Среди многих причин, негативно сказавшихся на неудачном для Советского Союза начале Великой Отечественной войны, нередко называют уничтожение Сталиным советской внешней разведки, случившееся якобы накануне войны. Например, писатель Овидий Горчаков, в прошлом разведчик-диверсант, автор повести и одноименного фильма «Вызываем огонь на себя» (1965), писал: «Мы ещё не воздали по-настоящему Сталину, Берии и присным за разгром нашей военной разведки и контрразведки в канун величайшей из войн». Выходит, что Сталин, безусловно знавший о подготовке Германии к войне, сознательно лишал себя возможности узнать точную дату нападения на СССР.
Из публикации в публикацию кочует утверждение о том, что по указанию Берии к середине 1938 года почти все резиденты внешней разведки были отозваны в Москву, уволены или расстреляны. Мало кого волнует тот факт, что Лаврентий Павлович Берия был назначен наркомом внутренних дел лишь 25 ноября 1938 года, то есть никак не мог отдаватьподобных приказов. Напротив, этот отзыв явился объективным следствием серии провалов и предательств в рядах самих разведчиков, среди которых оказалось немало троцкистов. В июле 1938 года в США бежит, прихватив 60 тыс. долларов из оперативных средств, резидент НКВД в Испании и главный советник по внутренней безопасности и контрразведке при республиканском правительстве Александр Орлов (Лейб Лазаревич Фельдбин). А 14 июня 1938 года происходит событие, едва не приведшее к провалу всей системы советской разведки. В тот день границу Маньчжурии переходит полпред НКВД по Дальнему Востоку комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) Генрих Самойлович Люшков. Он сообщает японцам и немцам детальные сведения о работе внешней разведки НКВД, дислокации и мобилизационных планах частей дальневосточной армии и предлагает хорошо продуманный план убийства Сталина. И лишь благодаря Рихарду Зорге советскому командованию удается в считанные дни заменить все кодовые таблицы, по которым осуществлялась шифрованная связь, и тем самым предотвратить полную утечку секретной информации.
После всех этих печальных событий руководителем советской внешней разведки назначается Лаврентий Павлович Берия, который возглавляет ее до 3 февраля 1941 года, когда она была передана в состав вновь образованного Народного комиссариата государственной безопасности СССР. Задача перед ним стоит нелегкая – освободиться от запутавшейся в коминтерновских сетях агентуры троцкистского разлива и в условиях приближающейся войны создать эффективную национальную разведывательную службу. С этой задачей Берия справляется блестяще.
1 января 1939 года Лаврентий Павлович пригласил сотрудников внешней разведки, то есть 5-го отдела (ИНО) ГУГБ НКВД СССР, на совещание. Но вместо новогодних поздравлений нарком фактически обвинил всех разведчиков, возвратившихся из-за кордона, в предательстве, в том, что они являются агентами иностранных спецслужб. В частности, обращаясь к помощнику оперуполномоченного 1-го отделения 5-го отдела Александру Михайловичу Короткову, нарком сказал:
– Вы завербованы гестапо и поэтому увольняетесь из органов.
Коротков побледнел и стал горячо доказывать, что никто не сможет его завербовать и что он как патриот Родины готов отдать за нее жизнь. Впрочем, на Лаврентия Павловича впечатления это не произвело…
И на то были свои причины. В органы Александр Коротков, москвич, спортсмен, выступавший на кортах «Динамо», был принят по рекомендации начальника Центрального совета спортивного общества «Динамо» Вениамина Леонардовича Герсона, секретаря Ф.Э. Дзержинского и помощника начальника секретариата НКВД СССР, первым наркомом которого был Генрих Григорьевич Ягода (Енох Гершевич Иегуда), обвинённый на Третьем Московском процессе (март 1938 года) в организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД СССР. Мало того, перейдя на работу в ИНО ГУГБ НКВД СССР в 1930 году, освоив немецкий и французский языки и пройдя спецподготовку (радиодело, выявление наружного наблюдения и уход от него, вождение автомобиля и т.д.), Александр Коротков отправился в свою первую загранкомандировку в Париж, где работал под руководством… резидента Александра Орлова (Лейба Фельдбина), ставшего, как отмечалось выше, перебежчиком.
