Великая покерная колода

     Ужасным языком написанная статья, подкрепляющая главную идею "однаковцев" о Большой игре и её приводных ремнях.

Лусинэ Бадалян, Виктор Криворотов

Глобальное собирание земель на сломе эпох

Только ленивый не ждет сегодня войны с Ираном. Израиль, США, их суннитские и западые союзники твердо намерены остановить ядерную программу ИРИ. Но до президентских выборов в Америке, которые состоятся в ноябре этого года, такая война выглядит нереалистичной, и бряцание оружием носит скорее психологический характер — как блеф в покере. Анализируя ситуацию на Ближнем Востоке, нельзя не учитывать, что есть на удивление жесткие функциональные исторические схемы, которые работали в подобных ситуациях последние пару тысяч лет.

Новая карта мира
Как ни странно, Иран — всего лишь разменная фишка в очередном эпизоде «большой игры». Идет процесс формирования новой карты мира, крупных мировых регионов, будущих актеров XXI века, где шиитский мир — потенциально важнейшая часть евразийского региона, наравне со Средней Азией. Ему противостоит суннитский мир, бывший-будущий халифат, основная проблема которого — переварить или обезвредить свое же шиитское население или же преобразовать свои средневековые институты, чтобы суметь интегрировать его в себя. Китай — на пути роста суннитов, поскольку его уйгурские территории, вероятно, наряду с Тибетом, наиболее богатая территория освоения. Россия в этой игре — одна из самых крупных фишек. В настоящее время, как будет показано ниже, в числе борющихся за выживание. Она либо перерастает в Евразию и приобретает адекватный для современности размер или исключается из числа значимых игроков и становится элементом ландшафта, где не ей, а сильным мира сего определять ее дальнейшую судьбу. То же самое касается Турции. Либо она хозяйка Азербайджана, прежде всего иранского, а также по дефолту Кавказа, или же непонятно что — вплоть до интегрированной части будущей Евразии.

Итак, говорим ядерная угроза со стороны Ирана, а подразумеваем нечто совсем другое, будущий расклад сил XXI века и его основных игроков. Является ли ядерная угроза со стороны Тегерана более реальной и ужасной, чем, например, со стороны Пакистана, где под вопросом государственная стабильность и вполне возможен переход контроля над военным атомом в руки «плохих ребят»? Или другая тема: как себя чувствует Иран рядом с ядерным Израилем, все более активно сотрудничающим с суннитами, прямыми врагами ИРИ?

На фоне этого расклада в глаза бросается прежде всего парадокс: происходящий на наших глазах резкий скачок политического влияния доминанта и одновременно ограничение прямой военной мощи, снятие военного присутствия и отвод войск из проблемных регионов (Афганистан, Ирак и т. п.). Переход на значительно более ограниченные цели, новые тактические приемы и т. п. предполагает большую осмотрительность, но также и большую зависимость доминанта от союзников. А союзников не выбирают, есть только те, каких Бог послал. В самом деле, сравните эффектные, но крайне дорогостоящие «шок и трепет» (Shock and Awe) нефтяника Буша и опору на местные силы недовольных общественного активиста (community activist) Обамы.

Осталось незамеченным, что второе намного дешевле и, между прочим, значительно эффективнее, чем первое. Конечно, задачи намного проще и ограниченнее — типа построения кольца военных баз в стратегически важных глобальных точках в противоположность переустройству завоеванных стран по западным образцам, которого требовали бушисты. Но подумайте: разве в Америке комуто и вправду важно, как живут и во что верят жители далекого Афгана? Кроме того, с местными союзниками не так-то просто совладать, одни и те же слова могут пониматься совершенно поразному. Еще со времен Византии известно, что самый простой способ войны — подкуп. А важность окольцовывания мира своими базами понимали все доминанты — от Рима до Британской империи. Инициативой на местах управлять непросто, но наличие ее может значительно облегчить дело (см. победу в Ливии по дешевке, что, соответственно, расчистило плацдарм для своих коммерческих интересов и автоматически убрало чужие, включая российские).

