К ПРИЧИНАМ ВОЙН и РЕВОЛЮЦИЙ: ДОЛГОВОЕ РАБСТВО

"ДОЛГОВОЕ РАБСТВО

ОСНОВНОЙ МАТЕМАТИЧЕСКИЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП: ДОЛГИ НЕ МОГУТ БЫТЬ И НИКОГДА НЕ БУДУТ ВЫПЛАЧЕНЫ.

В своей пятой книге трактата «Политика» Аристотель описывает вечный процесс преобразования олигархий в наследственные аристократии, который заканчивается приходом к власти тиранов или возникновением бесконечных внутренних распрей, когда богатые знатные семьи привлекают на свою сторону народные массы и объявляют демократию, из которой снова возникает олигархия, преобразующаяся в аристократию, затем демократию и так на протяжении всего хода истории. Главной движущей силой, стоящей за сменой каждый раз приобретающих новый виток политических строев, является долг. Долг поляризует богатство с целью создать класс кредиторов, олигархическое правление которых заканчивается, когда новые лидеры («тираны» у Аристотеля) завоёвывают народную поддержку путём отмены долгов и перераспределения собственности или передавая право пользования этой собственностью, равно как и доходами от неё, государству.

Однако начиная с эпохи Возрождения банкиры стали оказывать свою политическую поддержку демократиям, что отнюдь не является отражением их эгалитарных или либеральных политических убеждений, а представляет собой стремление как можно надёжнее обезопасить себя от невозврата выдаваемых ими кредитов. Как писал в 1767 году Джеймс Стюарт, долги короля оставались, скорее, делом личного, а не государственного характера. Чтобы переложить долги суверена на всю нацию, избранные представители должны были ввести дополнительные налоги для покрытия расходов по займам. Предоставив налогоплательщикам голос в правительстве, голландская и британская демократии обеспечили кредиторам более надёжные гарантии удовлетворения их требований о возврате ссуд. Ранее обязательства по возврату ссуженных денег умирали вместе с взявшими их королями и принцами. Однако недавние протесты, прокатившиеся от Ирландии до Греции и Испании, показали, что демократии теряют поддержку кредиторов, которые требуют строгой бюджетной политики и даже приватизации.

Подобные меры превращают международную финансовую систему в войну нового типа, цели которой не меняются со времён военных конфликтов прошлого: земля, природные ресурсы, коммунальная инфраструктура и взимание дани. В ответ демократии требуют проведение референдумов, чтобы решить, платить ли кредиторам путём продажи объектов государственной собственности и увеличения налогов, что приведёт к росту безработицы, сокращению заработной платы и экономической депрессии. Альтернативой является списание или аннулирование долгов и упрочение регулирующего воздействия в финансовом секторе.

ШУМЕР, ЕГИПЕТ, ГРЕЦИЯ

Начисление процентов на товарные или денежные кредиты изначально не преследовало цели поляризации экономики. Процентная ставка в размере 20% (увеличивающая сумму долга вдвое в течение пяти лет) была впервые введена в начале третьего тысячелетия до нашей эры в шумерских храмах и дворцах в виде контрактного соглашения, заключаемого с торговцами и предпринимателями, которые, как правило, составляли часть царского бюрократического аппарата. Она служила для максимального обеспечения получения достаточной доли доходов от торговли с дальними государствами или аренды земли и других объектов государственного имущества, например, цехов, кораблей и пивных.

Поскольку данная практика была сосредоточена в руках царских сборщиков аренды и платы за пользование, сельскохозяйственные должники находились под защитой «божественной монархии». Законы царя Хаммурапи (ок. 1750 года до н.э.) погашали их задолженности в случае наводнений или засухи. Все правители вавилонской династии по завершении своего первого полного года на троне отменяли все сельскохозяйственные долги, чтобы произвести расчёт по остаточным платежам, провозгласив освобождение от старых обязательств. Рабы, права на землю, урожай и другие залоги возвращались должникам для «восстановления порядка» в идеализированное «изначальное» состояние равновесия. Эта практика сохранилась в Законе Юбилейного Года (книга Левита, 25).