Но некоторые обстоятельства сыгралии в пользу Короткова. В 1936 году он был направлен в Германию в качестве сотрудника советского торгпредства. Решался вопрос о ликвидации секретаря международного объединения троцкистов Рудольфа Клемента и сбежавшего на Запад резидента советской нелегальной разведки в Турции и Иране Георгия Агабекова, сдавшего сотни советских агентов в Персии и на Ближнем Востоке. Окончательное решение по таким делам мог санкционировать только Сталин, который, разумеется, должен был знать исполнителя, в данном случае – Александра Короткова. В марте 1938 года возглавляемая Коротковым группа ликвидирует Георгия Агабекова («Жулика»), участвовавшего в перепродаже вывезенных из Испании ценностей, а в июле того же года — Рудольфа Клемента. Как пишет в своих мемуарах Павел Анатольевич Судоплатов, ликвидация Агабекова была организована в Париже «с помощью турецкого боевика сотрудником НКВД, впоследствии генералом КГБ и начальником внешней разведки А.М. Коротковым». Труп Агабекова так никогда и не был найден.
Полученный Александром Коротковым 9 мая 1938 года за блестяще проведенную боевую операцию нагрудный знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)», по-видимому, спас его от немедленного ареста в ходе проводимой Лаврентием Павловичем Берией реорганизации зараженной троцкизмом внешней разведки. Впрочем, Коротков не стал гадать о причинах своего отстранения от дел и пошел на беспрецедентный по тем временам шаг. Он пишет письмо на имя Берии, в котором просит… пересмотреть решение о своем увольнении! В послании он подробно излагает оперативные дела, в которых ему довелось участвовать, и подчеркивает, что не заслужил недоверия. Коротков прямо говорит о том, что не знает за собой проступков, могущих быть причиной «отнятия у него чести работать в органах».
И случилось невероятное. Берия вызвал к себе разведчика для беседы и подписал приказ о его восстановлении на службе. Это был единственный случай, когда только что уволенного разведчика, спустя несколько месяцев мучительного ожидания, не арестовали с последующим расстрелом, а восстановили на работе. Более того, повысили в должности, назначив в мае 1939 года заместителем начальника 1-го (германского) отделения 5-го отдела (ИНО) ГУГБ НКВД СССР. Отныне Александр Коротков становится человеком Берии.
В июле 1940 года лейтенант госбезопасности Коротков выезжает сроком на один месяц в Германию. Однако вместо месяца он провел в немецкой столице полгода, а затем под прикрытием должности 3-го секретаря Полпредства СССР Степанова был назначен заместителем резидента НКВД-НКГБ в Берлине майора госбезопасности Амаяка Захаровича Кобулова, родного брата Богдана Захаровича Кобулова. Последний, будучи начальником следственной части НКВД СССР, а с 1941 года заместителем наркома госбезопасности СССР, входил в ближний круг Лаврентия Павловича Берии. И вот именно работа под началом Амаяка Кобулова, выдающегося деятеля органов госбезопасности, возглавившего в 1945 году вместе с генерал-лейтенантом Павлом Анатольевичем Судоплатовым советскую атомную разведку (отдел «С» НКВД СССР), переросшая в личную дружбу, становится для Александра Короткова подлинным «лифтом» в разведку.