Стратегия британского раджа
Среди популярных методов, используемых доминантом, — раскол страны изнутри, появление пятой колонны, прежде всего в лице вестернизованной элиты. Учитывая притягательность западного типа потребления, это касается практически всех периферийных элит, включая даже мулл в Иране. Они уже в возрасте, хотят спокойной жизни, имеют детей и внуков, которые стремятся учиться на Западе, некоторые даже могут держать там счета и т. п.

Коррупция в этот момент становится органичной и превращается в принципиальный рычаг давления со стороны доминанта. Именно она делает местные элиты уязвимыми, иногда парадоксальным образом на фоне активнейшей националистической, фундаментально религиозной и даже чисто антизападной риторики. Взять, к примеру, аятолл Ирана, которые при всем при том настроены более мирно, чем известный антикоррупционер Ахмадинежад. Если умелое давление на слабые места, включая тайные счета, детей в западных вузах, жен в Лондоне и Майами и пр., не достигает намеченных целей сразу же, никто не мешает доминанту сделать следующий шаг. Заполучив союзников внутри страны, можно простимулировать гражданскую войну, а это война «по дешевке», где за твои идеалы умирают другие.

Такую стратегию можно условно назвать британским раджем. Конечно, в истории много примеров завоевателей, вошедших в страну с помощью пятой колонны. Однако только британцы поставили эту технологию на широкую ногу и сумели вырасти в доминанта почти исключительно на базе этого принципа, успешно применявшегося в массовых масштабах и на огромной мировой территории. Это позволило Британии, небольшой европейской стране с ограниченным ресурснодемографическим потенциалом, стать глобальным доминантом XIX века, империей, над которой никогда не заходило солнце.

Технология формировалась постепенно, начиная от захвата Бенгалии в 1757 году в борьбе против французско-бенгальской коалиции. Британцы взяли Бенгалию руками самих же индийцев под командованием британского офицера, средней руки сотрудника Ост-Индской компании. Потом вымуштрованные войска сикхов воевали за империю на всех континентах, а индийские вольные трудбатальоны строили имперскую колониальную инфраструктуру на всех континентах, вплоть до Африки, где с тех пор осталось значительное индийское население.

Основной трюк, отработанный в системе британского раджа, состоит в том, что доминант воюет руками местного контингента, опираясь на лояльность местной элиты, как правило, предельно коррумпированной. На практике такой подход идеально работает на уровне племенных структур, где соседние племена — непримиримые враги, готовые воевать друг с другом до победного конца. Появление более интегрированных крупных структур типа национальных государств резко снижает эффективность технологии. Тем не менее почти всегда остается некое пространство для маневра за счет использования вкраплений инородных и недоинтегрированных структур, как поля для разжигания внутриэтнической вражды.

Это нечто вроде троянского коня — обнажает слабые места периферии и дает опорную точку внутри для враждебных внешних сил. Тем самым лояльность населения становится основой самозащиты периферии, особенно богатой ресурсами.

Химера глобализации
Технически войны нового времени на излете глобализации предполагают самые невероятные сочетания, которые известный британский историк Нилл Фергюсон, описывая сотрудничество США и Китая, остроумно назвал химерой глобализации. Масштаб задачи огромен — контроль над глобализующимся миром. Это намного превышает возможности дряхлеющего доминанта и толкает его на сращивание с местными силами. Старый лев, может, и лишился зубов, но это заставляет его использовать мозги — он намного умнее и опаснее молодого.

Тому есть немало примеров. Ассиро-Вавилонская империя, например, дошла до того, что перешла на арамейский язык, то есть приняла язык пришлых кочевников, которые осели в империи. Или Византия, которая отбила арабов, реорганизовав себя в структуру фемов и взяв на службу турок. Ровно этот же прием был использован Наполеоном, принесшим идеалы фратернитэ и эгалитэ в Европу. Германия и Польша встречали его цветами и восторгом и охотно воевали за доминанта, массами записываясь в его войска.

Можно привести еще множество примеров, но тенденция ясна. В этот момент, где-то в середине процесса глобализации, стареющий доминант уже перенапрягся от разорительной необходимости контролировать весь мир. В качестве дополнительной опции он впускает в себя инородное тело. С одной стороны, за него коррумпированные местные режимы, с другой — он приносит знамя свободы люмпенизированным низам. Жизнь доминанта тем самым продлена за счет значительного ослабления военного бремени, которое в условиях, когда одному приходится контролировать весь мир, становится практически неподъемным.

