Сообщения
Эта моя беседа с Андреем Архангельским должна была выйти в предновогоднем "Огоньке" - но не вышла по понятным причинам (вопреки традиции, уже сложившейся в предыдущие годы). Затем должна была выйти в сетевом журнале COLTA - но не вышла, по причинам уже непонятным. Здесь пока ничто не мешает ей выйти.
Язык – не зеркало общества, а его спарринг-партнер
Филолог Михаил Эпштейн беседует с журналистом Андреем Архангельским
В седьмой раз в России проводится международный конкурс «Слово года». Его итоги комментирует идеолог и организатор конкурса, филолог Михаил Эпштейн
А.А. Итак, слово года, по мнению экспертов – "госдура".
М.Э. Честно говоря, мне "госдура" не слишком импонирует как победитель конкурса. Слово задиристое, - как будто высовывают язык, поддразнивают. "Ты нас считаешь дураками? Сама ты дура". Оно и возникло, как незамысловатый каламбур.
А. А. Это «оговорка Познера». Имела длинную медийную историю, он потом просил за нее прощения.
М.Э. Да. Но это слово победило в голосовании, так что все честно. Ни одно другое слово из десятков выдвинутых на конкурс не выразило столь компактно представления многих и многих о… немудрости государственной политики.
А. А. Оно универсально. Выражает общую обиду и апатию одновременно.
М.Э. Первый корень – "гос". Это не столько о Думе, сколько о государстве вообще, в оксюморонном сочетании с "дуростью". Более изысканно это можно назвать "идиократией". Был американский фильм с таким названием. Смысл тот же.
А. А. Евромайдан, второе место. Слову от силы полтора месяца. Болотная тоже появилась, если помните, под конец 2011 года, и сразу вышло в лидеры.
М.Э. У нас редко "Слово года" откликается на зарубежные события. То, что Евромайдан стал европейско-украинским хитом, даже дважды иностранным, и вошел в лидирующую группу в российском голосовании, – это еще и драматическая реакция на наши собственные неудачи. Это слабо-утешительный приз за Болотную, которая стала «Словом года» в 2012 году.
А. А. Креакл, третье место. Слово составное, в нем есть какая-то неправильность, непроизносимость. И оно прижилось, как мне кажется, в силу своей неправильности. Как бы назло языку. Там и дальше в списке такие слова, что язык сломаешь. Депардировать, диссернет, святобесие и религархия также неудобны для произнесения. Потому что язык больше «не хочет быть хорошим».
М. Э. Это свойство русского языка подмечал еще Владимир Даль. Он сетует на то, что, в отличие от других языков, которые в ходе исторической эволюции стремятся сокращать слова, экономить время и место, ускорять процесс общения, - русский язык тяготеет к длиннотам, к морфологической избыточности. Вот прекрасное русское слово "собь". Путем постепенного умножения суффиксов оно удлинилось до «собственности», и нет никакого логического или эстетического объяснения такой громоздкости. Просто русский язык любит долгое звучание. Как будто короткое слово не услышат - мы окружены слишком большим пространством. У Евтушенко есть стихотворение «Долгие крики» - о том, как поэт не может разбудить перевозчика на другом берегу. Глухота самого пространства, которую язык старается перекричать или заклясть.
А. А. Креакл – вроде бы иностранное заимствование…
М. Э. За границей нет слова "креакл". Это русское, опять-таки громоздкое и неблагозвучное образование от двух ранее заимствованных слов: "креативный класс". Такое словцо несет в себе подковырку, сильный иронический заряд. "Креакл" похоже на кряканье, утиный звук. Вообще русский язык любит не только "подворовывать" у других языков, но еще и поиздеваться над обворованным. Заимствуя слово, переводит его в другую стилевую тональность, как бы глумясь и передразнивая. Какие вы там творцы! Креаклы вы, вот кто! Creative у нас становится креативчиком, который обратно на английский перевести уже невозможно, разве что придумать какой-нибудь creatiffchik. "Пиар" тоже сильно отдалился от своего английского источника "public relations". Пиарить, пиарщик, запиариться - это все наши, залихватские, разбойные слова.
А. А. А цель?
М.Э. Русский язык столь обильно заимствует слова не только для выражения новых значений, но и чтобы, в силу оторванности этих иностранных слов от их первоначального смысла, – вволю наиграться, натешиться над ними. Ведь попав в поле чужого языка, слово становится беззащитным, делай с ним, что хочешь, - "пиарь" его, "креативь". Комплекс неполноценности превращается в чувство превосходства, как у "подпольного человека" Достоевского. С одной стороны, мы признаем вторичность, когда заимствуем; с другой - именно этой вторичностью получаем право на стилистическую и психологическую компенсацию.