Поскольку братья Кобуловы, как и многие другие, были расстреляны по сфабрикованному хрущёвскими неотроцкистами «делу Берии», возникла необходимость бросить тень и на прошлое Амаяка Кобулова. Так родилась легенда о том, что резидент НКВД СССР в Берлине А.З. Кобулов, не имея опыта разведывательной деятельности, действовал непрофессионально, верил специально подосланным к нему дезинформаторам и, в итоге, дезинформировал руководство СССР о якобы отсутствии планов у руководства гитлеровской Германии напасть на СССР» (Ходатайство о помиловании А.3. Кобулова 11 ноября 1954 года / проект «Исторические Материалы»). В июне 2003 года на ОРТ состоялась премьера документального фильма Людмилы Угольковой «Агент, которому верил Сталин», в котором «подробно рассказывается о неудачной деятельности советского резидента А.З. Кобулова в Германии перед началом Великой Отечественной войны» по материалам… гестапо (!), впервые предоставленным Государственным архивом Германии и Национальной архивной службой США. При этом умалчивается, что именно гестапо специализировалось на фабрикации компрометирующих материалов о противнике. «Допрошенный еще в 1945-1947 гг. бывший гитлеровский разведчик Мюллер 3. показал, что Кобулов А. допустил проникновение немецкой агентуры в советскую разведку, а из сообщения начальника 2-го Главного управления МВД СССР Панюшкина видно, что Кобулов А. получал от своей агентуры дезинформационные материалы» (т.2, л.д. 78). Странным образом, когда речь заходит о подобном компромате на Тухачевского, то вся либеральная пресса в один голос кричит: «Фальшивка!» А вот если речь идет о сталинско-бериевском окружении, то любое гестаповское свидетельство принимается безоговорочно. Таковы двойные стандарты троцкистов и либерофашистов.
В действительности Амаяк Захарович был опытным чекистом, с ноября 1938 года исполнявшим обязанности наркома внутренних дел Абхазской АССР, а с декабря того же года – Украинской ССР (на этом посту 2 сентября 1939 года его сменил Иван Александрович Серов, а первым секретарем ЦК КП(б) Украины стал Никита Сергеевич Хрущёв). В берлинской резидентуре заместителем Амаяка Кобулова по разведке стал Александр Михайлович Коротков. Именно этим двум чекистом было доверено установить дату нападения Германии на Советский Союз. И задание партии и правительства было выполнено.
Александр Коротков, выступая под именем Александра Эрдберга, сумел восстановить связь с ценнейшими источниками резидентуры – сотрудником разведотдела люфтваффе «Старшиной» (Харро Шульце-Бойзеном), личным протеже Германа Геринга, внучатым племянником гроссадмирала Тирпица, и старшим правительственным советником Имперского министерства экономики «Корсиканцем» (Арвидом Харнаком). Они входили в агентурную сеть (названную позже «Красной капеллой»), созданную еще в 1933 году советским резидентом Василием Зарубиным и его женой, легендарной Елизаветой Зарубиной, в совершенстве владевшей немецким языком и искусством вербовки. Елизавета Юльевна вместе с мужем привлекли к сотрудничеству и сотрудника гестапо гауптштурмфюрера СС Вилли Лемана (агент А-201 «Брайтенбах» стал впоследствии прототипом штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица). Благодаря этим и другим связям Центр получал точные данные о текущей деятельности и планах нацистского руководства. Однако в 1938 году, в связи с бегством в США резидента НКВД в Испании Александра Орлова (Лейба Фельдбина), хорошо знавшего нелегалов Зарубиных также, как и Александра Короткова, по их работе во Франции, все они были отозваны в Москву и уволены из органов. Короткова, как говорилось выше, восстановили в разведке в 1939 году и направили в Германию, а Зарубину восстановили и направили туда же 19 апреля 1941 года (Антонов В.С., Карпов В.Н. Тайные информаторы Кремля. Женщины в разведке. —Рассекреченные жизни. М.: Гея Итерум, 2002). Таким образом, именно Александр Коротков вместе с Елизаветой Зарубиной восстановил агентурную сеть в Берлине, созданную и законсервированную супругами Зарубиными.
«Гауптштурмфюрер СС Вилли Леман и Александр Коротков явились прототипами штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица»
Понимая приближение войны, Коротков снабдил группу двумя приёмопередатчиками, запасными радиодеталями и батареями. 17 июня в Москву поступила телеграмма, составленная Коротковым на основании информации, полученной от «Старшины» и «Корсиканца». В ней, в частности, говорилось: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удара можно ожидать в любое время». Об этом же свидетельствует и Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина: «17 июня 1941 года я по последним сообщениям агентов «Старшины» и «Корсиканца» с волнением завершила этот документ. Заключительным аккордом в нем прозвучало: “Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время”. Подчеркиваю, это было 17 июня 1941 года».