Впоследствии, конечно, придется за это заплатить. Будущий могильщик уже родился. Подобно раку, инородные вкрапления в исторической практике всегда пожирали доминанта изнутри. Тем не менее дорогой ценой, но он покупал себе еще десятилетия жизни.

Суннитское «новое время»
Однако любое, сколь угодно тлетворное влияние из-за рубежа полностью неработоспособно в отсутствие реальных проблем в самой стране. Так что речь на самом деле идет о критических процессах, которые позволяют внутренним и внешним союзникам на день использовать друг друга в определенных целях, даже являясь непримиримыми врагами по всем прочим позициям. Крайний пример представляет собой парадоксальное, но успешно развивающееся сотрудничество исламских фундаменталистов с США. Оно активизировалось после физического уничтожения неудобного аристократа бен Ладена с его идеалистическими целями борьбы с «империей зла». Его менее идеологизированные наследники ставят себе прагматические задачи борьбы с шиитами, которые рядом и которые реально мешают в процессе институционального воссоединения огромного суннитского мира. А это важно, поскольку становится одним из ключевых процессов современности, характеризующим один из потенциальных будущих регионов роста. Именно в этом истоки и другого, тоже совершенно неправдоподобного, но все более явственного союза между Израилем и фундаментальным исламом.

Корни сегодняшнего сотрудничества фундаментального ислама и Запада можно найти в годы деяний Лоуренса Аравийского — друга аристократических суннитских шейхов, гордых всадников пустыни. Британская элита чувствовала с ними сословное родство, которое усиливалось общим презрением к фанатичному и грязному шиитскому плебсу. Однако сунниты оставались на протяжении веков разрозненными племенными образованиями. Что же произошло и с чем связаны мощные интеграционные процессы, которые перекраивают сегодня весь регион?

В парадоксальном союзе с бывшими-теперешними врагами, Западом и Израилем, в борьбе с шиитским ареалом вкрапления формируется ново-старый, староновый арабский мир, центром которого, вполне естественно, становится Саудовская Аравия. Это колоссальный регион с общим языком и религией, значительными средствами на начальные инвестиции, огромными энергетическими ресурсами и, самое главное, колоссальной пустой территорией, потенциально поддающейся освоению с помощью современных технологий. (Прежде всего это пустыни типа Руб ал Халь, значительный опыт освоения которых наработан Израилем.)

Для того чтобы понять процессы, происходящие сейчас на Ближнем Востоке, придется обратиться к эпохе между Средневековьем и Новым временем, когда аналогично мощные интеграционные процессы включились в Европе. Вместо графств, баронств, городов-государств и т. п., которые составляли основной политический ландшафт континента, наметилось становление крупных национальных государств типа Англии, Франции, вплоть до России.

По мере вырубки девственных лесов в Западной Европе был исчерпан потенциал роста производительности натурального сельского хозяйства. После массового мора ужасного XIV века ответом стал рост разделения труда и развитие индустрии как мощного эластификатора сельского хозяйства. В процессе технологического перелома значение индустрии как основы все более изощренного разделения труда непрестанно росло. Это, в свою очередь, предполагало становление интегрированных рынков и свободного передвижения товаров. Но было бы невозможно без появления новых, значительно более крупных игроков. Баронства и города-государства оказались обречены. Даже политическое влияние и огромное физическое богатство не спасли Флоренцию, Геную и Венецию. Они еще процветали некоторое время, но уже как часть совсем других структур. Взамен средневековой раздробленности возник новый формат национального государства как естественной институциональной оболочки для интегрированных рынков. Так с тех пор и существовало национальное государство с неприкосновенными государственными границами, с принципом невмешательства во внутренние дела, что было многократно закреплено во всех известных мировых договорах.

Технологический перелом
Впервые ведущая роль национальных государств была поставлена под сомнение в ХХ веке, где основными акторами стали США и СССР, которые и правили бал. И первое, и второе назвать национальным государством можно разве что с огромной натяжкой. Однако процесс укрупнения на этом отнюдь не остановился, а только набрал обороты.

