воскресенье, 18 октября 2015 г.

Как российский лидер удерживает в своих руках власть

 ("New Statesman", Великобритания)


Бен Джуда (Ben Judah)
Летом 2012 года Владимир Путин вернулся на пост президента России после четырехлетнего позирования в качестве уступчивого премьер-министра. Я провел некоторое время в Санкт-Петербурге, пытаясь разобраться в малопонятных мифах о нем. Я хотел найти всех, кто его знал, всех, кто с ним работал. На мои звонки обычно никто не отвечал. Когда его старые знакомые все же брали трубку, они резко бросали ее, выслушав мою просьбу.

Это было похоже на гонку за призраком. Старый и несгибаемый начальник милиции, работавший с Путиным в Санкт-Петербурге в 1990-е годы, был до сих пор немного ошеломлен его стремительным восхождением. «Я думал, что он в то время был просто незначительным чиновником», — сказал ветеран милиции. Спикер из городской мэрии, также работавший вместе с Путиным, был озадачен не меньше. «Когда он стал президентом, я открыл свой фотоальбом, чтобы отыскать снимки, где мы вместе. Его не было ни на одном. Он каждый раз ускользал из кадра. Иногда я даже сомневаюсь в том, что у него есть отражение в зеркале».

Я нашел только одного человека, который мог вспомнить Путина как человека, а не как государственного деятеля — его старую школьную учительницу Веру Гуревич. Она нервничала, но согласилась встретиться. Мы сидели и беседовали, сидя в жаркий день на скамейке в парке, где нас никто не мог услышать — вдалеке от великолепных дворцов, царственной архитектуры и престарелых иностранных туристов.

«Я так горжусь им, — изливала свои чувства Гуревич, глядя на меня белесоватыми от катаракты глазами. — Я горжусь им как сыном». Тот мальчик, которого она вспоминала, родился в 1952 году и рос в голодном и полуразрушенном послевоенном Ленинграде — «городе-герое», пережившем нацистскую блокаду. Почти все взрослые жители города на личном опыте знали, что это такое. Два старших брата Путина умерли от голода и болезней, а его отец хромал от полученных на фронте ран.

Путинская семья была полной противоположностью семьям диссидентов: они были советскими конформистами. Его дед был поваром, готовившим для Сталина, Ленина и сумасшедшего царского монаха Распутина. На этой работе обычно держали доносчиков.

«Мать у него была не очень образованной женщиной, — рассказала мне Гуревич. — Она была из деревни. Мать Путина не хотела ребенка. Остальные ее дети умерли. Она родила его в 42-летнем возрасте». Гуревич стала для него второй матерью и брала с собой в Крым на долгие летние каникулы. Без такой учительницы, которая призывала его учить немецкий, ее маленький «Путька» вряд мог попасть в КГБ, не говоря уже о более высоких постах.

Путин рос в типичных советских условиях: абсолютная бедность по сравнению с  жизнью любого западного политика. Его родители были маленькими людьми — отец работал мастером на заводе, мать была уборщицей. Особой близости с сыном у них не было. Они никогда не проверяли его домашнюю работу. Одно из увлечений Путьки в детстве — погоня за крысами. «Я раз и навсегда понял, что означает фраза “загнать в угол”, — сказал он в 2000 году, когда баллотировался в президенты. — Мы с друзьями все время гоняли их палками. Один раз я увидел огромную крысу и начал преследование, пока не загнал ее в угол. Бежать ей было некуда. Тогда она развернулась и бросилась на меня. Это было неожиданно и очень страшно. Теперь уже крыса гналась за мной».

Я спросил Гуревич, что является самой важной чертой путинского характера. Что его сформировало? Она хихикнула, а потом подозрительно посмотрела на меня. Но сказанное ею засело у меня в голове. «Если кто-то делал ему больно … он реагировал мгновенно, как кошка … он дрался, как кошка — неожиданно, резко, руками, ногами и зубами».

Я вспомнил Гуревич, когда читал книгу журналиста из New York Times Стивена Ли Майерса (Steven Lee Myers) The New Tsar: the Rise and Reign of Vladimir Putin (Новый царь. Восхождение и правление Владимира Путина). Эта первоклассная книга стала самой краткой и самой современной на сегодня хроникой путинской карьеры. Будь это роман, я бы так описал его фабулу: слабо ощущаемый, но затем быстро нарастающий ужас, отмеченный долгими паузами выдачи желаемого за действительное. К сожалению, этот рассказ об озлобленных и циничных шпионах среднего возраста, о колоритных ворах и о раздавленной молодости — новейшая история России.

Автор показывает, как Россия из хаотичной и безнравственной псевдо-демократии со свободной прессой превратилась в жесткий, автократический и неоимпериалистический режим. Наиболее драматичные элементы создают в основном самонадеянные и порой безвинные соперники Путина, оспаривавшие крепнущую власть российского президента. Снова и снова они сталкивались с тем, что их политические карьеры рушились, а они глазели на происходящее с раскрытыми ртами в состоянии шока.

Каждый раз Путин дерется как кошка. Его собственное поколение не понимает Путина, считая его слабаком; враги помоложе видят в нем человека, который в конечном итоге подчиняется некоему неясно ощущаемому чувству порядочности и неприязни к советским репрессиям. Закончив чтение «Нового царя», невольно задаешь себе один привязчивый вопрос: почему многие влиятельные россияне, от шпионских начальников до олигархов, составляют о нем неправильное мнение?

* * * 

Владимир Путин был президентом из ниоткуда. Майерс искусными штрихами рисует невероятную судьбу полковника КГБ, который работал в Дрездене, потом стал заместителем мэра Санкт-Петербурга, потом кремлевским ответственным работником, а в итоге шефом разведки, после чего его сделали преемником Бориса Ельцина в результате сумасшедшей случайности и незадачливых интриг олигархов. Это стало огромной неожиданностью, в том числе, для его семьи. Услышав новость о назначении, его бывшая жена Людмила расплакалась. «Я поняла, что потеряла своего мужа», — сказала она. Во время своего первого телевизионного интервью в 1999 году Путин выглядел как больной.

Война превратила господина Никто из Санкт-Петербурга в героя. Сначала у него были ужасные рейтинги популярности. В сентябре 1999 года менее пяти процентов россиян заявили, что проголосовали бы за Путина, стань он кандидатом в президенты. Спустя год в Москве и в других российских городах прогремели четыре таинственных взрыва, в результате которых более 300 человек погибли и 1 000 получили ранения. Эти взрывы жилых домов стали российским эквивалентом американского 11 сентября.

Нация сплотилась вокруг Путина, начав войну, которой он воспользовался для того, чтобы в полной мере взять в свои руки бразды правления. Без войны не было бы президента Путина, и тем более путинской эпохи. К концу 2000 году рейтинги его популярности подскочили до 79%. Когда Путин пообещал снова захватить Чечню, российские телеведущие впали в истерику, призывая Москву жечь Грозный напалмом и уничтожать ковровым бомбометанием. Военная истерия возвысила Путина. Его умиравший в Санкт-Петербурге отец не мог в это поверить. «Мой сын как царь!» — сказал он.

Но действительно ли взрывы жилых домов были делом рук чеченских террористов? Спустя 10 с небольшим лет я встретился с одним из немногих людей, кто остался в живых, а затем всерьез занялся расследованием этих терактов. Два члена недолговечной независимой комиссии по расследованию взрывов были убиты. Адвоката комиссии Михаила Трепашкина бросили за решетку. Это с ним у меня состоялась встреча. Он представился бывшим полковником ФСБ и во время встречи нетвердо стоял на ногах, ослабленный тюремным сроком, который ему дали по надуманным обвинениям, чтобы остановить расследование. «Они сделают это снова, чтобы сохранить власть», — сказал Трепашкин, махнув рукой в сторону Кремля. Есть длинный перечень обстоятельств, позволяющих говорить о причастности к этим взрывам российских спецслужб. Их агентов ловили бдительные жители, когда они устанавливали взрывные устройства в подвалах. Депутаты и генералы предупреждали, что спецслужбы планируют ложные теракты для укрепления власти. А в последующие месяцы и годы большинство искавших правду журналистов, политиков и следователей либо погибли, либо оказались в тюрьме.

Мы до сих пор не знаем, что тогда произошло. Кто-то видит в этом сокрытие ужасного заговора, кто-то — маскировку унизительной неразберихи и путаницы. Обе стороны согласны с тем, что режим изо всех сил нагнетал террористическую истерию. Результат оказался фантастическим.

Президентское правление Путина началось в новогоднюю ночь в 1999 году. Дрожащий и рыдающий Борис Ельцин попросил у России прощения. Затем ровно в полночь выступил Путин. Прошло 15 лет, а он по-прежнему выступает перед российским народом в новогоднюю ночь.

Когда читаешь «Нового царя», поражаешься тому, как мало оказалось в стране влиятельных россиян, которые поняли, что пришла эпоха самовластия. Оглядываясь назад, понимаешь, что мысли о почетной отставке Путина в первое десятилетие его президентства были просто смехотворны. Те четыре года, когда он играл роль премьер-министра у своего слуги Дмитрия Медведева, ставшего марионеточным президентом, не должны были никого ввести в заблуждение, однако большинство наблюдателей все же попались на эту удочку. «Я специалист по человеческим отношениям», — вот что говорил своим друзьям Путин, когда служил в КГБ.

Никто из тех, с кем я разговаривал летом 2012 года в Санкт-Петербурге, не ожидал его царственного правления. Даже его старые деловые партнеры, и те с изумлением наблюдали за славой Путина на национальном телевидении. Спустя много лет Сергей Колесников не только начал заниматься секретными оффшорными счетами в интересах Путина, но и получил задание руководить работой по строительству дворца для него на Черном море. Но в начале 1990-х он даже представить себе не мог ничего подобного. «Он был совершенно нормальным человеком, — сказал Колесников. — У него был нормальный голос … не суровый, не высокий. У него был нормальный характер … нормальный интеллект … не особенно высокий интеллект. Можно было выйти за дверь и найти в России тысячи и тысячи таких людей как Путин … Я удивился, когда он стал президентом. Конечно, для меня это стало неожиданностью. Это стало неожиданностью для всех».

Но разве сегодня Путин такой же? В книге «Новый царь» в хронологическом порядке показана эволюция режима, а вместе с ним и Путина. Есть определенная закономерность. Всякий раз, когда у 63-летнего Путина появляется соперник, он не только уничтожает его, но и захватывает источник его власти и силы. Первая схватка у него была с Борисом Березовским, маниакальным олигархом-интриганом, который обратил внимание Ельцина на Путина. Березовский в 2000 году попытался третировать его через свой популярный Первый канал, который прежде был государственным. В последний раз, когда он видел Путина, его бывший протеже улыбнулся ему и сказал: «Я хочу контролировать Первый канал. Я буду им управлять». И вышел из комнаты. Березовский рассказывал мне, что у него возникло паническое чувство, и он воскликнул: «Что мы наделали? Мы впустили черных полковников!» Вскоре после этого Березовский уехал в эмиграцию, а его канал оказался под властью Кремля.

Переход к единовластию был постепенным. «Перемены начались после ареста Михаила Ходорковского», — сказал мне Колесников. Этот молодой олигарх допустил такую же ошибку, как и Березовский. Когда Ходорковский бросил Путину политический вызов, используя свою энергетическую империю ЮКОС для финансирования антикремлевских партий, его посадили в тюрьму. Он был настолько изумлен, что первую неделю в тюрьме отказывался говорить и есть. Путин национализировал нефтяные месторождения Ходорковского. «После этого, — сказал Колесников, — стали меняться слова, которыми окружение называло Путина. Сначала он был «босс», но затем его все чаще стали называть «царь». Все начиналось как шутка. А потом это стало всерьез».

Активисты тоже ошиблись в своей оценке Путина. Первые десять лет он держался на поверхности благодаря высоким нефтяным ценам и укреплению среднего класса. Со временем этот средний класс выступил против Кремля, потому что близко познакомившиеся с интернетом, вкусившие жизненных благ и воспитанные на потребительских интересах россияне стали требовать устранения коррупции и более открытой политики. В декабре 2011 года Москву заполнили демонстранты, требовавшие честных выборов. Некоторые люди начали говорить о том, что режим падет в течение года.

