Сообщения
Милитаристская ностальгия Трампа, или опять «Победа на море»
Как-то на днях я прогулялся по острову Манхэттен до улицы, где вырос. Когда-то там на всего четыре квартала приходилось четыре кинотеатра (что неудивительно в 1950-е). Сегодня остался только кинотеатр «Париж», весьма обшарпанный. Вместо одного из кинотеатров появился азиатский ресторан «Тао», ещё пара закрылась, здания снесены и выстроены заново, — в городе, который «ест сам себя на завтрак».
В одном из этих двух, кинотеатре РКО Пикчерз на 58 улице, я провёл значительную часть своего детства, смотря фильмы с Джоном Уэйном, Оди Мёрфи и другими значительными героями войны на большом экране (и, в случае Мёрфи, он и сам был настоящим героем войны), которые отправлялись в ад и возвращались, нанеся поражение врагам Америки. Это было, должен вам сказать, захватывающе. Иногда я сидел рядом с отцом, а кто мог бы пожелать лучшего? В конце концов, во Вторую Мировую он был действующим офицером Первого воздушного-десантного подразделения в Бирме, так кто знал лучше него, из-за чего была война? Он брал меня на такие фильмы, смотрел их вместе со мной и никогда, ни разу не сказал, что всё, что я видел на экране не происходило, если уж по-божески, истинно так, как все происходило на самом деле.
Странно было (по крайней мере, для молодого Тома Энгельхардта), он мало говорил, ещё меньше хвастался или рассказывал какие-то истории о «его» войне из тех, что я так хорошо знал по экрану. Как писала Сьюзен Фалуди много лет назад, он без сомнения был типичным представителем тех, кого мы называем «великим поколением» — они-то сами считали иначе — но кого лучше назвать, по крайней мере с точки зрения их сыновей, молчаливым поколением. Верно, в некоторых случаях отец мог внезапно и непредсказуемо прийти в ярость из-за владельцев местных магазинчиков, которые, как он считал, «нажились на войне», или из-за идеи пойти в японский ресторанчик или купить немецкий «Фольксваген». Несколько раз за моё детство он даже вытаскивал из глубины кладовки потертый зелёный вещмешок с памятными вещами и позволял мне наблюдать, пока он молча разбирал вещи, в том числе свой комплект столовых принадлежностей, фото военных времён, шёлковые карты Бирмы из двух частей и старый револьвер. Я благоговел. Даже тогда он почти ничего не говорил о войне.
Всё это пришло мне в голову, когда я читал сегодняшнюю статью Майкла Клэра о нашем новом президенте и войне, которая окончилась в Хиросиме и Нагасаки самым блистательным глобальным триумфом и самыми ужасающими апокалипсическими последствиями. Конечно, это была та война, которую я, как и любой другой американский мальчишка того времени, включая Дональда Трампа, наблюдал с восторгом в кинотеатрах и по телевизору — а там неизменно добивались победы морские пехотинцы, брали верх Мародеры Меррилла, или осыпались скошенной травой нацисты. Тогда же в школе мы «нагибались и прикрывались», ныряя под парты, когда снаружи завывали сирены, и в это самое время звучал из радиоприёмника учительском столе сигнал контроля электромагнитного излучения (CONELRAD), изображая, что «оружие победы» в войне испепеляет всех нас.
И всё же, кто мог сомневаться, что мы, американцы, стали самыми главными победителями, что американские войска вне всякого сравнения выдающиеся, что войну, о которой не рассказывал мой отец, мы выиграли, выиграли, выиграли, выиграли… или что в экранном варианте, какой воспринял молодой Дональд Трамп, эта война стала, как убедительно утверждает Клэр, краеугольным камнем в основании нынешней военной политики, той самой, что — как он клянётся — в итоге снова принесёт Америке «победу», впервые за многие годы. Что бы об этом подумали Оди Мёрфи или мой отец?