Что же произошло? Скорее всего, повторение сценария перехода к новому времени. Точно так же, как когда-то начала стагнировать производительность сельскохозяйственного труда и потребовался эластификатор в виде индустрии, сегодня с достижением пределов индустриального разделения труда начинает стагнировать индустриальная производительность. Возникает необходимость нового эластификатора в виде бинарных технологий. Мы становимся свидетелями технологического перелома колоссального масштаба. Компьютерная революция, проникновение чипа во все области жизни и оптимизация производства за счет горизонтального транснационального разделения труда с помощью так называемых умных машин идет на смену старому, намного более вертикальному по Адаму Смиту...

Несмотря на развал СССР в последней декаде ХХ века, современные тренды указывают на дальнейшее увеличение масштаба основных игроков эпохи, чей потенциал будет определяться их способностью вырасти и составить адекватную институциональную оболочку зарождающегося разделения труда. Новые суперкрупные институты постепенно вытесняют национальное государство, основной институт современности, начиная с XVI века. Взяв на себя такие критические функции, как финансирование оборонки за счет взыскания налогов и балансирования бюджетов, оно служило естественной защитной оболочкой общенациональных рынков.

По мере постепенного истощения потенциала индустриального разделения труда в масштабе общенационального рынка в ХХ веке лидерами стали сверхкрупные страны. США и СССР уже переросли масштаб национального государства, но еще сохранили титульную нацию. Сегодня речь идет о еще более крупных образованиях типа Евросоюза, Евразийского торгового союза, ШОС. Кто там является титульной нацией, не совсем ясно, хотя культурная и языковая общность несомненна. Именно эти образования вырастают в новый ведущий социальный институт, вытесняющий национальное государство, которое на манер баронств и графств Средневековья становится неспособно защищать новое транснациональное постиндустриальное разделение труда. Четкие контуры этого института еще размыты, но влияние растет уже сейчас.

Процесс самоорганизации крупных регионов особо активно протекает на Ближнем Востоке, представляющем собой по ряду причин исключительно благодатную для этого почву. Среди них культурное и языковое единство значительного территориального региона, не поддававшегося до тех пор освоению. Такое культурно-языковое единство существует также и на другом конце планеты, в Латинской Америке, которая также активно движется к интеграции на практическом уровне.

История повторяется
Согласно теории ценозов, мы сейчас находимся в середине глобализации, ровно перед ее качественным перерождением в регионализацию. Это период структурно похожий на начало ХХ века, когда тогдашняя глобализация еще вполне продолжалась, но все более под аккомпанемент гонки вооружений и разделения мира на яростно конкурирующие блоки.

В прошлом веке в рамках процесса укрупнения по мере роста возможностей тогдашней технологии массового производства ведущими акторами стали две супердержавы, США и СССР, хозяева огромных просторов. Германия, технологии которой были никак не хуже, если не лучше, проиграла задолго до начала битвы по банальной причине отсутствия адекватных территорий освоения. Сначала это переориентировало ее технологический рост на милитаризацию, а потом, как известно, привело к военному поражению. Германия вышла из территориальных тисков лишь недавно, заполучив Евросоюз, вожделенную когдато Mitteleurope. Однако поезд к тому времени опять ушел, и размеры освоения и прежде всего ресурсная оснащенность Евросоюза оставляют желать лучшего. Этот фактор вкупе с проблемами адаптации разношерстного региона и лежит в корне сегодняшних проблем ЕС.

Новые институты и будущие субъекты истории формировались в начале века. Сегодня глобализация вновь дошла до своей срединной точки, начальная эйфория спала. Начинается поиск собственных решений, прежде всего новых территорий освоения, открывающихся с помощью современных технологий. Помимо этого, доминант ведет серию ресурсных войн — в качестве аналогии вспомним Англобурскую войну, когда доминант того времени, Британская империя, сражалась за золото и бриллианты Южной Африки. Как и в прошлом, ресурсные войны приводят к рождению химер, совершенно на первый взгляд противоестественных союзов бывшихтеперешних врагов, пришедших к соглашению на базе разграничения ролей и реструктуризации будущих регионов роста.

Нетрудно заметить, что все это вместе взятое может привести к перекройке политической карты мира, где ожидаемая война с Ираном может стать первым залпом с потенциалом перерастания в третью мировую.