Обзор агентурных данных с приведенным выше выводом начальник 1-го Управления (внешняя разведка) НКГБ СССР Павел Михайлович Фитин повез лично «Хозяину» – Иосифу Виссарионовичу Сталину.
Что произошло дальше находим в мемуарах Павла Анатольевича Судоплатова: «В тот же день, когда Фитин вернулся из Кремля, Берия, вызвав меня к себе, отдал приказ об организации особой группы из числа сотрудников разведки в его непосредственном подчинении. Она должна была осуществлять разведывательно-диверсионные акции в случае войны». По предложению Судоплатова его заместителем был назначен Эйтингон, незадолго до этого вернувшийся в Москву после ликвидации Троцкого. Для восполнения недостатка в кадрах по предложению Судоплатова на службу во внешнюю разведку были возвращены руководитель её «боевого крыла» («группы Яши») Яков Серебрянский, бывший командир крупного партизанского соединения в Приамурье Георгий Мордвинов и другие. А на следующий день, 18 июня 1941 года, была издана Директива Генштаба РККА «О приведении войск западных округов в боевую готовность к отражению немецкого удара», которая, как мы теперь знаем, была выполнена только войсками НКВД СССР, Черноморского флота СССР, Прибалтийского ОВО и частью Киевского ОВО. Западный Особый военный округ буквально сдался немецким войскам, был окружен и уничтожен, следствием чего стало быстрое продвижение немцев к Москве.
Таким образом, говорить о плохой непрофессиональной работе советской разведки накануне войны или недоверии Сталина к ее донесениям не приходится. Пособники немцев находились среди армейского генералитета и представляли собой второй эшелон троцкистского заговора, раскрытого еще в 1938 году. Выходит, что Берия преодолел последствия этого заговора в НКВД и обеспечил боеготовность своих войск к отражению агрессии, а начальники РККА Тимошенко и Жуков – нет. А поскольку расследование всех обстоятельств катастрофы 22 июня продолжилось после войны вплоть до внезапной смерти Сталина, то именно в этом следует видеть корни хрущёвско-жуковского военного переворота 1953 года и устранения Берии вместе с руководством госбезопасности.
Ранним утром 22 июня 1941 года советское представительство в Берлине было окружено эсэсовцами. У Александра Короткова оставались доставленные дипкурьерами последние рекомендации Центра, новая инструкция по использованию приёмопередатчиков и крупная сумма денег для немецкой агентуры. Как быть? Свободный выход их посольства перекрыт. Друг Короткова, «чистый» дипломат и переводчик Сталина Валентин Бережков, выделенный для связи с МИД Германии, мог выезжать из посольства автомашиной только в сопровождении начальника эсэсовской охраны Хайнемана. Коротков внимательно наблюдает за поведением немца и приходит к выводу, что этот пожилой, из числа бывших полицейских служака, волею судеб ставший эсэсовцем, проявляет тщательно скрываемую от постороннего глаза доброжелательность к оказавшимся в беде советским людям. Того же мнения был и Бережков. Друзья решают, что Бережков попытается более тщательно «прощупать» немца и договориться с ним о выезде за пределы посольства со своим другом, которого надо оставить в городе на пару часов, чтобы тот успел попрощаться со своей немецкой возлюбленной. Эсэсовец понимающе кивает и соглашается. Таким путем Короткову удается дважды выехать за пределы посольства — 22 и 24 июня – и конспиративно встретиться с «Корсиканцем» и «Старшиной», передать им уточненные инструкции по использованию радиошифров, деньги на ведение антифашистской борьбы и рекомендации относительно развертывания активного сопротивления нацистскому режиму. Валентин Бережков щедро отблагодарил Хайнемана и услышал в ответ поразившие его слова: «Не забудьте потом о моей услуге…»
После войны и Коротков, и Бережков пытались разыскать этого симпатичного немца, оказавшего советской разведке услугу, смертельно опасную для него. Безрезультатно.