А. А. Что-то скоморошеское есть в этом креакле.
М. Э. А ведь для определения этого нового класса прекрасно подходит другое, русское слово – "творяне", придуманное Хлебниковым как раз для обозначения новых дворян, дворян духа. Но никому не придет в голову использовать это выразительное слово. Потому что оно звучит чересчур торжественно.
А. А. Слишком возвышенно для нашего низкого быта. Креакл - это такая молекула, нечто искусственное, инкубаторское.
М. Э. Да, нечто выведенное из пробирки. Кварк, гомункул.
А. А. Слово "Бирюлево", интересно, знают теперь за границей?
М. Э. В России сейчас нет таких слов, идей, мемов, которые приобрели бы международную известность. Все кончилось на "glasnost" и "perestroika". Нет, конечно, не знают.
А. А. Это тенденция: обозначать какие-то стихийные возмущения в России именами кризисных районов. Для обозначения широких проблем - национализма, например. Кондапога, Сагра, Манежка. Слова меняются примерно раз в год, но значат одно и тоже.
М. Э. Есть еще одно выражение, которое не попало в призеры конкурса, но я голосовал за него: "народный сход". Это все вышеназванное вместе взятое. Думаю, что в ближайшие годы шансы "народного схода" на победу будут возрастать, как и масштаб самого явления.
А. А. В выражениях года победил Антисиротский закон, он же закон Димы Яковлева, он же закон подлецов. Я вообще не припомню случая за последние 5 лет, чтобы в конкурсе было столько выражений, связанных со словом закон. Причем, все эти приставки десакрализуют его, означают скорее беззаконие…
М. Э. Любопытно, что Дума, вопреки отсутствию самостоятельной политической роли, стала героем анекдотов. Как лидеры позднего СССР. Дума – наш Брежнев, Андропов и Черненко в одном разливе. Исторический склероз, политическая деменция, идИократия… Заметьте, что Советский Союз, как и другие тоталитарные страны, был "идEократией", т.е. в нем правили идеи (пусть примитивные и агрессивные). Дальнейшая, постсоветская эволюция власти ознаменовалась изменением всего одного гласного: от идео- к идио–…
А. А. Антигейский закон, закон о противодействии оскорблению чувств, взбесившийся принтер – множество слов посвящены деятельности Думы… Про советский Верховный Совет не было, кажется, анекдотов…
М. Э. Да, это был чисто декоративный орган. Нынешняя Дума тоже по сути декоративна, но в эпоху тотального пиара и "информагии" декорация тоже приобретает вес. Дума - анекдотический персонаж современной политики: все делает невпопад, как тот дурак, что плакал на свадьбе и плясал на похоронах. Мы живем в антимире, где именно антисобытия оказываются в центре словесного самосознания общества, но сами они воспринимаются уже почти как норма. Нынешняя стилистика напоминает обэриутов, раннего Заболоцкого: "Но вот все двери растворились, Повсюду шепот пробежал: На службу вышли Ивановы В своих штанах и башмаках". Все обыденно. Просто они так служат.
А. А. Еще выражение года: узники Болотной. В 2012 году словом года была Болотная, а теперь – ее узники. В какой-то степени мы все увязли в Болотной.
М. Э. Да. Это знак. В списке 2013 г. есть и зэчки, и зона… Тюремная образность сгущается в языке. И то, что Ходорковский только что вырвался из зоны, оттеняет то, что остается за его спиной.
А. А. Как и стремление к унификации. Единый учебник. Духовный скреп.
М. Э. Это попытка сцементировать нацию и насадить новую форму единомыслия. "Духовный скреп", в единственном числе, тоже выступает в своей анекдотической, пародийной форме. Повсюду капитан Лебядкин и его "стакан, полный мухоедства".
А. А. А нарушать общественное неприличия – в этом есть что-то козьма-прутковское, эпиграмма 19 века, единственная в полной мере литературная игра.
М. Э. Еще один знак перевернутого мира. Поскольку приличного в обществе почти не осталось, то поступком оказывается нарушение неприличий.
А. А. Мне фраза года представляется самым интересным результатом. Вот как-то так фиксирует настроение общества, метафизику, состояние ни туда, ни сюда, в котором застыло общество…
М. Э. Это слово из обихода Акакия Акакиевича, маленького человека, который изъяснялся в основном частицами и местоимениями. "Того, сего". Если предыдущие слова: "госдура", "взбесившийся принтер", "антисиротский" - это о власти, то фраза года - ответ маленького человека на все эти обиды и уродства. На фоне анти-поведения мы ждем некой реакции или объяснения происходящего с нами… И – нечего сказать. "Так как-то все".
А. А. Там есть еще фраза что-то пошло не так… Фраза комментатора при падении ракеты Булава…
М. Э. Это "смазывание". У концептуалиста Дмитрия Пригова, если вы обратили внимание, многие энергичные стихотворения заканчиваются именно так – размытой фразой, отчего все провисает, как бы уходит в песок. Это знак предельной энтропии, того, что все в целом вянет, пропадает. "Что-то воздух какой-то кривой… Так вот выйдешь в одном направленье А уходишь в другом направленье" (Пригов).
А. А. Еще выражение – хотели как лучше, а получилось навсегда. Парафраз из Черномырдина. Такое усугубление бессмыслицы.
М. Э. У Черномырдина было "получилось как всегда". Это констатация очередной неудачи. Дух ельцинского времени. Мы пытаемся, но опять ничего не получается. А тут уже путинский дух. Сорвалось не в очередной раз, а бесповоротно. Никакой надежды. Всеобщий пофигизм. Фраза припечатывает эпоху нулевых – семантическим нулем.
А. А. Ибо не фиг еще сюда же…
М. Э. Так власть объясняется с населением. Замечательный оксюморон, только не семантический, а стилевой. Состоит из двух стилистически не сочетаемых элементов: высокопарно-книжного "ибо" и просторечного "фиг". Это и есть язык "управляемой демократии": смесь "закона" и "понятий". Власть вежливо жестикулирует, выкладывает на стол какие-то документы, цифры: "Ибо!" А под столом пинок ногой – "не фиг!"
А. А. "Вперед, в темное прошлое…"
М. Э. Это, насколько я знаю, лозунг из Монстраций. Мне больше нравится другая фраза, полностью антонимичная: "назад, в светлое будущее". Кстати, в интернете она употребляется гораздо чаще. Потому что здесь все названо слишком в лоб – "темное прошлое".
А. А. Интересно, что все фразы года безличны. Они констатируют какую-то русскую хтонь. Тут есть только несколько конкретных фраз - измени Россию, начни с Москвы, Навальный садись – пять.
М. Э. Да. Как бы перекличка внутренняя. "Начнем с Москвы!.." – и ответ: "Навальный, садись – пять".
А. А. Неологизмы. Это авторские словa, игра творческого воображения. Как в этой номинации отражается состояние общества?
М. Э. Все три слова-призера – почти синонимы. На тему науки. Точнее, ее истребления в одной отдельно взятой стране. "Десциенция", т.е. буквально обезнаучивание. "ПроФАНация науки". Это от ФАНО, Федерального агентства по научным организациям, которому было передано руководство наукой вместе упраздненной Российской Академии наук. И "наукопомрачение" (по аналогии с "умопомрачением"). Научное сообщество, каковым является Экспертный совет нашего конкурса, живо отозвалось на эту катастрофическую веху минувшего года.
А. А. А почему "неофразой" года, т.е. авторским фразеологизмом, оказалась "вдохновенная пошлость"?
М. Э. Неофраза – это впервые сочиненное словосочетание, которое раньше не встречалось в интернете. Хотя "вдохновение" и "пошлость" вроде бы имеют противоположный смысл, именно их оксюморонное сочетание указывает на новое восприятие того стиля, который сложился, например, у вдохновенных идеологов "грядущего миропорядка", у евразийцев, неофашистов и необольшевиков. Тексты А. Проханова. Э. Лимонова, А. Дугина переполнены таким зашкаливающим "вдохновением", которое со стороны, на фоне нашего трезвеющего и скучнеющего времени, все больше воспринимаются обществом как пошлость, как пустопорожняя риторика.
А. А. Номинация Антиязык: враги православия, иностранный агент, люди определенной национальности. Новые бюрократические клише.
М. Э. Эта номинация как раз и призвана фиксировать пропагандистские, агрессивные конструкции, извращающие смысл слов и понятий. Антиязык вносит раскол в общество, унижает достоинство человека под видом возвеличения каких-то патриотических или религиозных идеалов. Страшные слова: угрозы, окрики, разоблачения. В советское время - "бывшие люди", "кулацкий элемент", "враг народа", "космополит", "лицо еврейской национальности"… Эта рубрика "антиязык", увы, никогда не пустует, наоборот, как раковая опухоль, разрастается и пожирает язык… Тут нельзя не сказать еще об одном выражении, которое прислала Татьяна Щербина: больше ада…
А. А. Я сам им пользуюсь часто. Стало фактически самым популярным, частоупотребимым… Слово "ад" - очень сильное. Очень мало осталось сильных слов, а оно короткое и емкое, очень звонкое. Это довольно странно для страны, в которой велась активная антирелигиозная пропаганда. В просторечии слово ад точно не употреблялось. И вдруг вышло наружу.
М. Э. Я вообще думаю, что выход слов с очень сильным религиозным смыслом в разговорную речь - это то, что нам придется в ближайшие годы пережить. Сатана, дьявол, антихрист, геена огненная, скрежет зубовный… В основном негативные слова, с инфернальным и апокалиптическим привкусом.
А. А. Это реакция на насильное внедрение пряничной религиозности?
М. Э. Да. Подростки под воздействием церкви и школы уже знакомятся с этими словами – и по-своему соотносят их с реальностью. Происходит скандальная сцепка… Молодежный язык старается действовать наиболее энергичным образом – сочетать наименее сочетаемое. И поэтому такие вроде бы архаические слова обладают наибольшей семантической энергией вхождения в язык. Распространяется поп-религия, поп-церковь – и соответственно поп-религиозный язык.
А. А. Выражение Больше ада, или горите в аду – это универсальное окончание для любого текста в русском Фейсбуке: либо вот как-то так, либо горите в аду.
М. Э. Это тоже свидетельство сглаживания, опривычения антинормы в этом году. Стабилизации перевернутого общества. "Как-то так… одним словом – ад". Антипорядок установлен. Пауза, остановка. Когда уже страшно, но по инерции еще смешно. В 2012 г. было ощущение начавшихся перемен. Была Болотная. Были слова "бури и натиска". Вообще современный русский - язык не столько мысли, рассуждения, сколько чувств и оценок, встрясок и потрясений. Но 2013 г. – это торможение эмоциональной сферы. Без гнева и ликования. Преобладает интонация вялого отбрехивания, ленивого и безнадежного сарказма. Уровень эмоциональности близок к нулю.
А. А. В этом есть еще что-то вроде режима самоуничтожения смыслов.
М. Э. Помню, что в комментариях к одному из предыдущих конкурсов я писал, что язык как бы выпрыгивает из своей смысловой оболочки. Что все слова накалены. Сверхнапряжены. Что язык выражает истерическое состояние общества, которое готовится к какому-то "сверх". А сейчас, я бы сказал, мы вошли в противоположную фазу: предкладбищенскую, когда все улеглось, и стало до боли понятно, в каком обществе мы живем. И с этим ничего не поделать. Даже "иначе" уже не светит, не говоря о "сверх". Все подернулось пеплом.
А.А. Не слишком ли политизированы результаты конкурса? Практически все слова – из гущи политики. Почти ничего из культуры. А если о науке, то под знаком минус, ее уничтожения.
М.Э. В российском обществе политизировано всё, кроме самой политики. В ней господствует ровная безмятежная вертикаль. Зато наука, культура, религия, общество, словесность, язык – все оказывается под властью политики, почти не остается места для чистой науки, культуры, религии, которые подчинялись бы своим собственным законам: познания, творчества, веры… Если понудить человека к воздержанию, то все его восприятие мира окажется интенсивно эротическим. В самых невинных вещах будут чудиться нескромные намеки. Вот так и вынужденное воздержание от прямой политики, невозможность свободной политики приводит к "густопсовой" политизации всего общественного пространства.
А. А. Итоги года по традиции подводятся к концу ноября. А случилось ли в нынешнем декабре нечто, что войдет в копилку следующего года?
М. Э. Конечно. Словесный портрет общества рисуется у нас на глазах – и нашими руками. "Амнистия", "освобождение Ходорковского", "помилование", "православный ресторан" и "голубое лобби" - это уже первые штрихи 2014 г. Мне кажется, у общества появятся новые поводы для сильных эмоций и новые знаки экспрессии. Но вообще-то язык отражает общество не как зеркало, а как спарринг-партнер. Отражает удары, наносит свои, передразнивает, нападает, бросает вызов...
Беседовал Андрей Архангельский
Комментариев нет:
Отправить комментарий