Евразийские Балканы
В настоящее время Израиль и США ведут разговоры о быстрой победе — мол, будет всего несколько бомбежек, которые превратят Натану в руины и вернут ядерную программу ИРИ в начальную точку. Это кажется малоправдоподобным. Во-первых, возникает вопрос о возможности проникновения современных вакуумных бомб в реально глубокие подземные сооружения, которыми Иран, по всей вероятности, располагает и, скорее всего, встроил в горы. Во-вторых, Иран не Ливия и даже не Ирак, к тому же находится на берегу стратегически важного Ормузского пролива. Тем самым может встать вопрос о полноценной войне с Ираном, что, как сказано выше, не кажется реалистичным без внутреннего раскола страны и задействования пятой колонны. Так что единственно возможный вариант — разбудить Азербайджан, а это прямая угроза России. Россия сейчас вряд ли рассматривается как полноправный игрок. Несмотря на богатейшие территории, а также наличие технологических и исторических предпосылок для их освоения, ее размер не видится адекватным для вызовов начинающегося века, где будущие акторы спешно превращаются в гигантов. По сравнению с ними Россия или слишком маленькая, или слишком большая и имеет потенциал к дальнейшему развалу, если быстро не вырастет. Суннитский халифат на ее границе грозит затянуть в себя и Кавказ. Война с Ираном, превышающая по продолжительности месячную кампанию, невозможна без участия иранского Азербайджана, который в настоящее время кажется достаточно интегрированным и не склонным к сепаратизму. Если же удастся его зажечь, то может заполыхать и Средняя Азия, а также весь Кавказ, вплоть до Армении, кровного врага Азербайджана. А Армения, как известно, имеет договор о взаимозащите с Россией. Вспомним, что именно благодаря такому договору с братьями-сербами и началась Первая мировая война. Так что битва с Ираном — это не только вероятная угроза России. Это запал третьей мировой войны, увы, опять на российских границах и с российским кровным участием. Нужно ли это России? Очевидно, что нет.

Имеются, правда, важнейшие потенциальные союзники. Это прежде всего Китай и Индия со значительным и взрывоопасным мусульманским населением. Основная территория освоения Китая — это внутренняя Монголия, Уйгуристан и Тибет, территории, исключительно богатые минеральными и прочими ресурсами, но населенные антагонизированными народами, где только Тибет буддистский, а все остальные мусульмане. Китай уже бросает колоссальные средства на освоение этих территорий, включая большую программу построения 100 новых крупных городов.

Откажутся ли местные номады и полуномады от традиционного образа жизни, примут ли ханьский культурный комплекс как основу для внутренней интеграции? Перспективы этого совершенно неясны и могут испариться как сон в условиях пожара на границах, воспламеняющего антагонизированное мусульманское население.

Таким образом, затяжная война с Ираном может перерасти в прямую угрозу Китаю и по аналогичным причинам Индии, у которой есть свои серьезные проблемы в Кашмире. Наиболее реалистический практический ответ на эту угрозу — продолжать блокировать саму возможность войны в союзе с Китаем и Индией с использованием всех доступных дипломатических рычагов, прежде всего ООН. А в долгосрочной перспективе жизненно важно обрести соответствующий размер, стать реальным актором начинающегося века. Путь к этому (и Россия уже ступила на эту дорогу) — евразийское объединение, чем масштабнее, тем лучше. Желательно, от Адама до Потсдама. Интеграция мусульманских народов, построение единой культурной общности на основе русского языка, с принятием цивилизационных различий как основы сосуществования и с использованием осовремененного советского культурного наследия становится вопросом выживания в новой и исключительно сложной среде молодого века, развивающегося как игровое поле соперничающих гигантов.

Резко интенсифицируя собственный интеграционный процесс в рамках Евразии, к нему следует привлекать все заинтересованные стороны, вплоть до Индии и Китая, которые сами стоят перед угрозой взрыва, связанного с суннитским объединением, если таковое приобретет милитаризированную форму. Дальнейшая интеграция Евразии становится вопросом выживания. Главное, избежать войны, особенно в процессе объединения и на границах. Первая мировая война — это историческое предостережение. 

Однако