Прибыв в Москву в июле 1941 года транзитом через Болгарию и Турцию с эшелоном советских дипломатов, Александр Михайлович был назначен заместителем начальника 1-го отделения 1-го (германского) отдела 1-го Управления НКВД-НКГБ СССР, а вскоре возглавил и весь отдел. На этой должности он оставался до 22 мая 1946 года. Несмотря на свое название, германский отдел не занимался ни диверсионной разведкой в тылу у немцев (этим занималось 4-е Управление НКВД-НКГБ СССР Павла Анатольевича Судоплатова и подчиненный ему спецназ ОМСБОН), ни глубокой стратегической разведкой (ей занималась личная разведка Сталина, на прямой связи у которой были резиденты, находящиеся в окружении Гитлера, командовании ОКВ и РСХА, такие как Ольга Чехова, Сергей Вронский, Генрих Мюллер, Хайнц Фельфе, Мартин Борман и другие). Отдел Короткова занимался другой важной задачей – разложением войск и населения противника. С этой целью Александр Михайлович неоднократно вылетал на фронт, где, переодетый в немецкую форму, под видом военнопленного вступал в разговоры с захваченными офицерами вермахта. Полученные сведения использовались для подготовки агентов-нелегалов и их вывода на территорию противника со спецзаданиями. Та же работа велась и в лагерях для военнопленных. Именно поэтому в конце войны полковника Короткова вызвал к себе заместитель наркома внутренних дел СССР, уполномоченный НКВД по 1-му Белорусскому фронту (командующий маршал Г.К. Жуков) Иван Александрович Серов и поручил ему важное задание. Он сказал Александру Михайловичу: «Отправляйся в Берлин, где тебе предстоит возглавить группу по обеспечению безопасности немецкой делегации, которая прибудет в Карлсхорст для подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии. Если ее глава фельдмаршал Кейтель выкинет какой-либо номер или откажется поставить свою подпись, ответишь головой. Во время контактов с ним постарайся прощупать его настроения и не пропустить мимо ушей важные сведения, которые, возможно, он обронит».
Коротков успешно справился с заданием. На знаменитой фотографии, запечатлевшей момент подписания маршалом Жуковым и генерал-фельдмаршалом Кейтелем 8 мая 1945 года в 22:43 (9 мая 0:43 по московскому времени) в Карлсхорсте (Берлин) Акта о безоговорочной капитуляции Германии, он стоит за спиной Кейтеля.
В мемуарах, написанных в тюрьме Шпандау в ожидании приговора Нюрнбергского трибунала, Кейтель отметил: «К моему сопровождению был придан русский офицер; мне сказали, что он обер-квартирмейстер маршала Жукова. Он ехал в машине со мной, за ним следовали остальные машины сопровождения». Следует иметь ввиду, что со времен Петра I генерал-квартирмейстер русской армии возглавлял ее разведывательную службу.
Полковник Александр Коротков (слева) и генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель
Так Александр Коротков, человек Берии, обязанный ему своей жизнью, стал «слугой двух господ», одновременно войдя в ближний круг рвавшейся к власти троцкистской группировки Хрущёва, Жукова и Серова. В 1953 году это еще раз спасет ему если не жизнь, то свободу. А вот в 1961 году тот же вызов, брошенный руководителю госбезопасности – на этот раз ставленнику Хрущёва Александру Николаевичу Шелепину, «Железному Шурику» — окажется роковым…
В июне 1945 года 1-й Белорусский фронт переименован в Группу советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), главнокомандующим которой становится возглавлявший войска фронта маршал Жуков. Он также возглавил организованную в том же месяце Советскую военную администрацию в Германии (СВАГ). Его заместителем по СВАГ становится генерал-полковник Иван Серов, а полковник Александр Коротков назначается резидентом внешней разведки в Германии. В Карлсхорсте, где размещалась резидентура, он занимает официальную должность заместителя советника СВАГ.
Маршал Г.К. Жуков (в центре) и генерал-полковник И.А. Серов (крайний справа)
В июне 1946 года было начато расследование по «трофейному делу». 9 июня маршал Жуков был снят с должности Главкома сухопутных войск — зам. министра Вооружённых Сил СССР и назначен командующим войсками Одесского округа. На Пленуме ЦК ВКП(б) в феврале 1947 года он был выведен из числа кандидатов в члены ЦК ВКП(б). 20 января 1948 года Политбюро приняло постановление «О т. Жукове Г.К., Маршале Советского Союза». В постановлении, среди прочего, указывалось: «Тов. Жуков в бытность главнокомом группы советских оккупационных войск в Германии допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародёрства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей. В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчинённых, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления… Будучи вызван в комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вёл себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения. Указанные выше поступки и поведение Жукова на комиссии характеризуют его как человека, опустившегося в политическом и моральном отношении».
