Сообщения
(первая статья цикла — «Корпорация монстров», http://myoppositopinion.blogspot.com/2012/05/blog-post_1284.html )
В прошедшем марте Россия в очередной раз отличилась в соревнованиях «Кто богаче?» — Москва обошла Нью-Йорк и стала первым городом мира по числу проживающих здесь миллиардеров, согласно ежегодному рейтингу Forbes. В российской столице проживают 79 долларовых миллиардеров (за год их число увеличилось на 21 человек), тогда как в крупнейшем городе США — лишь 58. Треть капиталов, принадлежащих самым богатым людям Европы, сосредоточена в Москве. Общее состояние богатейших людей планеты поразительным образом резко возросло, несмотря ни на какие экономические кризисы — в прошлом году оно составляло 3,6 трлн долларов, а в этом — уже 4,5.
Во время кризисов активы возвращаются к своим законным владельцам.Эндрю Меллон, американский банкир и министр финансов в 1921—1932 гг.
Во время кризисов активы возвращаются к своим законным владельцам.Эндрю Меллон, американский банкир и министр финансов в 1921—1932 гг.
2000-е годы дали российскому среднему классу — хотя можно спорить о его границах и наличии как таковом — ощущение потребительского благополучия. Даже кризис, серьезно ударивший по многим в виде сокращения зарплат, воспринимался как временная трудность на ровной дороге постоянного роста этого благополучия. Сейчас, с ростом цен на многие товары, ощущение безоблачного материального достатка испытывают все меньше людей. Особенно неуютно себя чувствуют те, кто связан ипотечным кредитом. Что уж говорить о тех миллионах россиян, которых даже с натяжкой ни к какому среднему классу отнести нельзя.
А миллиардеров вокруг нас — все больше. Что только лишний раз подтверждает: экономические кризисы, помимо прочего, являются инструментом серьезного перераспределения активов по принципу «богатые богатеют, бедные беднеют».
А миллиардеров вокруг нас — все больше. Что только лишний раз подтверждает: экономические кризисы, помимо прочего, являются инструментом серьезного перераспределения активов по принципу «богатые богатеют, бедные беднеют».
Новые экспроприаторы
«Наши миллиардеры», что отмечают и сами аналитики Forbes, заработали свои состояния «на металлах, горнодобывающей промышленности, нефти и газе». Что в глазах большей части населения России, к несчастью, никогда не сделает их капиталы и места в этих рейтингах морально легитимными (в отличие, например, от отношения к бизнесменам среднего и малого бизнеса). Несмотря на свою весьма малую осведомленность в вопросах экономики и бизнеса, население знает точно: эти люди просто удачно забрали чужое. Да, якобы ничье, государственное, неэффективно управляемое. Уже 20 лет ежедневно слышны рассказы о правильности приватизации и необратимости нашего свободного рыночного пути, о благородстве честной конкуренции. А народ не верит. Потому что не ежедневный предпринимательский труд, не строительство с нуля новых заводов и не новые технологии привели наших бизнесменов в списки Forbes. Так же как и прочие «дети» других революций — хотя такой преемственности они никогда не признают — они просто взяли то, что могли взять у прежних владельцев, уже не способных защититься.
Американский социолог и исследователь Дэвид Харви писал, что основным ощутимым достижением неолиберализма было перераспределение, а не создание нового богатства и доходов. Он назвал этот механизм «накопление путем лишения прав собственности».
Заметим, что, называя главным грехом всех революций экспроприацию и посягательство на неприкосновенную собственность — будь то собственность аристократии, зажиточной буржуазии и вообще любая другая частная собственность, — приверженцы неолиберальных идей с легкостью проделывают то же самое с госсобственностью во время приватизации. Вдумаемся в само понятие «эффективный собственник». То есть, если собственник неэффективен в рамках определенного понимания «эффективности», у кого-то появляется право отобрать эту собственность в пользу более эффективного. Но чем тогда нынешний успешный предприниматель, выселяющий какое-нибудь заводское общежитие, чтоб устроить в нем торговый центр, отличается от военного комиссара, заселяющего жителей бараков в освободившийся графский дворец, — с точки зрения последнего все эти танцевальные залы и гостиные тоже очень неэффективно использовались предыдущим собственником, сколько места пропадало зря! И то яростное отмежевание от практики предыдущих переделов собственности, имевших место в истории, становится вполне понятным, потому что если мы просто поступили так же, по праву силы, которая сегодня есть у нас, а вовсе не потому, что за нами стоит некая безальтернативная правда жизни, то это значит, что мы не уникальны, а даже банальны. И более того, завтра придут следующие — отбирать уже у нас.
