Мы.

Ехидный Douglas

Есть в наших днях такая точность, 

Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
И будут жаловаться милым,
Что не родились в те года,
Когда звенела и дымилась,
На берег рухнувши, вода.
Они нас выдумают снова —
Сажень косая, твердый шаг —
И верную найдут основу,
Но не сумеют так дышать...

Павел Коган
1940-1941 г.г.

Ни Боги, ни цари и не сказочные герои! Это были мы! Голодные, неграмотные, злые, в старых дырявых шинелях и бушлатах, с трёхлинейкой, маузером, коркой хлеба, пачкой махорки и одной холодной картофелиной на троих, это мы подняли на дыбы матушку Россию от края и до края. Это мы, прочитавшие с трудом по слогам "Декрет о мире" и Декрет" о земле", шли по пояс в холодной воде Сиваша, тонули на переправах, вязли в непролазной грязи, пропадали в бескрайних сибирских лесах. Горели в топках японских паровозов.

И там, где мы проходили, начинали дымить трубы, колоситься поля, там открывались школы и расцветали сады. Это мы "с Лениным в башке и с наганом в руке", одолевшие всех, кто мечтал утопить нас в крови, вчерашние крепостные, мастеровые и подмастерья, стояли, тесно прижавшись друг к другу, 21 января 24-го года, окаменев от страха и не чувствуя лютого мороза.
И повторяли, как заведённые: "Мы сделаем всё, чему ты учил! Во что бы то ни стало!"

И ещё злее брались за ломы, лопаты и тачки. И вновь дымили трубы и зажигались огни.
Это нам показалась маленькой и неустроенной огромная страна. Нам всегда было мало! Мы не могли остановиться! И мы строили, и строили, и снова строили, меняя до неузнаваемости веками неизменный пейзаж! И возникали, как из-под земли, заводы и плотины, трактора и самолёты, театры и типографии,  трубопроводы и высоковольтные линии, железные дороги и шахты нашего первого и самого лучшего в мире метро. Измазанные грязью и глиной, это мы с букетами цветов в тяжёлых рабочих руках весело смеялись всем назло с газетных полос, сверкая крепкими белыми зубами. И снова возвращались строить! Созидать! Нам было некогда! Впереди был весь мир! И он ждал наших рук.
И шагали под развевающимися знамёнами тоже мы, гордые и счастливые сделанным!


И злобно шипели в спину тоже нам! И в 18-м, и в 20-х, и в 30-х. И здесь, дома, тихонько и подленько. И там, за дальними кордонами, громко, нагло и безнаказанно.
Они всегда шипели нам в спину. Они ждали нашей скорой погибели. А мы не обращали внимания.

И когда пришлось сменить лопаты на винтовки, мы не раздумывали! И не колебались. Нам уже приходилось умирать. И мы были готовы умереть опять. Потому что мы знали - за что!
И умирали. В окопах и траншеях, лагерях для военнопленных и полевых госпиталях. На поле боя и у станка в глубоком тылу. В руинах Сталинграда и на улицах блокадного Ленинграда. И всё равно знали, что выстоим и победим! И выстояли и победили! Всем назло!

Это мы возвращались в набитых теплушках на пепелища сожжённых деревень и посёлков, к развалинам разбомбленных домов и изуродованных улиц. В подвалы и комнатушки, к потерявшим надежду родным, не верящим своим глазам! И пили, не хмелея, за бессчётных друзей, оставшихся навеки в полях и болотах.

Это мы  24 июня 1945 стояли дождливым прохладным весенним утром на Красной площади, блистая орденами и золотом погон,  в новеньких аккуратных гимастёрках и кителях. И улыбались спокойно и уверенно, чеканя шаг по мокрой брусчатке.
А потом сидели за праздничными столами, поднимали за Победу хрустальные бокалы, и свежий ветер сквозь распахнутые окна парусами надувал занавески за нашими спинами.

И опять меняли винтовки и автоматы на лопаты и отбойные молотки! И опять строили! Опять всем назло! Ещё лучше, чем прежде! Ещё выше и красивее!
Что там надо? Автомобиль? Получите! "Победа" подойдёт! Что ещё? Говорите! Не стесняйтесь! Космодром? Эка невидаль! Где? Какой? Байконур устроит? Принимайте!
Ракету? Сделаем! Не впервой нам делать! Такая годится? Вместе со спутником!  Что ещё? Грузовики? Бульдозеры? Башенные краны? Карьерные самосвалы? Турбины?
Нашли, чем напугать! Забирайте!

И опять нам шипели в спину! Опять злобствовали! Капали густой слюной! От бессильной злобы и зависти! Но гибель уже не пророчили. Видать, дошло!
А ещё мы любили петь! И сочиняли песни. Сами про себя. И про нашу жизнь. Про наши дворы и улицы, про наши стройки, плотины и голубые города в бескрайних сибирских просторах. Простые песни, которые сегодня почти не слыхать. Потому что сегодня их не легко понять.

Мы танцевали в Большом, и забивали голы! И стояли на пьедестале почёта, плакали и смеялись, опять показывая крепкие белые зубы.
Мы уходили из дома с набитым рюкзаком и старенькой гитарой, чтобы однажды, небритые, обмороженные, с горящими от счастья глазами предстать перед всеми на вершинах Кавказа или Памира, а потом возвращались " в суету город и потоки машин", к своим кульманам, станкам и логарифмическим линейкам.

Это мы в курилках и читальных залах шелестели страницами, восторгаясь Босхом и Брейгелем, Мемлингом и Моне, гремели овациями в переполненных залах театров и филармоний, давились в очередях за Хемингуэем и Бёллем, и делились рецептами салата Оливье, ожидая в вестибюлях Дворцов Пионеров своих неугомонных мальчишек и девчонок, весело плясавших вокруг высоченных разукрашенных ёлок.

Это мы в набитых снедью и сумками "Москвичах" и "Запорожцах" отправлялись в отпуск к морю через всю страну, чтобы потом целый год со смехом рассказывать об этом сослуживцам и друзьям.
И мечтали увидеть своими глазами Милан и Париж, Нью-Йорк и Рио де Жанейро, наивно полагая, что там живут такие же люди, как мы сами.

Это всё мы. И те, что ошиблись однажды, тоже были мы. Мы ведь люди. И потому ошиблись. Свободные, мы подумали, что нам не хватает свободы. Счастливые, мы решили, что нам не хватает счастья. Сытые, мы решили, что нам мало еды.
Нас можно понять. Ведь мы не знали другой жизни! Нам было не с чем сравнивать. Ведь нам так долго шипели в спину!
Теперь - не в спину. Теперь они шипят в лицо. Они не скрывают злорадства! Они не смогли победить. Но сумели обмануть.

Они ошиблись ещё больше, чем мы. Потому что они не подозревают, что мы всё поняли.
Нас не обманешь больше. Ни россказнями о лагерях, ни клеветой на наше прошлое, ни ложью о наших подвигах. Ни ни сказками о чужих успехах.
Нас не было в тех лагерях! Нас не было среди предателей, стукачей и палачей.
Вы там были! А мы не были. Потому что мы не могли там быть! Потому что мы - Советские!
И мы вернёмся однажды и навсегда. Чтобы вы ушли однажды и навсегда.
Нет у нас другого пути.
И у вас нет.