Александр Коротков был возвращен в Москву в мае 1946 года и назначен зам. начальника ПГУ МГБ СССР, Иван Серов – в феврале 1947 года и назначен первым зам. министра МВД СССР. Следует отметить, что до 1956 года, то есть при Берии, Александр Коротков, будучи заместителем начальника внешней разведки, оставался полковником. Очевидно, его дружба с Серовым и участие в «трофейных делах» не остались незамеченными в органах.
26 июня 1953 года группой военных во главе с маршалом Жуковым был арестован, обвинен в шпионаже и тут же расстрелян маршал Берия. Организатором военного путча выступил Хрущёв. Согласно воспоминаниям Г.К. Жукова, ближайшему соратнику Хрущёва Ивану Серову при аресте Берии было поручено арестовать его личную охрану.
Как пишет Елена Прудникова в книге «Берия, последний рыцарь Сталина» (Москва, Олма Медиа Групп, 2007), в протоколе следствия по делу Берии сказано: «Как до начала Великой Отечественной войны, так и в 1953 году подсудимый Берия с помощью Меркулова, Деканозова, Кобулова совершил ряд преступлений, направленных на ослабление деятельности советской разведкиКак в первый раз, так и во второй, приходя на работу в МГБ – МВД, Берия разрушал наши разведывательные органы, дезорганизовывал нашу работу… В 1938 г., став народным комиссаром внутренних дел СССР, Берия вызвал из-за границы наших резидентов, как легальных, так и нелегальных. Он охаивал нашу заграничную разведку, убирал наших разведчиков…» И неожиданно это утверждение находит подтверждение в лице… свидетеля Короткова. Хотя…
И здесь устроители этого шоу, по мнению Елены Прудниковой, неожиданно допустили серьезный прокол – из тех, что подвергают сомнению достоверность всего происходящего. На судебном заседании между «Берией» и свидетелем будто бы произошел такой диалог:
БЕРИЯ: Свидетель Коротков, вы подтверждаете, что в 1939 году все руководство иностранного отдела НКВД СССР во главе со Слуцким было разгромлено, так как руководители этого отдела оказались врагами народа?
КОРОТКОВ: Я Слуцкого не знаю. В разведке работало много рядовых работников. Не Слуцкий же, сидя в Москве, добывал сведения, а рядовые разведчики.
БЕРИЯ: Пусть скажет свидетель Коротков, кто его самого послал на работу в Германию?
КОРОТКОВ: В Берлине находился Амаяк Кобулов, который никакого отношения к агентуре не имел.
«Нет, если б перед судом стоял престарелый колхозный конюх с хроническим алкоголизмом, – пишет Прудникова, – то подобные ответы на поставленные вопросы можно было бы считать нормальными. Но таким образом отвечает, элементарно не понимая вопроса, заместитель начальника ПГУ, внешней разведки. Что это с ним?
А теперь о проколе. Прокол касается Слуцкого. Всё, конечно, замечательно, но дело в том, что в реальности ни этот вопрос, ни ответ существовать не могли, ибо и реальный Берия, и реальный Коротков прекрасно знали, что начальник ИНО Слуцкий… умер в 1937 году, еще до прихода Берии в НКВД! Кстати, реальный Коротков, в качестве нелегала, не мог не быть знаком с начальником ИНО, а также не мог не помнить, что Слуцкий умер своей смертью. Можно ошибиться в датах, но расстрел с сердечным приступом перепутать затруднительно даже пятнадцать лет спустя… Так что, либо Коротков исполнен величайшего презрения к суду и к себе за то, что явился сюда ради сохранения места, свободы или жизни, либо… либо его на суде попросту не было, и весь этот базар – грубо сляпанная фальшивка».