Сакрализация нынешнего передела собственности под лозунгами глобализации в масштабах всего мира является инструментом моральной защиты этого передела. Не зря неолиберализм поднял на знамена упомянутые в нашей первой статье цикла (см. «Корпорация монстров», «Однако», 2011, №9) идеи Айн Рэнд или Милтона Фридмана — подобно несостоявшемуся фукуямовскому «концу истории» нынешние экономические схемы хотят изобразить финальным перераспределением активов или в крайнем случае предпоследним актом перед финальным переделом, повторяя уже который десяток лет слова Тэтчер о том, что There is no alternative — альтернативы нет.
И как мы уже писали в прошлой статье, для легитимизации вполне обычного — и, как показывает опыт истории, скорее всего, отнюдь не последнего — передела ресурсов используется риторика свободы. Но ее же используют и при любых других революциях и прочих переделах: все идут «брать свое» под лозунгом борьбы против тирании — просто для одних это тирания государства, для других — монархии, для третьих — буржуазии, а для кого-то — тирания черни и быдла.
«Наши миллиардеры», что отмечают и сами аналитики Forbes, заработали свои состояния «на металлах, горнодобывающей промышленности, нефти и газе». Что в глазах большей части населения России, к несчастью, никогда не сделает их капиталы и места в этих рейтингах морально легитимными (в отличие, например, от отношения к бизнесменам среднего и малого бизнеса). Несмотря на свою весьма малую осведомленность в вопросах экономики и бизнеса, население знает точно: эти люди просто удачно забрали чужое. Да, якобы ничье, государственное, неэффективно управляемое. Уже 20 лет ежедневно слышны рассказы о правильности приватизации и необратимости нашего свободного рыночного пути, о благородстве честной конкуренции. А народ не верит. Потому что не ежедневный предпринимательский труд, не строительство с нуля новых заводов и не новые технологии привели наших бизнесменов в списки Forbes. Так же как и прочие «дети» других революций — хотя такой преемственности они никогда не признают — они просто взяли то, что могли взять у прежних владельцев, уже не способных защититься.
Американский социолог и исследователь Дэвид Харви писал, что основным ощутимым достижением неолиберализма было перераспределение, а не создание нового богатства и доходов. Он назвал этот механизм «накопление путем лишения прав собственности».
Заметим, что, называя главным грехом всех революций экспроприацию и посягательство на неприкосновенную собственность — будь то собственность аристократии, зажиточной буржуазии и вообще любая другая частная собственность, — приверженцы неолиберальных идей с легкостью проделывают то же самое с госсобственностью во время приватизации. Вдумаемся в само понятие «эффективный собственник». То есть, если собственник неэффективен в рамках определенного понимания «эффективности», у кого-то появляется право отобрать эту собственность в пользу более эффективного. Но чем тогда нынешний успешный предприниматель, выселяющий какое-нибудь заводское общежитие, чтоб устроить в нем торговый центр, отличается от военного комиссара, заселяющего жителей бараков в освободившийся графский дворец, — с точки зрения последнего все эти танцевальные залы и гостиные тоже очень неэффективно использовались предыдущим собственником, сколько места пропадало зря! И то яростное отмежевание от практики предыдущих переделов собственности, имевших место в истории, становится вполне понятным, потому что если мы просто поступили так же, по праву силы, которая сегодня есть у нас, а вовсе не потому, что за нами стоит некая безальтернативная правда жизни, то это значит, что мы не уникальны, а даже банальны. И более того, завтра придут следующие — отбирать уже у нас.
Сакрализация нынешнего передела собственности под лозунгами глобализации в масштабах всего мира является инструментом моральной защиты этого передела. Не зря неолиберализм поднял на знамена упомянутые в нашей первой статье цикла (см. «Корпорация монстров», «Однако», 2011, №9) идеи Айн Рэнд или Милтона Фридмана — подобно несостоявшемуся фукуямовскому «концу истории» нынешние экономические схемы хотят изобразить финальным перераспределением активов или в крайнем случае предпоследним актом перед финальным переделом, повторяя уже который десяток лет слова Тэтчер о том, что There is no alternative — альтернативы нет.
И как мы уже писали в прошлой статье, для легитимизации вполне обычного — и, как показывает опыт истории, скорее всего, отнюдь не последнего — передела ресурсов используется риторика свободы. Но ее же используют и при любых других революциях и прочих переделах: все идут «брать свое» под лозунгом борьбы против тирании — просто для одних это тирания государства, для других — монархии, для третьих — буржуазии, а для кого-то — тирания черни и быдла.
