабливают...

...Вы можете сколько угодно убеждать себя, что с беременностью все нормально. Вам объяснят, что это не так, и найдут у будущего ребенка “патологию, не совместимую с жизнью”. Вы будете слышать, как бьется его сердце, а вам скажут: “мертвый плод”. Вас направят на искусственное прерывание беременности, хотя казалось, еще пять-шесть месяцев, и вас будет двое. Потому что ваш еще не родившийся малыш нужен не только вам...

Ваш ребенок нужен старику, у которого проблемы с потенцией.

Он нужен пожилой мадам, которая хочет выглядеть шестнадцатилетней.

Он нужен чиновнику — для повышения работоспособности.

Ведь лекарства из эмбриональных материалов способны творить чудеса...

“Он все равно умрет!”

Наташа Семенова ждала второго ребенка. Как положено, встала на учет в женской консультации, сдала бесчисленное количество анализов. До трех месяцев все было в порядке, женщина прекрасно себя чувствовала, плод развивался строго “по правилам”. На тринадцатой неделе беременности у Наташи начались периодические боли. Она поначалу не придала этому значения, но через три дня решила на всякий случай сделать УЗИ. По направлению из женской консультации она пришла во 2-ю Гинекологическую больницу.

— Меня, честно говоря, очень напугали соседки по палате, — рассказывает Наташа. — Но я сначала подумала, что они расстроены из-за того, что беременность прервалась. Тем более, как потом выяснилось, одна из моих соседок теряет ребенка в этой гинекологии уже во второй раз. Я была уверена, что у меня все будет в порядке: дело в том, что точно такие же проблемы у меня были в первую беременность, но все прошло, и я нормально родила.

Через пару часов Наташу отправили в кабинет УЗИ. На стульях перед кабинетом сидели 12 женщин. Разного возраста, по большей части на поздних сроках беременности — от 19 до 23 недель. Дальнейшее выглядело как кошмарный сон.

— Пока я ждала УЗИ, из кабинета выходили женщины, которые сидели в очереди передо мной и уже прошли исследование, — говорит Наташа. — Всего их было семь человек. Несколько женщин выходили в слезах и говорили, что УЗИ показало “мертвый плод”. Я думала, что схожу с ума. Потом подошла моя очередь, я вошла. Врач-узист очень быстро провел мне аппаратом по животу — это и минуты не заняло — и сказал: “Ну, мертвый он у тебя. Сильно не переживай, сейчас почистим, в следующий раз родишь”.

— Я вам не верю! — сказала Наташа, стараясь держаться как можно спокойнее. — Вы врете. Не может быть такого, чтобы у всех был мертвый ребенок. Я сделаю УЗИ в другом месте.

— Да что ты понимаешь? — возмутился эскулап. — Я тридцать лет делаю УЗИ. Отправляйся в палату!

— Он назначил мне пенициллин, — говорит Наташа. — А я была уверена, что ребенок живой, и спросила у сестры, не повредит ли пенициллин — это ведь антибиотик. Само собой, она тоже на меня накричала, что, мол, нечего умничать, делай, что сказано. А соседки по палате объяснили, что пенициллин колют перед “чисткой”. То есть меня уже готовили к аборту.

Но избавляться от ребенка Наташа не собиралась. Она позвонила мужу, он забрал ее из больницы и сразу же отвез в поликлинику при Финакадемии — на повторное ультразвуковое исследование.

— Жив ваш ребеночек, — сказали Наташе в поликлинике. — Сердце бьется...

— Наташина история меня ничуть не удивила, — говорит вице-президент Благотворительного фонда защиты семьи, материнства и детства Игорь Белобородов. — С подобными историями к нам обращаются с удручающей регулярностью. Схема одна и та же: на позднем сроке беременности — 20—25 недель, реже на небольшом сроке женщине делают УЗИ и говорят: “плод мертвый”, либо “беременность замершая” (не развивается), либо “патология плода”. И настойчиво предлагают аборт. Дальнейшее зависит от самой женщины: она может поступить так, как Наташа, — то есть обратиться к другому врачу и сделать повторный анализ, а может пойти на аборт. Что, к сожалению, чаще и происходит.

Наташа вернулась во 2-ю Гинекологическую больницу за вещами. Она просила выдать ей результаты анализов, но в ответ услышала стандартное: “На руки не даем, не положено”. А после зашла к тому самому врачу, который так настойчиво уверял ее — “плод мертвый”.

— Я сделала УЗИ в другом месте, и мне сказали, ребенок живой!

— Ничего, — ответил специалист с тридцатилетним стажем. — Все равно умрет.