23 декабря 1953 года были казнены нарком госбезопасности СССР в 1941-1946 гг., министр государственного контроля СССР, начальник личной разведки Сталина, генерал армии Всеволод Николаевич Меркулов; первый зам. министра внутренних дел СССР, генерал-полковник Богдан Захарович Кобулов; бывший зам. начальника ГУКР «СМЕРШ», министр внутренних дел Украинской СССР, генерал-лейтенант Павел Яковлевич Мешик; бывший зам. наркома иностранных дел СССР, посол СССР в Германии, министр внутренних дел Грузинской ССР Владимир Георгиевич Деканозов; начальник 3-го Управления (военная контрразведка) МВД СССР, генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе; начальник следственной части по особо важным делам НКГБ-МГБ-МВД СССР, генерал-лейтенант Лев Емельянович Влодзимирский, через которого шли практически все дела в отношении партийного, военного и хозяйственного аппарата. Под номером 8 в списке арестованных по делу Берии значился начальник 12-го отдела (террор и диверсии за рубежом) 2-го Главного управления МВД СССР, генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов. Его арестовали в своем кабинете в пятницу 21 августа 1953 года. Он чудом остался жив, симулировав сумасшествие и получив позднее 15 лет. Его заместитель генерал-майор Наум Эйтингон получил 11 лет. А вот их соратник по атомной разведке, первый зам. начальника ГУЛАГ МВД СССР, зам. начальника Контрольной инспекции при МВД СССР, генерал-лейтенант Амаяк Кобулов, друг Александра Короткова, был расстрелян 26 февраля 1955 года. Легендарный начальник ГУКР «СМЕРШ», министр государственной безопасности СССР (1946 – 1951), член Комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по судебным делам, генерал-полковник Виктор Семёнович Абакумов был расстрелян 19 декабря 1954 года. Зам. наркома внутренних дел СССР по пограничным и внутренним войскам, зам. министра внутренних дел СССР по войскам, генерал армии Иван Иванович Масленников застрелился 16 апреля 1954 года в Москве. И это далеко не полный список жертв хрущёвских репрессий, которые далеко не ограничивались руководящим составом органов госбезопасности.
Зато Иван Александрович Серов в марте 1954 года стал первым Председателем вновь образованного Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, с августа 1955 года – генералом армии. Александр Михайлович Коротков в том же марте 1954 года становится начальником Спецуправления (т.е. Управления «С» – нелегальная разведка) и заместителем начальника ПГУ КГБ при СМ СССР, с 14 января 1956 года – генерал-майором.
Вспоминая о своей первой встрече с Александром Михайловичем, разведчица-нелегал Галина Фёдорова писала: «С необыкновенным волнением вошла я в кабинет начальника нелегальной разведки. Из-за большого стола в глубине кабинета энергично поднялся высокий широкоплечий мужчина средних лет и с приветливой улыбкой направился мне навстречу. Обратила внимание на его мужественное, волевое лицо, сильный подбородок, волнистые каштановые волосы. Одет он был в темный костюм безупречного покроя. Пронизывающий взгляд серо-голубых глаз устремлен на меня. Говорил низким, приятным голосом, с доброжелательностью и знанием дела. Беседа была обстоятельной и очень дружелюбной. На меня произвели большое впечатление его простота в общении, располагающая к откровенности манера вести беседу, юмор. И, как мне показалось, когда бы он захотел, мог расположить к себе любого собеседника».
Осенью 1956 года во время уличных боёв в Будапеште генерал Коротков был заместителем руководителя спецгруппы, которую возглавлял Председатель КГБ СССР генерал армии Иван Серов. В одну из ночей друзья на бронетранспортёре пробирались в другую часть города. На улицах — стрельба, идёт бой. Дым от бушевавших вокруг пожаров застилал видимость. Чтобы сориентировать водителя, Коротков выбрался на броню и указывал направление. Генерал Серов был в бронетранспортёре рядом с водителем. Неожиданно они попали под плотный пулемётный огонь. В первые минуты обстрела был убит водитель: пуля попала ему в голову, забрызгав кровью сидевшего рядом Серова. В последние секунды жизни инстинктивным движением водитель вывел машину из-под обстрела. И умер. Не случись этого предсмертного рывка водителя, живыми им бы не выбраться. Осматривая позже машину, они насчитали на броне десятки пулевых отметин. Полы шинели Короткова были простреляны в 12 местах.