Tom Engelhardt
* * *
Если вы мужчина-американец определённого возраста — точнее, возраста Дональда Трампа — вероятно, у вас сохранились живые воспоминания об удостоенном премии «Эмми» документальном сериале NBC «Победе на море», повествующем о флоте США во Второй Мировой и транслировавшемся с октября 1952 года по май 1953-го. Одна из первых полномасштабных документальных лент подобного типа, «Победа на море» прослеживала триумфальный путь флота от унижения Пёрл-Харбора до великих побед на Тихом океане в битве за Мидуэй и сражении в заливе Лейте и, в конечном счёте, капитуляции Японии на борту корабля ВМС США «Миссури». Основанный на архивных кадрах (чёрно-белых, конечно же) и с замечательным саундтреком, написанным Ричардом Роджерсом, снискавшим славу на музыкальном Бродвее, сериал завоевал огромную популярность. Для большей части молодёжи тех лет это было поистине неотразимое, наглядное изображение войны наших отцов, дядьёв и их ровесников.
Почему я упоминаю об этом? Да потому, что я убеждён, что болтовня президента Трампа о восстановлении американской армии и «победах в войнах» во многом покоится на подобного рода «иконографии», бывшей обычным делом в «Победе на море» и других военных фильмах времён его молодости. Взвесьте с этой точки зрения его слова от 27 февраля, когда он заявил, что потребует дополнительно $54 миллиардов ежегодно на военные расходы.
«Мы должны снова начать побеждать в войнах, — заявил он. — Должен сказать, что когда я был молодым, учился в старших классах школы и в колледже, все обычно говорили, что мы никогда не проигрывали войну. Мы никогда не проигрывали войну, помните?».
Теперь припомните, что когда Трамп рос, США не выигрывали войн — кроме как на телеэкране и в Голливуде. В начале 1950-х, когда только вышла на экран «Победа на море», Америка довоевалась до тупика в Корее и только начала долгое, медленное погружение в болото Вьетнамской войны. Но если, подобно Трампу, вы игнорируете то, что происходило тогда в тех местах, и сумели ускользнуть от службы во Вьетнаме, то ваше представление о войне во многом будет сформировано экранной версией событий, по которой истинная правда, что «мы никогда не проигрывали войн, помните?».
Трамп вторил теме Победы на море в речи 2 марта на борту боевого корабля «Джеральд Р. Форд», новейшего американского авианосца. Там, явно наслаждаясь возможностью надеть куртку пилота — «Сказали, мистер президент, возьмите её домой, счастливо заметил он, а я сказал, позвольте мне её надеть» — он восхвалял авианосный флот. «Мы стоим сейчас, — живо комментировал он, — на 4,5 акрах боевой мощи и суверенной территории США, подобных которой не найдётся конкурентов нигде». Затем, как часть предложенного масштабного восстановления флота, он призвал страну финансировать постройку чудовищно дорогостоящего 12-го авианосца на планете, где ни у какой другой страны не состоит на службе их более двух (и то страна эта — Италия, наш союзник).
Новый президент продолжал говорить о роли авианосцев США во Второй Мировой войне — да, Второй Мировой! — ключевом поворотном пункте в морской войне с Японией.
«Все вы знаете о битве за Мидуэй, где моряки американского флота воевали с отвагой, которую будут помнить веками, — заметил он. — Многие отважные американцы погибли и благодаря их самопожертвованию, мы развернули ход Тихоокеанской войны. Это был жёсткий, крутой поворотный момент, поворот яростный, и они его совершили».
И снова Дональд Трамп (не сказать, чтобы он внимательно читал военную историю) без сомнений воскрешал в памяти отрывки из «Победы на море», или, возможно, голливудскую версию 1976 года всё того же фильма «Мидуэй» (со звёздным составом Чарлтон Хестон, Генри Фонда, Джеймс Коберн, Гленн Форд, Роберт Митчем и Клифф Робертсон, помимо прочих). Оба фильма показывали знаменитую битву именно так: как «поворотный момент» в войне с Японией. Да, вероятно, слова Трампу подобрал спичрайтер, но они были произнесены с таким смаком, что все могли почувствовать, насколько они искренни, насколько отражают его воображаемый «опыт» той войны.
Верность Трампа тем «памятным» дням американской славы помогает объяснить его подход к военной политике и финансированию обороны. Обычно, предлагая значительные наращивания военных расходов, американские президенты и их министры обороны озвучивали серьёзные стратегические причины такого шага — сдерживание советского экспансионизма, скажем, или усиление глобальной войны с террором. Белый Дом Трампа не позаботился о столь разумных обоснованиях.