Ошибка с заранее обдуманным намерением


РЕКЛАМА. Лучшие подарки для ваших дам. Зайдите на страницу

www.facebook.com/Goods.AlexAnder/ здесь вас всегда ждут.

“Я боюсь обратиться в нашу районную женскую консультацию, так как уверена, что меня пошлют на аборт. Наша врач, если к ней приходит беременная женщина, почему-то всегда ищет причину, чтобы послать ее на аборт (слишком молода, слишком стара, второй ребенок никому не нужен и т.д.), и это не преувеличение, так как за аборт она берет с женщины деньги, а за ведение беременности ей никто не делает даже подарки”.

“На шестом месяце беременности мне сделали анализ крови на альфафетапротеин. Когда я пришла узнать результаты, меня пригласила в кабинет врач и сказала: “Превышение на несколько единиц. Это значит, у ребенка будут нарушения слуха или зрения. Я вам очень рекомендую сделать аборт”. Я, разумеется, не стала избавляться от ребенка, он родился совершенно здоровым, без всяких отклонений. Но все остальные месяцы беременности я просто сходила с ума”.

“Мне пытались выскоблить здорового ребенка — в 1998 году в 64-й больнице. Сейчас моей девочке 4 года”.

Эти письма никакой не эксклюзив. Подобных случаев в Москве сотни, если не тысячи. Опытные врачи-гинекологи тоже подтверждают эти факты.

— Я несколько лет проработала в Центре перинатологии при 29-м роддоме, — говорит врач-гинеколог Ирина Клименко. — Когда приходили пациентки, направленные на позднее прерывание беременности из-за патологии плода, просто волосы вставали дыбом. Женщина с нормально развивающейся беременностью, все в норме с ребеночком, есть какие-то незначительные отклонения, которые, по большому счету, ни на что не влияют. А ее направляют на аборт — да еще на сроке 20—25 недель.

Да, на сроке 20 недель беременности вам могут абортировать здорового ребенка — из-за халатности или непрофессионализма гинеколога. Это всего лишь врачебная ошибка. Да, вам она стоила ребенка. Но от ошибок не застрахован даже гениальный врач. А еще беременные — особы неуравновешенные, легко впадают в панику и вообще склонны к фантазиям.

Только одно не вписывается в эту гладкую схему. Врачам-гинекологам очень выгодно ошибаться. Особенно — на втором триместре беременности пациентки.

Безотходное производство. Досье

В начале 90-х годов на базе Центра акушерства и гинекологии создается московский Международный институт биологической медицины. Возглавляет институт г-н Сухих, специалист в области так называемой фетальной терапии — иначе говоря, лечении с помощью препаратов, добытых из человеческих эмбрионов (fetus — по-латыни “плод”). Провозглашается очередная революция в медицине — еще бы, по заверениям доктора Сухих и его коллег, препараты из абортивного материала — практически панацея, “эликсир молодости”, а сфера их применения — от болезни Альцгеймера до импотенции. Добывается материал стандартно: женщины, собирающиеся сделать аборт (по медицинским либо социальным показаниям), пишут расписку: “...настоящим удостоверяю добровольное согласие на использование моего плода, полученного при бесплатной операции искусственного аборта, для научно-исследовательских целей с возможностью в дальнейшем их терапевтического применения”. Стоимость “терапевтического применения” впечатляет: одна инъекция препарата обходится в 500—2000 долларов. При этом чудодейственными биологическими свойствами зародыш обладает лишь в возрасте 14—25 недель.

Вот цитата из статьи о “новом слове в науке — фетальной терапии”. Год — 1996-й. “...Бесспорный лидер в области эмбриональной терапии — Международный институт биологической медицины. Используется этот метод и в других российских клиниках. НИИ педиатрии РАМН, НИИ трансплантологии и искусственных органов, ЦИТО им. Н.И.Пирогова, детская клиника ММА им. И.М.Сеченова — все они в той или иной степени прибегают к эмбриональной терапии”.

Триумфальное шествие чудо-препаратов прерывается неожиданно: выясняется, что Институт биомедицины взялся не только производить, но и продавать фетальные ткани. “Деятельность МИБМ, поставляющего эмбриональные ткани в США, — заявляют ученые на Президиуме РАМН в феврале 1997 года, — может вызвать обвинения России как члена Совета Европы в нарушении международных норм, запрещающих продажу фетальных тканей”. Через некоторое время в деле о торговле абортивными материалами возникают новые фигуранты — Российский научный центр акушерства и гинекологии и Центр репродукции человека.

30 июня 1998 года заканчивается срок действия лицензии, выданной центром “Мосмедлицензия” Международному институту биологической медицины (МИБМ) во главе с г-ном Сухих. Новой лицензии не выдается, старая не продляется.

Но к гонке за “абортивным материалом” подключаются теперь уже коммерческие организации. И всем требуется сырье.

Бизнес на “жертвах аборта” становится причиной совершенно уникального явления: среди женщин все популярнее становится профессия “человек-инкубатор”. Это дамы, которые зарабатывают себе на жизнь исключительно тем, что беременеют, а после проводят искусственные роды. По неофициальной информации “ходячему инкубатору” на всем протяжении беременности платят 150—200 долларов в месяц и снимают где-нибудь комнату. После аборта, сдав ценные зародыш и плаценту, женщина получает порядка 1000 долларов и, отдохнув, начинает все сначала. Максимальное количество таких беременностей — семь, после чего “инкубатор” теряет всякую способность к репродукции и зарабатывает кучу сопутствующих заболеваний. Мало кто из них доживает до 45 лет...

Скандал, связанный с продажей фетальных тканей, быстро утихает. Следующие три года проходят относительно спокойно. Что происходит на самом деле, не знает никто.

Но, как нам удалось выяснить, изготовление препаратов из абортивного материала не прекратилось. Наоборот, с уходом проблемы в тень конвейер лишь увеличил обороты.

Убивать не страшно

Из беседы с гинекологом-эндокринологом, кандидатом медицинских наук Ольгой Секириной:

— Можно ли говорить о том, что женщин намеренно отправляют на аборт на поздних сроках беременности?

— Да, именно так и происходит. Есть “прикормленные” медицинские центры. Если они видят женщину, у которой вероятность врожденных уродств у новорожденного больше, чем у остальных женщин более молодого репродуктивного возраста, то одну-двух в день направляют на искусственное прерывание беременности. Это не аборт, это преждевременные роды. Им вводят в шейку матки специальный гель с простагландином, чем вызывают излитие околоплодных вод и выкидыш, или стимулируют преждевременные роды внутривенно. Материал этот тщательно сохраняется — даже околоплодные воды, даже если материал действительно с патологией. Потому что для омоложения организма и, скажем, улучшения потенции у пожилых мужчин это подходит. Из этих материалов производятся фетальные препараты. Применение таких препаратов стоит очень больших денег. Это целая сеть: материал извлекается, замораживается и передается по назначению — сейчас ведь много всякого рода предприятий, специализирующихся, скажем, на эмбриональной косметике.

— А вам самой приходилось сталкиваться с подобными случаями?

— Да, я сталкивалась с этим лично. Когда я “сидела” на скриннинговых УЗИ, ко мне непосредственно с этим подходили. Мол, если вы увидите возможность пороков плода, сразу направляйте к нам. Предлагали “серьезную доплату”, но я, разумеется, отказалась.

— Как может происходить такого рода “операция”?

— Скажем, у женщины заболел живот. Направили на УЗИ. Там говорят: “Ой, а у вас ребеночек мертвый, надо срочно искусственные роды”. А рождается ребеночек живой. Конечно, глубоко недоношенный, у нас таких не могут выходить, даже если хотят. И женщина уверена: “Я слышала, он закричал”. А ей так по-свойски: да нет, вам показалось, у нас тут детское отделение рядом. И если не разбираться, вы ничего не выясните и ничего не докажете. А что было? А ничего не было. У женщины произошел выкидыш. И все.

— Какое оборудование необходимо для того, чтобы переработать абортивный материал в фетальные препараты?

— Нужен один специалист — цитолог. Никакой огромной лаборатории не надо.

— Вы можете как-то прокомментировать ситуацию, описанную Наташей?

— Это полный беспредел, и, к сожалению, история вполне реалистичная. Все-таки раньше как-то маскировали все эти вещи: скажем, ставили возможные пороки плода так называемой группе риска, предлагали повторное исследование, на котором уже заявляли: все подтвердилось, у вас уродство плода. Но хватать молодых девчонок... Все-таки медицинское насилие почище ножа с пистолетом.

Итак, по свидетельству врача-профессионала, в Москве действует хорошо организованная разветвленная сеть по “добыче” эмбрионального материала и производству из него лекарственных и косметических препаратов. Механизм действия отработан до мелочей. Но, как и всякая развивающаяся отрасль, производство фетальных препаратов требует все больше сырья. Если сначала было достаточно “реальных” поздних абортов — когда действительно существовала угроза жизни матери либо уродство плода, несовместимое с жизнью, то уже через некоторое время материала стало не хватать. В ход пошла так называемая группа риска: беременные старше 30 лет, беременные с плохой наследственностью и т.д. А в последнее время, судя по всему, гинекологические больницы и женские консультации вообще перестали выполнять “план по поздним абортам”. И страшные диагнозы ставятся направо и налево — независимо от возраста и состояния здоровья женщины. Не исключено даже, что специалисты этого редкого “профиля” уверены, что делают доброе дело. Ведь чудо-препараты продлевают кому-то жизнь.