В 1957 году генерал Коротков получил назначение на должность уполномоченного КГБ СССР при Министерстве госбезопасности ГДР. Александру Михайловичу удалось установить доверительные отношения с руководством МГБ ГДР, в том числе с Эрихом Мильке и Маркусом Вольфом, немало содействуя тому, чтобы разведка ГДР стала сильнейшей в мире.
В своей книге «Мемуары разведчика», вышедшей в 1985 году, Хайнц Фельфе, бывший начальник швейцарского отдела СС и СД, отвечающий за финансовые операции спецслужб Третьего рейха, впоследствии высокопоставленный сотрудник западногерманской разведки БНД и советский агент, вспоминая Александра Михайловича, писал: «Я хорошо помню генерала Короткова. Во время наших встреч в Берлине или Вене мы часто вели с ним продолжительные диспуты о внутриполитической обстановке в ФРГ. Его отличный немецкий язык, окрашенный венским диалектом, его элегантная внешность и манеры сразу же вызвали у меня симпатию. Он хорошо ориентировался в различных политических течениях в Федеративной Республике. Не раз мы с ним горячо спорили… Тогда я не разделял его мнения. Очень жаль, что сейчас я уже не могу сказать ему, насколько он был прав».
В июне 1961 года, за два с половиной месяца до сооружения Берлинской стены, Александр Коротков был вызван на совещание в ЦК КПСС в Москву. Накануне совещания состоялась его предварительная беседа с тогдашним председателем КГБ СССР Александром Николаевичем Шелепиным. Они разошлись в оценке ситуации в Германии. Возможно, это был только повод, поскольку Шелепин пригрозил уволить его из разведки после завершения совещания в ЦК КПСС. Отправляясь на следующий день, 27 июня, на Старую площадь, Коротков сказал жене, что, возможно, вернется домой без погон или вовсе не придет.
Снова, как и в далеком 1938 году, Коротков не согласен с решением шефа госбезопасности и настаивает на своей правоте, доказывая, что он не должен быть отстранен, уволен. И совещание соглашается с оценками разведчика. Шелепин от выступления отказывается. Повторение истории? Но…
В тот же день Александр Михайлович Коротков скончался. По официальной версии, это произошло от разрыва аорты на теннисном корте «Динамо» во время игры с Иваном Александровичем Серовым, к тому времени начальником ГРУ Генерального штаба Вооружённых сил СССР. Александру Короткову был 51 год.
Однако вопросы остались. Мог ли человек после столь ответственного напряженного совещания, где вновь решалась его судьба, отправиться играть в теннис? И могла ли при этом у тренированного спортсмена разорваться аорта?
В феврале 1963 года Иван Серов был снят с должности начальника ГРУ, разжалован в генерал-майоры и лишён звания Героя Советского Союза. В апреле 1965 года «за нарушения социалистической законности и использование служебного положения в личных целях» исключён из партии и уволен в отставку.
Хрущёв был снят со всех партийных и государственных постов в 1964 и умер в 1971 году.
29 мая 2000 года Военной коллегией Верховного суда РФ в открытом судебном заседании проводилось рассмотрение уголовного дела Берии. Приговор в отношении Берии, Меркулова, Гоглидзе и Кобулова был оставлен без изменения, и они не были признаны жертвами политических репрессий, так что все они по-прежнему формально считаются изменниками родины. Предполагается, что отказ в реабилитации Берии, Меркулова и Кобулова связан с тем, что они официально считаются одними из виновников расстрела польских офицеров в Катыни.
С другой стороны, полная реабилитация привлечённых по делу Берии Павла Судоплатова, Наума Эйтингона и других высокопоставленных работников госбезопасности указывает на отсутствие доказательств существования «заговора Берии».
Так кто же разгромил внешнюю разведку?
Андрей Ведяев
Фото из личного архива автора и интернета
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий