В чём ошиблись Клара Цеткин и Роза Люксембург
Скоро человечество сможет отметить юбилей – 100 лет женского равноправия. Некоторое неудобство состоит в том, что точной даты нет. Женщины начали работать вне дома после Первой мировой войны. И работают почти 100 лет. Большой срок. Массовый эксперимент. Пора подвести итоги.
Чего женщины достигли в профессиональной сфере? Ответ: да ничего особенного. На первый взгляд кажется странным и возмутительным: столько вокруг докторов наук, не говоря о кандидатах, начальниц департаментов, одних федеральных министров вон несколько голов. И это, по-вашему, ничего особенного?
Да, это и есть ничего особенного.
Ни одна женщина не стала выдающимся – без натяжки – учёным. Не женщиной-учёным, а великим учёным, и притом женского пола. Улавливаете разницу? Нет таких. Может быть, великим философом? Писателем? Художником? Ну, таким, чтоб номер один? Нет таких. Может, политиком кто-то стал? И этого нет.
Максимум максиморум женщина становится НЕ ХУЖЕ мужчины. Пришёл бы самый обычный более-менее рядовой мужичонка на это место и сделал бы то же самое. А носятся с этой якобы великой дамой не потому, что она сделала что-то особенное, а просто потому, что – надо же! – она женщина. Вот, пожалуйста, женщина-математик Софья Ковалевская. Титул, кстати, смешной, нелепый и даже обидный. Не математик, а именно «женщина-математик».
Женщины – неплохие преподавательницы, журналистки. Преподавателей и журналистов Хайек очень правильно называл «торговцами подержанными идеями». Вся женская продукция – вторична и подражательна. Впрочем, не только идеями торгуют женщины вполне успешно – они вообще хорошие торговцы. Они инстинктивно владеют искусством обольщения, а продажа – это всегда акт обольщения.
А заплачено за эти – скромные! – достижения ни много ни мало – ВЫМИРАНИЕМ БЕЛОГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.
Преувеличение? Да какое уж тут преувеличение, когда налицо, скорее, преуменьшение. Во ВСЕХ развитых странах с преобладанием белого населения наблюдается депопуляция. А если взять не всё население, включающее в себя гастарбайтеров и их потомков, а только исконное белое, то картина получится и вовсе пугающая.
Важнейшим и нагляднейшим демографическим параметром является очень простая и легко понятная цифра – количество детей, рождённых одной среднестатистической женщиной за всю её женскую жизнь. Так вот и у русских, и у немцев, и у французов эта цифра недотягивает до двух. У американцев чуть больше двух, но, уверена, если посмотреть показатели не в целом, а по WASP, то выйдет гораздо меньше. Чтобы всего лишь заместить родителей, надо твёрдо родить парочку, ну и поработать за тех, кто не родил вообще или ребёнок погиб, и т.п.
Наличие детей и их количество – это часть обобщённого представления о желанном и престижном образе жизни современной женщины и вообще современного человека.
В моём поколении, в 70–80-е годы, иметь детей числом больше двух считалось НЕПРИЛИЧНО. Продвинутые, те, кто сейчас именуется «креативным классом», имели мало детей. Это был своего рода социальный стандарт, показатель продвинутости, причастности к высшим ценностям. Мол-де, я не хавронья, не крольчиха какая-нибудь, у меня развитые культурные интересы.
Именно таким простым способом объясняется то, что многим кажется какой-то таинственной загадкой: разрухи, войны, голод-холод – а бабы рожают. Стало гораздо сытнее и теплее – бабы рожать перестали. А рожать они перестали потому, что их интересы сместились на другое поле. И то, что происходит дома, стало казаться скучным, плоским, банальным и недостойным того, чтобы на это тратить силы.
Не этим самоутверждается современная женщина.
Это ведь стратегически важно: чем человек самоутверждается. Если ЭТО престижно, вынести трудности – легко. Мало того, если ЭТО престижно – трудности легки и сладки. А вот если это не престижно, то даже умеренные затруднения кажутся невыносимой докукой.
В «Анне Карениной» есть эпизод: Долли с детьми (их, кажется, шесть) возвращается из церкви. Они все наряжены, она ими гордится и рада, что подъехавший Левин «видит её во всей её славе» – так сказано в тексте. То есть много детей – это предмет гордости, это её самоутверждение. Достижение. Других достижений тогда у неё быть не могло.