К слову, в подавляющем большинстве стран фетальная терапия запрещена. В России она процветает. Но главное даже не в этом. Для свежего абортивного материала, как выясняется, необходим сущий пустяк. Ошибочный диагноз узиста или не вполне достоверный результат анализа. Цена вопроса — 2000 долларов за одну инъекцию. Может, поэтому количество “ошибок” постоянно растет? Ведь если можно заработать на ошибке, то почему бы не ошибаться как можно чаще?

“Да поздних абортов кот наплакал! Процента полтора, не больше, от общего числа”, — отмахнутся врачи. Правда, они предусмотрительно не переводят маленькие проценты в абсолютные числа. По официальным данным, за последний год в России произведено около 6 млн. абортов. А полтора процента от шести миллионов — это 90 тысяч детей. “Всего” 90 тысяч детей — население города — ежегодно уничтожают поздними абортами. И никто не знает, скольких из этих 90 тысяч уничтожили за деньги.

Добро пожаловать на аборт

Она долго не соглашалась встречаться с журналистом. Семь лет Екатерина Олеговна проработала акушеркой на “скорой помощи” и вдруг, неожиданно для всех, решила уволиться и... уйти в монастырь. Возможно, то, что рассказала Екатерина Олеговна, никак не связано с фетальной терапией. Но если такая связь все же есть, придется признать, что “аборт-машина” пытается вовлечь в орбиту своей деятельности службу экстренной помощи.

— Не так давно моей подруге — тоже акушерке — предложили новую работу, — говорит Екатерина Олеговна. — Речь шла об обычном заборе анализов — надо было всего лишь брать кровь у беременных женщин. Нагрузка — пять часов в день, зарплата — 10 тысяч рублей в месяц, по нашим меркам просто невероятная. Место будущей работы — Центр планирования семьи и репродукции (ЦПСИР), что на Севастопольской. Она попыталась выяснить, за что, собственно, собираются платить такие деньги. И человек, который предложил ей эту работу, ответил: “У нас в ЦПСИР села какая-то контора. Они платят очень большую арендную плату. Эти анализы зачем-то нужны им. Ты можешь позвонить непосредственно туда и все узнать”. Она позвонила, и какая-то женщина из таинственной “конторы” объяснила, что речь идет о беременных женщинах, а 10 тысяч в месяц — это лишь начало. Подруга поинтересовалась, что будет впоследствии с этими женщинами. Получила ответ: “90 процентов беременных пойдут на прерывание”. Разумеется, она отказалась, мы поговорили об этом, поохали-поужасались и забыли. А в июле у нас на работе объявляют: планируется общее совещание акушеров “скорой помощи” — быть всем, совещание курируется главврачом, он чуть ли не по головам всех сосчитает. В общем, страху навели. Собрались все акушеры со всех подстанций. Пришел на это совещание главврач ЦПСИР. Около двух часов рассказывал о своем центре: чем они занимаются, как роды принимают и т.д. В общем, информация, которая среднему медперсоналу, по большому счету, не нужна. А к концу совещания объявляет: у нас, мол, в центре теперь будет генетическая лаборатория. Одна уже действует на Опарина, 4, — это Центр акушерства и гинекологии, вторая — в клинике на Большой Пироговке. Специализация лаборатории — мертворожденные, зародыши с генетическими патологиями и болезнь Дауна. Главврач очень подробно рассказал, что им удается выявлять нарушения на стадии внутриутробного развития и “избавлять женщин от этих проблем”. Естественно, если ставится диагноз “болезнь Дауна”, женщина сразу же направляется на прерывание беременности. И у многих создалось ощущение, что приглашали всех как раз для того, чтобы прорекламировать эти “генетические лаборатории”. Во всяком случае, нас просили направлять женщин с подозрением на патологию плода именно туда. Когда я все это прослушала, у меня четко сложилось ощущение: новая генетическая лаборатория как-то связана с той работой, которую предлагали моей подруге.

Разумеется, ни в этом совещании, ни в предложениях главврача ЦПСИР нет никакого криминала. Но кто поручится за порядочность каждого конкретного врача? Или за профессионализм генетика? И что за странная “контора” предлагает десять тысяч рублей за забор крови из вены, который стоит максимум три?

Светлана Метелёва

Источник