Логика достаточно ясна – древние общества должны были иметь на вооружении армии, чтобы защищать свои земли, а это влекло за собой необходимость освобождения граждан от долговых зависимостей. Законы царя Хаммурапи защищали от долговой зависимости колесничих и других воинов, а также запрещали кредиторам забирать урожаи арендаторов царской, коммунальной и общественной земель, с которых царская власть получала рабочую и военную силу.

Египетский фараон Бокхорис (ок. 720-715 гг. до н.э.) объявил долговую амнистию и отменил долговое рабство, когда перед Египтом возникла угроза военного вторжения со стороны Эфиопии. Как писал Диодор Сицилийский (I, 79, сборник, написанный в 30-40 гг. до н.э.), Бокхорис постановил, что для оспаривания долга кредитор должен был представить соответствующий письменный контракт, в противном случае долг признавался недействительным. Аргументация фараона сводилась к следующему – «тела граждан должны принадлежать государству, с тем чтобы оно смогло извлечь пользу из услуг, которыми граждане обязаны своему государству как во время войны, так и во время мира. Для солдата нелепо ... быть заключённым в тюрьму его кредитором за невыплаченную ссуду; алчность частных лиц не должна таким образом угрожать безопасности всех».

Тот факт, что главными кредиторами на Ближнем Востоке были царские дворцы, храмы и их сборщики платежей, означал, что политически списать долги было просто. Всегда легко простить долг, который должны тебе. Даже римские императоры сжигали налоговые записи, дабы избежать кризиса. Намного сложнее было отменить долги частным кредиторам, когда практика начисления процентов на ссуженные средства распространилась в западном Средиземноморье около 750 года до н.э. Вместо того чтобы позволить семьям преодолеть брешь между доходом и издержками, долг превратился в основной рычаг экспроприации земель и раскола общин на олигархии кредиторов и обременённых долгами клиентов. В Иудее пророк Исайя (5:8-9) открыто осуждал кредиторов, лишающих должников их прав пользования – «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле».

Власть кредиторов и стабильный рост редко шли рука об руку. Большинство частных долгов в этот классический период были результатом небольших денежных сумм, ссужаемых лицам, живущих на грани существования и не могущих свести концы с концами. Потеря земли и имущества, а также личной свободы, загнала должников в необратимую зависимость. К 7 веку до н.э. «тираны» (народные лидеры) сбросили аристократов в Коринфе и других богатых греческих городах, получив поддержку путём отмены всех долгов. В менее тиранической манере Солон основал в 594 году до н.э. демократию в Афинах, запретив долговую зависимость.

Возрождение олигархий произошло в Древнем Риме, когда спартанские цари Агис, Клеомен и Набис решили отменить долги в 3 веке до н.э. Цари были убиты, а их сторонники изгнаны. Такова политическая константа истории со времён античности – интересы кредиторов противоположны интересам народной демократии и царской власти, которые могут установить предел финансового завоевания общества, целью которого является привязка к максимальной прибыли исков об оплате процентных долгов. Когда братья Гракхи и их сторонники предприняли в 133 году до н.э. попытку реформировать кредитные законы, господствующий сенаторский класс ответил на их инициативу жестокими мерами – братья были убиты, и наступило столетие Общественной войны, закончившееся в 27 году до н.э. провозглашением Августа императором.

ДРЕВНИЙ РИМ

За пределами Рима события носили ещё более кровавый характер. Описывая политические схемы, Аристотель не упоминал о строительстве империи, но завоевания заморских земель всегда означали займы и долги. В настоящее время военные долги являются главной причиной роста государственного долга.

Взимание долгов в Риме было самым суровым в истории Древнего мира. Римские кредиторы взяли за горло даже Малую Азию, самую процветающую провинцию империи. Верховенства закона просто не существовало, когда на место прибывали публиканы – «рыцари» кредиторов. Митридат Понтийский возглавил три народных мятежа, в 88 году до н.э. местное население в Эфесе и других городах восстало и убило 80 000 римлян. Римская армия нанесла ответный удар, и в 84 году до н.э. Сулла наложил на провинцию военную контрибуцию в размере 20 000 талантов. К 70 году до н.э. невыплаченные проценты увеличили эту сумму в шесть раз.