Кроме ускорения войны против ИГИЛ* в Сирии и Ираке, войны, начатой два с половиной года назад президентом Обамой и, видимо, приближающейся к официальному завершению, единственное оправдание президента Трампа во вбрасывании дополнительных десятков миллиардов долларов Пентагону состоит в преодолении предполагаемого ухудшения военных возможностей США и обеспечения вооруженным силам возможности начать «снова побеждать в войнах». Иначе логическое объяснение, кажется, сводится к чему-то вроде этого: давайте восстановим флот, который нанёс поражение Японии во Второй Мировой войне, чтобы мы могли снова побеждать в таких битвах, как при атолле Мидуэй.
Одержимость Трампа морской мощью
Во время избирательной кампании 2016 года единственное пространное заявление Дональда Трампа по оборонной политике было сделано 7 сентября на выступлении в Филадельфии. Он начал с обещания, что в случае своего избрания, «Я попрошу моих генералов представить мне в течение 30 дней план нанесения поражения и уничтожения ИГИЛ». (Реальные варианты, представленные «его» генералами, скорее в 40-дневный период, по-видимому, включают ограниченное усиление уже существующих планов разрушения цитаделей ИГ в Ираке и Сирии времён Обамы). Кроме того, он повторял один мотив: «иммиграционная безопасности представляет собой жизненно важную часть национальной безопасности», а члены НАТО должны вносить больший вклад в общую оборону. Затем он стал говорить более конкретно о своих планах восстановления американской армии и его одержимость морской мощью быстро вышла на первый план.
Первым делом он жёстко раскритиковал администрацию Обамы за то, что она допустила сокращение флота до «самого маленького размера с 1915 года». Когда Рональд Рейган уходил с поста президента, продолжал он, «наш флот обладал 592 кораблями. Когда пост занял Барак Обама их было 285. Сегодня численность флота — 276 кораблей».
Можно спорить насчёт важности количества и качества, хотя большинство флотских профессионалов сказали бы, что сегодняшний флот с современными авианосцами, крейсерами и подлодками (многие ядерные) представляют собой большую силу, чем более крупный, но с меньшими возможностями флот времён Рейгана. И всё же основной момент тут — в одержимости Трампа численностью флота. Надо сказать, он говорил и об ухудшении состояния армии и воздушных сил, но в той речи в Филадельфии он почти маниакально продолжал возвращаться к размеру флота. В случае избрания он обещал, что попросит Конгресс пренебречь секвестрованием расходов на оборону, автоматическим верхним пределом военных расходов и запросит существенное дополнительное финансирование на модифицирование вооружённых сил, причем у флота будет преимущество в распределении этих финансов. «Мы построим 350 надводных кораблей и подлодок», настаивал он. Никаких стратегические причин не было представлено в обоснование увеличения флота на 74 корабля, не говоря уж об устрашающем влиянии, которое это может оказать на потенциальных соперников. «Мы хотим сдерживать, избегать и воспрепятствовать конфликтам с помощью нашей бесспорной военной мощи», заявил он.
Трамп вернулся к этой теме в своих замечаниях на борту «Джеральда Р. Форда». «Наш флот сейчас самый маленький, хотите верьте, хотите нет, со времён Первой Мировой», заявил он, снова игнорируя тот факт, что ни один морской офицер в здравом уме не сравнил бы сегодняшний флот с флотом образца 1918 года». «Но не волнуйтесь, — продолжал он, — скоро он будет крупней, чем когда-либо был. Не волнуйтесь. Подумайте об этом. Подумайте об этом».
Затем он продолжил расхваливать достоинства авианосцев в особенности, прежде чем обратиться к численности флота. «Наши авианосцы — основа основ американской военной мощи за морями, — восклицал он. — Этот авианосец и новые корабли подобного класса расширят возможности нашей нации выполнять жизненно важные миссии на океанах, чтобы воплотить американскую мощь в далёких землях. Будет надеяться, что нам не придётся использовать эту мощь, но если придётся, то они столкнутся с крупными, очень крупными проблемами».
Трамп не побеспокоился уточнить, кто это «они», поскольку дело не в этом. Раз уж обширный флот авианосцев Америки блуждает в открытом море, ни одна иностранная держава не рискнёт необдуманно бросить вызов США в дуэли традиционных вооружений, ну так, очевидно, работает логика Трампа. «Этому кораблю конкурентов нет, — сказал он о «Джеральде Р. Форде», который после спуска на воду станет 11 авианосцем Америки. — Это монумент американской мощи, которая обеспечит силу, необходимую для поддержания мира».
Стратегия победы — в войнах прошлого века
Осматривая «Форд», Трамп в очередной раз настаивал, что цель его многомиллиардного наращивание военного производства — гарантировать военный успех в будущих сражениях. «Мы дадим нашим военным инструменты, которые необходимы, чтобы предотвратить войну и, если потребуется, вести войну и сделать только одно — вы знаете, что именно? Победить! Победить! Мы собираемся снова начать побеждать».
Но какого рода войны у него на уме? Трамп часто говорит о своей решимости нанести поражение ИГИЛ и другим «радикальным исламским террористам», как своей главной стратегической цели. Но трудно понять, как наращивание морского флота с 276 кораблей до 350 может внести в это вклад. Да, авианосцы уже использовались для нанесения авиаударов по позициям ИГ в Ираке и Сирии, но вряд ли они существенны для этой цели, поскольку США могут использовать воздушные базы в соседних странах для нанесения подобных ударов. Большая часть остальных кораблей США — крейсеры, эсминцы, подлодки и тому подобное — играли небольшую роль, если вообще играли, в контр-террористических операциях прошедших 15 лет (кроме редких случаев, когда использовались в качестве временных тюрем для подозреваемых в терроризме).
Трамп стремится заполучить и больше боевых самолётов и сформировать в армии дополнительные боевые бригады, но опять же, подобные активы вряд ли будут решающими для нанесения поражения ИГИЛ или другим террористическим группировкам, хотя новая администрация теперь направляет небольшие по численности обычные подразделения в Сирию в дополнение к силам специального назначения. Учитывая болезненный опыт Америки в Ираке и Афганистане в прошедшие полтора десятилетия, американскому обществу явно вряд ли придётся по вкусу развёртывание значительных контингентов сухопутных войск США для участия в затянувшихся конфликтах по всему Большому Ближнему Востоку или Северной Африке, и президент Трамп прояснил, что он будет уважать такое мнение. Соответственно, не имеет значения, насколько он осуждает методы президента Обамы, но по-видимому, он в данный момент склонен просто поддержать и усилить опору в борьбе с ИГИЛ и другими террористическими организациями на удары беспилотными летательными аппаратами, операции сил специального назначения и марионеточные отряды, вроде курдских и сирийских групп мятежников. Никакого 12-го авианосца для этих целей не нужно.
Не даст этого и никакое другое желаемое вооружение в списке Трампа, в том числе и сверхсовременные бомбардировщики и субмарины, необходимые, чтобы обеспечить успех, например, в уникальных боевых действиях постмодернистской эпохи, своего рода гибридной войне, проводимой русскими в Чечне, Грузии, на Украине и теперь в Сирии. Сочетая традиционные и нетрадиционные методы боевых действий с кибервойной, пропагандой и психологической войной, гибридные операции доказали свою явную успешность в ситуациях, где русские стремились достичь локальных побед без предварительного вторжения основных сил. Чтобы противостоять подобным операциям, США и их союзникам придётся стать значительно более искусными в определении этих нетрадиционных методов нападения и отвечать на них без ущерба. Нет сомнений, что для этой цели будут необходимы некоторые специализированные нетрадиционные средства, но маловероятно, что авианосцы и большая часть прочего из списка желаемого Трампом будет играть хоть сколько-нибудь значимую роль.
А что же насчёт войны с «государствами-изгоями», вроде Северной Кореи и Ирана? Эти страны могли бы, конечно, представлять значительную угрозу своим соседям или даже, в меньшей степени, каким-либо американским войскам, расквартированным поблизости. Но в обоих случаях их традиционные силы имеют в своем распоряжении танки и самолёты на несколько поколений отстающие и менее современные, чем то, что есть в арсенале США, и они не переживут столкновения с американскими войсками. США могут к тому же полагаться на союзников с собственными передовыми вооружениями в смысле помощи в любом конфликте в тех странах.
Конечно, существует опасность распространения ядерного оружия. К счастью, ядерное соглашение 2015 года, которое администрация Обамы помогла подготовить с Ираном (плюс Британия, Франция, Германия, Россия, Китай и ЕС) пока ликвидирует подобную угрозу со стороны Ирана. Если бы президент Трамп аннулировал это соглашение, как он предлагал во время избирательной кампании, это лишь поставило бы союзников США и их силы в опасное положение, и всерьёз. Северная Корея, конечно же, уже обладает ядерным оружием, и Трампу придётся найти какую-то стратегию уменьшения риска, но строительство более крупных кораблей и подобного тут не годится.
Однако чего же тогда хорошего в предлагаемой нашим новым президентом обширной программе взрывного роста численности кораблей, самолётов и солдат в американской армии, программе, оплаченной, в частности, за счёт сокращения национальных программ, которые в действительности конечно же обеспечивают американцам истинную «безопасность»? Какие такие войны они «выиграют»?
Их единственная реальная полезность помогла бы в классическом традиционном противостоянии двадцатого века с прямыми столкновениями крупных соединений, как в анти-немецкой и анти-японской кампаниях времён Второй Мировой. Иными словами, как и со всем остальным в его программе «сделать Америку снова великой» важное слово — снова, а основной критерий — Америка 1950-х. Президент Трамп, как и кандидат Трамп, явно хочет ещё раз погрузить страну в некую версию «Победы на море», возможно с добавлением дня высадки в Нормандии, или «дня Д».
Если вы случайно верите, что Китай или Россия с их существенно более современными армиями (у каждой есть действующий авианосец) готовятся устроить второй Пёрл-Харбор США или их союзникам и применить все находящиеся в их распоряжении корабли и самолёты, (конечно, за исключением ядерных арсеналов всех трёх стран), то можно рассчитывать, что американские войска с дополнительными $54 в кармане (а то и без них), будут иметь определённое боевое превосходство.
Однако, руководству Китая и России придётся полностью сойти с ума, чтобы предпринять подобные действия. Их войска, наоборот, развивают «асимметричные» методы ведения боевых действий с целью лишить США преимуществ в традиционной огневой мощи в любых будущих региональных столкновениях, в том числе опоры на ударные субмарины, противокорабельные ракеты и (в случае России) тактическое ядерное оружие. Они знают — а кто этого не знал? — что никогда бы не победили в ещё одном столкновении, подобном Второй Мировой, с американскими войсками и потому даже не думают к этому готовиться. Они знают, что победа в завтрашних войнах, что бы это не значило, потребует совершенно нового набора инструментов и тактических приёмов.
Одна только главная фигура, которая по-видимому этого не поняла, и это неудивительно — Дональд Трамп. Для него «Победа на море» всё ещё, кажется, определяет глобальное поле сражения, и цель любой ведущей державы всё ещё состоит в том, чтобы обладать достаточной воздушной и морской мощью, чтобы подавить соперника в столкновении крупнокалиберной артиллерии, как во Второй Мировой. Он мне напоминает человека, застрявшего во временах дредноутов, гигантских боевых кораблей эры до Первой Мировой, и вставшего на путь, ведущий ко Второй Мировой. Однако более всего я представляю его, заядлым игроком в настольную игру «Морской бой», любимое времяпровождение подростков его школьных лет. Потопить достаточно вражеских кораблей — так учит игра — и победа за вами. («Побеждать! Побеждать! Мы собираемся снова начать побеждать»).
Конечно, проблема тут в том, что крайне опасно вносить фантазии Второй Мировой в реалии завтрашних полей сражений. Стремление к победе в выдуманных войнах путем строительства систем вооружений не просто оставят США неподготовленными к реальным угрозам, вроде гибридных войн, и истощат финансы страны; оно может вызвать ответный удар, и излишний и неуместный, равно как и крайне опасный в ядерную эру, на небольшой вызов или даже воображаемый вызов со стороны державы-соперника, скажем, Китая в Южно-Китайском море.
«Победа на море» останется кинематографическим представлением нашего военного прошлого. Если вы действительно хотите понять стратегическое мышление президента Трампа (как оно есть), возьмите видео той серии фильмов и просмотрите. Но давайте помолимся, чтобы не оказалось, что те фильмы обеспечат черновой набросок глубоко милитаризованного похода в память 1950-х и мира будущих боевых операций, которые никто не хочет и вообразить, а ещё меньше — планировать.
Примечание:
* — группировка, запрещённая в РФ.
Комментариев нет:
Отправить комментарий