Ну и конечно, сидеть за компьютером – менее ответственно и энергозатратно, чем воспитывать нескольких детей.
А поскольку люди обычно выбирают то, что более престижно и одновременно что менее энергозатратно, совершенно понятно, что женщины выбирают карьеру, а не семью. Придумать и объяснить, почему так – очень просто. Зачем же я училась? Ведь у меня такая ценная профессия. Как мы проживём на одну зарплату? Я тоже хочу усовершенствоваться и расти, а не сидеть в четырёх стенах. И все эти объяснения не лишены разумности. Вполне резонные объяснения.
Но народ при этом вымирает.
Только вот не надо вилять – что-де можно совместить одно с другим, зачем противопоставлять, можно всё успеть и суметь… Нельзя! Одного-двух детишек ещё как-то можно воспитать между делом, а трёх и больше – не выйдет. Да и НЕ БУДЕТ она, работающая и делающая карьеру, рожать троих.
Вот такая цена была заплачена белым человечеством за эмансипацию, равноправие, женское образование, сознательное материнство и прочие замечательные вещи. Как невиннейшая засвеченная фотопластиночка привела человечество впоследствии к атомной бомбе, точно так и хорошие, правильные и вполне невинные идеи Клары Цеткин и Розы Люксембург привели к бомбе другого рода, которая к тому же уничтожает людей без лишнего грохота и радиационного загрязнения местности – так, знаете, деликатно и незаметно.
Тут, как мне кажется, многие не понимают одной фундаментальной вещи. Демократическая риторика приучила людей воображать, будто благо народа – это сумма благ отдельных людей. То есть если Ивану, Петру, Марье, Анне – хорошо и удобно, то автоматически (средневековый схоласт сказал бы ipso facto) это составляет благо народа. На самом деле это вовсе не так, хотя хотелось бы, чтобы было так, и всякие там кандидаты в депутаты врут, что так оно и есть. А оно – не так.
Отдельный человек живёт свою маленькую, короткую по историческим меркам жизнь и, конечно, хочет прожить её полегче и поприятнее. Но для того, чтобы сохранилось и расширилось общее – народ, – приходится жертвовать приятностями отдельных людей ради общего. Народ – это не только ныне живущие люди, это некое, как говорили в XIX веке, «историческое тело», это некая коллективная личность, чей век не 70 лет, а тысяча и больше. Эта личность имеет свои – исторические – задачи, амбиции, она мечтает о расширении своего присутствия и влияния в мире. Она, как и отдельный человек, мечтает о силе, славе, влиянии. Или не мечтает. Но так или иначе у народов есть некие исторические призвания, роли, как отдельный человек может быть призван к роли художника или учёного.
Я не склонна обсуждать сейчас мировую роль России, но совершенно очевидно: какова бы она ни была – для её осуществления нужны русские люди. Если русские люди заместятся другими людьми – это будет другая история, другой народ и всё другое. Вот этому историческому образованию – народу в истории – и подчинены жизни отдельных людей. Возвращаясь к «женскому вопросу», можно сказать: для каждой тётеньки быть эмансипэ удобно и приятно, а для народа – убийственно.
Кто-то может сказать: а мне наплевать на народ, историю и всё прочее, я хочу реализовать свою неповторимую личность. Ну что ж, это тоже позиция. Хорошо об этом сказал «человек из подполья» Достоевского: мир пропадёт или мне сегодня чаю не пить? Пускай лучше мир пропадёт, заключает герой. Таков его выбор. Собственно, по факту такую позицию занимают большинство жителей продвинутых и прогрессивных стран. Французы, англичане постепенно и незаметно сдали свои страны и культуры пришлым народам. В качестве анестезии перед смертью им предложили учение о толерантности, мультикультурности и политкорректности.
Что я предлагаю? Бабья дорога – от печки до порога? Ну это как понимать… А мужик-то крестьянин, что – в Нью-Йорк летал, пока его половина топталась от печки до порога? Эта поговорка всего-навсего говорит, что главное дело женщины – дома. Её дело – дети. Надо пропагандировать роль матери. Показывать, как это интересно, какая это творческая работа – воспитывать детей. Сегодня воспитывать детей не умеет практически никто. Прежде всего по той простой причине, что детей очень мало. В окружающей среде практически нет ОПЫТНЫХ родителей. Один-два – не количество. Вообразите прораба, который построил один дом. Или журналиста, написавшего одну статью. Того и другого мы по справедливости назовём начинающим, стажёром, но уж никак не знатоком и умельцем. А ведь это тоже технология – воспитание.
Посмотрите, как грубо, скучливо говорят с детьми молодые мамашки на улицах и в супермаркетах. Буквально «стой тут» и «заткнись». Дети им докучны, они мешают, без них было бы лучше. Нет, они так не думают, в таких вот словах, но факты свидетельствуют именно об этом. Почти никто не умеет общаться с детьми, рассказывать им что-то. ЖИТЬ с детьми не умеют. Нахождение с детьми – это ощущается как время, вычеркнутое из жизни, некая антижизнь. Надо отбыть нумер – ну она и отбывает. А вообще-то хорошо бы его куда-нибудь сдать – в лагерь, что ли, какой-нибудь… Если есть средства послать в заграничный лагерь – это снимает все вопросы и, главное, излечивает от ноющего чувства вины: что-то я не так делаю. От детей откупаются, вернее, не от детей, а от своего подсознательного чувства вины. Отсюда большие траты на них, бесконечные поездки, то-сё.
Научиться молодой матери не у кого. Её мать была такой же. Учить чему-то детей? Да я что – каторжная? Вот заплатить за суперпрестижную школу или учителю – это можно, если деньги есть. Я лично учила обоих детей иностранным языкам сама. И довольно успешно. Так вот в своём окружении я больше таких примеров не знаю. Есть даже теория, что именно учить ребёнка мать не должна, это не её роль. Хотя Ушинский писал свою азбуку в расчёте на то, что учить по ней будет именно мать, дома. И во многих семьях к гимназии готовили дома матери. То есть начальную школу проходили дома.
Многие считают, что материнский труд должен оплачиваться. Я не знаю, есть ли на это средства, если есть – можно было бы что-то подкинуть. Но просто деньгами дела не решишь. Всё равно работать вне дома будет проще и наваристее. Кстати, об оплате. Когда-то мужчине платили зарплату больше, чем женщине, за равный труд. Потом феминистки добились: за равный труд – равную зарплату. И никто не вспоминает: а почему раньше-то мужику платили больше? Ну, принято считать, потому что не было прогресса и прав личности. А на самом деле предполагалось, что мужик содержит семью. В его получке была доля жены и детей. А женщина, считалось, раз работает – значит, одиночка, ей содержать никого не надо.
И – главное – пропагандировать, пропагандировать материнскую роль. Сделать её престижной. Ох, непросто… Но можно. Надо показать, как она замечательно интересна, эта роль. Какое это увлекательное занятие. Неинтересное сегодня можно превратить в интересное завтра.
Интересность – вообще понятие историческое и социальное, а не чисто психологическое. В моей молодости работа в банке считалась верхом убогости и занудства. Потом всё дивным образом переменилось и вдруг стало необычайно интересно, увлекательно, амбициозно, современно. Главное – престижно.
Конечно, взрослых тёток ты не «перекуёшь», но если взяться за школьниц-младшеклассниц – вполне даже возможно.
Нормальная, среднестатистическая девчонка должна готовиться к роли мамы. Исключения всегда будут, но это уж какие-то особо талантливые, которые пойдут по профессиональной стезе. Кстати, помогать им не нужно, даже полезно слегка мешать. Если чего-то стóит – пробьётся. Единицы погоды не сделают. Остальные готовятся к роли жены и мамы.
Вот, собственно, что надо сделать, если хотим сохраниться. Ну а нет – на нет и суда нет.
Татьяна ВЛАДИМИРОВА
Я бы ещё добавил, что в начале ХХ века ЗАВОДСКОЙ (не фабричный) рабочий вполне мог очень прилично содержать достаточно большую семью. Зарплата была от 60 рублей. (если считать через золото это больше 120000 нынешних). После того, как и женщины пошли работать, стало трудно вдвоём содержать семью с одним ребёнком. Это что? Так наши потребности возросли? Или производительность труда упала?
Я бы ещё добавил, что в начале ХХ века ЗАВОДСКОЙ (не фабричный) рабочий вполне мог очень прилично содержать достаточно большую семью. Зарплата была от 60 рублей. (если считать через золото это больше 120000 нынешних). После того, как и женщины пошли работать, стало трудно вдвоём содержать семью с одним ребёнком. Это что? Так наши потребности возросли? Или производительность труда упала?
Комментариев нет:
Отправить комментарий