Ведущие римские историки Ливий, Плутарх и Диодор возлагали вину за падение республики на неуступчивость кредиторов, которые развязали вековую Общественную войну, отмеченную политическими убийствами в период с 133 по 29 гг. до н.э. Народные лидеры попытались привлечь в свои ряды сторонников, призывая к списанию долгов (например, заговор Катилины в 63-62 гг. до н.э.). Все они были убиты. Ко второму веку нашей эры около четверти населения находилось в долговой зависимости. К пятому веку экономика Рима, лишённая денег, потерпела крах. Существование общества переместилось в сельскую местность.

КРЕДИТОРЫ ПОДДЕРЖИВАЮТ ПАРЛАМЕНТСКУЮ ДЕМОКРАТИЮ

Когда банки оправились после разграбления Византии крестоносцами и осуществили вливания золота и серебра, чтобы контролировать западноевропейскую торговлю, неприятие христианской церкви к взиманию процентов по долгам было преодолено симбиозом из влиятельных заимодавцев (рыцари Ордена тамплиеров и Ордена госпитальеров, дававшие ссуды во время крестовых походов) и их основных клиентов – королей – которые были вынуждены платить Церкви и желали и дальше вести войны. Однако королевские долги было невозможно вернуть после смерти короля. Барди и Перуцци обанкротились в 1345 году, когда король Эдуард III отказался от оплаты своих военных долгов. Банкирские семьи потеряли огромные деньги, ссудив представителей династий Габсбургов и Бурбонов на тронах Испании, Австрии и Франции.

Всё изменилось с возникновением голландской демократии, которая стремилась закрепить свою независимость от Испании Габсбургов. Тот факт, что голландский парламент мог от имени государства занимать деньги в качестве бессрочного государственного долга, позволила Нидерландам получать ссуды для привлечения наёмников в эпоху, когда деньги и кредиты были движущей силой войн. Доступ к кредиту «соответствовал их самому мощному оружию в борьбе за свою свободу». Ричард Эренберг писал в своём труде «Капитал и финансы в эпоху Возрождения» (1928): «Любой, кто ссуживал принцу деньги, знал, что оплата долга зависит лишь от возможности и желания должника вернуть долг. Ситуация была совершенно иная в случае с городами, управляемыми своими сюзеренами, но также имеющими корпорации и ассоциации частных лиц, удерживаемых общими долговыми обязательствами. Согласно общепринятому закону, каждый бюргер отвечал за долги города своим имуществом и самим собой».

Таким образом, финансовое достижение парламентского правительства заключалось в создании долгов, являвшихся не просто личными обязательствами принцев, но носивших государственный характер и обязательных к возврату независимо от того, кто занимал трон. Именно поэтому первые демократические государства – Голландия и Великобритания – после революции 1688 года смогли развернуть самые активные рынки капитала и превратились в ведущие военные державы. Ирония заключается в том, что именно необходимость финансирования войн способствовала продвижению демократии, создав симбиотическое триединство войны, кредита и парламентской демократии, которое существует и поныне.

В то время «легальное положение короля в качестве заёмщика было неопределённым, и оставались сомнения в том, что его кредиторы смогут применить к монарху какие-либо санкции в случае дефолта» (Чарльз Уилсон, Ученичество Англии: 1603-1763: 1965). Чем более деспотичными становились режимы Испании, Австрии и Франции, тем больше трудностей они встречали при финансировании своих военных кампаний. К концу 18 века Австрия осталась «без кредитов и, следовательно, без больших долгов»; она была самой неплатёжеспособной страной с наихудшей армией в Европе, полностью зависящей от британских субсидий и кредитных поручительств ко времени наполеоновских войн.

ДЕМОКРАТИЯ СТАНОВИТСЯ ОЛИГАРХИЕЙ

В то время как в 19 веке демократические реформы привели к сокращению власти земельной аристократии над парламентами, банкиры действовали гибко, добившись симбиоза во взаимоотношениях с почти каждой формой правления. Французские последователи Сен-Симона поддерживали идею существования банков как взаимных фондов, дающих кредиты в обмен на акции. Германия заключила союз с крупными банками и тяжёлой промышленностью. Маркс оптимистично писал о том, как социализм сделает финансы продуктивными, а не паразитирующими. В соединённых Штатах акции и облигации предприятий общественного пользования сопровождались гарантированными выплатами. В Китае Суняцзинь писал в 1922 году: «Я намерен превратить всю национальную промышленность Китая в Великий Траст, принадлежащий китайскому народу и взаимовыгодно финансируемый международным капиталом».