Но Путин снова дрался как кошка. Лидеров протестов посадили в тюрьму, проведя через суды в духе Кафки. А Борис Немцов был таинственным образом застрелен. Путин заполонил подвергающееся все более жесткой цензуре интернет-пространство троллями, и вывел на уличные демонстрации головорезов и заводских рабочих. Недавно я спросил одного оппозиционного лидера, ныне живущего в изгнании: думал ли он когда-нибудь, что дело дойдет до этого. «Нет, — ответил он. — Я не думал, что такое возможно».

* * * 

Почему Путин такой беспощадный? Это один из моих любимых вопросов, и я часто задаю его российским диссидентам, кремлевским ответственным работникам и бывшим политическим воротилам, с которыми мне удается встретиться. Меня поразила та аура таинственности и непостижимости, которая его окружает, и которую он, возможно, излучает. Путин это по-прежнему серое пятно. Эти люди очень мало знают о нем. В основном я слышу два ответа, точнее, две догадки. Пессимисты считают, что путинские приступы репрессий являются системой, и что он хочет в максимально возможной мере возродить советскую власть. Оптимисты полагают, что тот авторитарный крен, который преобразил Россию, беспорядочен, что это импульсивные выпады, к которым Путин прибегает тогда, когда чувствует, что его загнали в угол.

Среди оптимистов самый близкий к Путину человек, с которым я встречался, это его первый премьер-министр Михаил Касьянов, помнящий те времена, когда у его босса не было плана. «Путинский авторитаризм направлен на устранение рисков для власти, — сказал он. — Свободное телевидение стало опасно — и его ликвидировали. Когда опасным стал парламент, его устранили. Все это потому что Путин боится настоящей конкуренции. Все это делалось шаг за шагом — по мере появления рисков он реагировал на них силой. Путин боялся разоблачения».

После Украины у нас не может быть иллюзий относительно того, на что он готов пойти ради сохранения власти. Но являются ли путинские войны, идущие сегодня от Донбасса до Дамаска, делом рук человека, пытающегося воссоздать чеченскую войну, которая укрепила его власть? Боится ли он того, что без войны в Москву вернутся массовые протесты? Российские телепередачи превратились в неослабную пропаганду. Теперь Россия не только борется с фашистскими легионами Америки на Украине; она ведет священный крестовый поход против «Исламского государства», поскольку сегодня даже метеорологи в своих прогнозах указывают, когда лучше всего бомбить Сирию. Как и в начале чеченской войны, Кремль нагнетает военную истерию ради повышения популярности президента.

Есть ли у Путина план, или все это ответная реакция? Время покажет. Пока меня больше всего привлекает та «теория Путина», в которой есть КГБ. Начальники нынешнего президента всегда считали его человеком с изъяном. Подготовка кадров для советской внешней разведки велась тщательно, сурово и скрупулезно, уступая разве что обучению космонавтов. Агентов месяцами подвергали психологическим тестам, измеряли у них пульс, сканировали головной мозг. Для них устраивали ролевые игры и имитации «западной» жизни. Но в основном КГБ хотел разобраться в слабостях и недостатках своих агентов.

Путин признает, что в КГБ его оценили как человека с замедленными эмоциями. Инструкторы считали, что направлять его на работу рискованно — не потому что он мог поддаться таким соблазнам как женщины или выпивка, а потому что у него было «заниженное чувство опасности». Его также оценили как человека необщительного, что дает мало пользы спецслужбам. По сей день он с большой неохотой и лишь частично признает те характеристики, которые ему дал КГБ. «Я не думаю, что у меня пониженное чувство опасности, но психологи пришли к такому заключению после длительного наблюдения за моим поведением», — сказал он в 2000 году журналистам. Я опасаюсь, что именно из-за этого он такой беспощадный.

Бен Джуда — автор книги Fragile Empire: How Russia Fell In and Out Love With Vladimir Putin (Хрупкая империя: как Россия полюбила и разлюбила Владимира Путина).

Комментариев нет:

Отправить комментарий