По окончании Первой Мировой Войны Великобритания уступила место самого крупного государства-кредитора Соединённым Штатам, и к концу Второй Мировой Войны США монополизировали почти 80% мирового золотого запаса. Американские дипломаты сформировали Международный Валютный Фонд и Всемирный Банк в соответствии с ориентированными на кредиты линиями, финансирующими зависимость от торговли, главным образом американской. Кредиты для финансирования торговли и платёжные дефициты были действительны при «определённых условиях», позволивших сосредоточить экономическое планирование в руках олигархий и военных диктатур. Демократический ответ планам жёсткой экономии, позволяющим выжимать деньги для оплаты внешнего долга, ограничился «мятежами против МВФ», пока Аргентина не отказалась обслуживать свой долг.

Подобный ориентированный на кредиты план жёсткой экономии в настоящее время навязан Европе Европейским Центральным Банком и бюрократами Евросоюза. Официально общественные демократические правительства направили свои усилия на спасение банков, а не на оживление экономического роста и уровня занятости населения. Потери по ссудам и спекуляциям банков выведены на баланс государств, одновременно происходит сворачивание государственных расходов и даже распродажа объектов инфраструктуры. Ответом налогоплательщиков, на которых повесили возникшую задолженность, стали народные выступления, начавшиеся в Исландии и Латвии в январе 2009 года и приобретшие более широкий масштаб в Греции и Испании этой осенью. Люди выступали против отказа правительств от проведения референдумов по вопросам применения рокового плана по программе срочной помощи иностранным держателям облигаций.

ОТ НАРОДНЫХ ИЗБРАННИКОВ К БАНКИРАМ

Любая экономика является плановой. Планирование традиционно относится к одной из функций правительства. Отказ от этой роли под девизом «свободных рынков» означает передачу экономики во власть банков. В то же время привилегия политики планирования на создание и распределение кредитов оказывается ещё более централизованной, чем в руках избранных представителей. В довершение ко всем бедам финансовые сроки представляют собой краткосрочные отдельные удары, заканчивающиеся растаскиванием активов. Стремясь к получению прибылей, банки имеют тенденцию разрушать экономику. Прибыль поглощается процентными ставками и другими финансовыми издержками, не оставляя доходов для новых инвестиций или основных расходов на социальные нужды.

Поэтому отказ от политики контроля над классом кредиторов редко сопровождается экономическим ростом и повышением уровня жизни. Тенденция роста долгов, опережающего платёжеспособность населения, является базовой константой на протяжении всей истории. Размер долгов увеличивается в геометрической прогрессии, поглощая прибыль и вынуждая большую часть населения к принудительному отбыванию трудовой повинности в погашение долговых обязательств. Для восстановления экономического равновесия античный призыв к списанию долгов стремился к тому же, что было достигнуто путём издания царского указа на Ближнем Востоке в Бронзовом веке – к отмене избыточных долгов.

В более позднее время демократии призывали сильное государство к налогообложению доходов и состояний рантье, а когда потребуется, и к списанию долгов. Это осуществимо без особого труда в том случае, если государство само выпускает деньги и выдаёт кредиты. Ситуация усложняется, когда банки переводят свои прибыли в сферу политической власти. В положении, когда банкам разрешена саморегуляция и предоставлено право вето над правительственными регуляторами, экономика настолько искажена, что позволяет банкам предаваться спекуляциям на бирже и откровенному мошенничеству, чем и было отмечено прошедшее десятилетие. Пример Римской империи наглядно демонстрирует, что происходит в том случае, когда требования кредиторов ничем не ограничены. При этих условиях альтернативой правительственному планированию и регулированию финансового сектора становится прямой путь к долговой кабале.

ФИНАНСЫ ПРОТИВ ПРАВИТЕЛЬСТВА; ОЛИГАРХИЯ ПРОТИВ ДЕМОКРАТИИ

Механизм демократии включает в себя подчинение финансовой динамики, служащей для поддержания экономического равновесия и роста, а также обложение налогом доходов рантье и сохранение базовых монополий в собственности государства. Освобождение от налогов или приватизация доходов от собственности «высвобождает» эти средства для передачи в залог банкам с целью обращения в более крупные ссуды. Финансируемая путём долгового левериджа (рост доходности собственных средств в том случае, если капиталовложение или компания финансируются частично за счет заимствованных средств), инфляция цен активов увеличивает состояние рантье, в то же время втягивая в целом экономику в долги. Происходит сокращение экономического роста и обесценивание капитала.

Финансовый сектор приобрёл достаточное влияние, чтобы использовать подобные чрезвычайные ситуации как удобный случай убедить правительства в том, что экономика потерпит крах, если они «не спасут банки». На практике это означает консолидирование контроля банков над политикой и дальнейшую поляризацию экономики. Это базовая модель того, что произошло в Риме, когда демократию сменила олигархия. Фактически, предоставление приоритета банкирам, а планирование экономики Европейскому Союзу, Европейскому Центральному Банку и Международному Валютному Фонду заключает в себе угрозу лишения суверенных государств их права издавать свои деньги или собирать налоги.

В результате подобной ситуации возникает конфликт между финансовыми интересами и национальным самоопределением. Представление о независимом центральном банке как «символе демократии» является эвфемизмом отказа от самого главного политического решения – эмиссии денег и выдачи кредитов – в пользу финансового сектора. Спасение банков, организованное ЕС и ЕЦБ, теперь представляет собой львиную долю увеличивающегося государственного долга. Долги частных банков переведены в Греции и Ирландии на баланс государства и превращены в долговые обязательства налогоплательщиков. То же самое относится и к Америке, где с сентября 2008 года к долгу прибавлены 13 триллионов долларов (на баланс государства переведены 5,3 триллиона долларов непогашенных ипотечных кредитов компаний «Фэнни Мэй» и «Фредди Мак» и 2 триллиона долларов свопов «деньги за мусор» Федерального Резерва).

Все эти шаги продиктованы представителями финансовой сферы, которых называют технократами. Роль этих людей, назначаемых кредитными лоббистами, заключается в расчёте уровня безработицы и депрессии, необходимом для выжимания прибылей кредиторам, чьи долги перешли на баланс государства. Этот расчёт носит самоубийственный характер, поскольку сокращение роста экономики – долговая дефляция (объём расходов падает в связи с тем, что долг частных лиц и фирм слишком велик) – делает долговое бремя ещё менее подлежащим погашению.

Ни банки, ни государственная власть (или университетские академики, если уж на то пошло) не просчитали реалистичную платёжеспособность экономики – т.е. без сокращения её роста. Устами СМИ и аналитических центров они убедили население в том, что самый быстрый способ разбогатеть – это покупать в кредит недвижимость, акции и растущие во вздутой банковскими кредитами цене облигации, отказавшись от существовавшего в прошлом веке прогрессивного налога на богатство.

Говоря начистоту, в результате мы получили барахольную экономику, нацеленную на приведение в негодность государственных балансов путём передачи полномочий по планированию в руки финансовой аристократии на том основании, что это более эффективно, чем государственное регулирование. Государственное планирование и налогообложение обвиняются в том, что «ведут к крепостному праву», как будто подконтрольные банкирам «свободные рынки» получили полную свободу действовать напропалую и не являются объектом планирования в соответствии с особыми интересами, которое носит олигархический, а не демократический характер. Правительствам сказано выплачивать кризисные долги не для того, чтобы защитить свои страны в ходе военного конфликта, как это было в прошлом, а ради выгоды самого богатого слоя населения, повесив его потери на шею налогоплательщиков.

Неспособность принять во внимание интересы избирателей ставит государственные долги в шаткое политическое, и даже легальное, положение. При отсутствии признания их законной силы со стороны народа они могут просто исчезнуть вместе со взявшими их на себя правительствами. Новые правительства могут действовать более демократично, подчинив банковский и финансовый сектора нуждам экономики, а не наоборот. Самое меньшее, что можно было бы предпринять – это вновь ввести прогрессивный подоходный налог и налог на богатство, переложив налоговое бремя на собственность и богатство рантье. Ре-регулирование банковской системы и предоставление кредитов и банковских услуг со стороны государства обновят социальную демократическую программу, которая неплохо реализовывалась столетие назад. Исландия и Аргентина являются самыми последними примерами. Можно вспомнить ещё отказ Германии от репарационных платежей в 1931 году.
Основной математический, равно как и политический принцип гласит: долги не могут быть и никогда не будут выплачены.

http://insiderblogs.info/dolgovoe-rabstvo/