Приемы накопления
Английский поэт XIX века Мэтью Арнольд говорил, что свобода — это прекрасная лошадь, но куда вы собираетесь на ней поехать? Лошадь неолиберальной экономической свободы успешно везет своих хозяев, а с ними и безальтернативно всех остальных, в сторону общества максимального неравенства. И все еще очень доброжелательно настроены по отношению к этой схеме, если мы полагаем такое неравенство естественным следствием нынешних схем. При более пессимистичном взгляде смело можно признать его не следствием, а целью. Потому что если Дэвид Харви и другие критики неолиберализма правы в своих догадках, то мы имеем дело уже даже не с переделом собственности или капиталов, а с переделом власти: «Я интерпретирую это слово [«неолиберализм»] как классовый проект, замаскированный массой разнообразной неолиберальной риторики об индивидуальной свободе, персональной ответственности, приватизации и свободном рынке. Все это было предназначено для реставрации и консолидации власти класса, а в этом отношении неолиберальный проект добился большого успеха».
Под лозунгами постиндустриального мира знаний и профессиональной реализации на свободном рынке мы по факту уже получили рядом со стеклянными небоскребами новое средневековье в виде безграмотных и полудиких гастарбайтеров, экономической и культурной деградации целых регионов — как вокруг России, так и в ее глубинке — до состояния, когда человек теряет человеческий облик.
Те же контрасты скрываются и в экономике. О какой честной конкуренции можно говорить, когда российская приватизация шла под звуки выстрелов, когда одни «эффективные собственники» избавлялись от других, менее удачливых. Маркс писал, что эпоха первоначального накопления капитала характеризуется «примитивными» и «первобытными» приемами накопления богатства. Здесь можно добавить — на всех уровнях. Кто-то «накапливал» с помощью залоговых аукционов огромные заводы, кто-то — палатки у метро, «черные риелторы» экспроприировали квартиры одиноких стариков и инвалидов, избавляясь от ненужного «обременения».
Безусловно, были и есть предприниматели, создающие новое богатство. Но в основе нынешней системы лежит нерегулируемый захват чужого, произведенный без всяких правил — и в отличие от революций, когда «бедные» шли отбирать у «богатых», никаких, даже иллюзорных, моральных оправданий на этот раз не было. И он продолжается, пусть и не в таких диких формах.
Английский поэт XIX века Мэтью Арнольд говорил, что свобода — это прекрасная лошадь, но куда вы собираетесь на ней поехать? Лошадь неолиберальной экономической свободы успешно везет своих хозяев, а с ними и безальтернативно всех остальных, в сторону общества максимального неравенства. И все еще очень доброжелательно настроены по отношению к этой схеме, если мы полагаем такое неравенство естественным следствием нынешних схем. При более пессимистичном взгляде смело можно признать его не следствием, а целью. Потому что если Дэвид Харви и другие критики неолиберализма правы в своих догадках, то мы имеем дело уже даже не с переделом собственности или капиталов, а с переделом власти: «Я интерпретирую это слово [«неолиберализм»] как классовый проект, замаскированный массой разнообразной неолиберальной риторики об индивидуальной свободе, персональной ответственности, приватизации и свободном рынке. Все это было предназначено для реставрации и консолидации власти класса, а в этом отношении неолиберальный проект добился большого успеха».
Под лозунгами постиндустриального мира знаний и профессиональной реализации на свободном рынке мы по факту уже получили рядом со стеклянными небоскребами новое средневековье в виде безграмотных и полудиких гастарбайтеров, экономической и культурной деградации целых регионов — как вокруг России, так и в ее глубинке — до состояния, когда человек теряет человеческий облик.
Те же контрасты скрываются и в экономике. О какой честной конкуренции можно говорить, когда российская приватизация шла под звуки выстрелов, когда одни «эффективные собственники» избавлялись от других, менее удачливых. Маркс писал, что эпоха первоначального накопления капитала характеризуется «примитивными» и «первобытными» приемами накопления богатства. Здесь можно добавить — на всех уровнях. Кто-то «накапливал» с помощью залоговых аукционов огромные заводы, кто-то — палатки у метро, «черные риелторы» экспроприировали квартиры одиноких стариков и инвалидов, избавляясь от ненужного «обременения».
Безусловно, были и есть предприниматели, создающие новое богатство. Но в основе нынешней системы лежит нерегулируемый захват чужого, произведенный без всяких правил — и в отличие от революций, когда «бедные» шли отбирать у «богатых», никаких, даже иллюзорных, моральных оправданий на этот раз не было. И он продолжается, пусть и не в таких диких формах.
Бедные спонсируют богатых
Но может быть Россия просто такая страна, что хорошие правила привели к нехорошим результатам? Писал же Алан Гринспен, что Россия — типичный пример того, как порочная система невыполнения законов и коррупции искажает правильную идею свободного рынка? Однако примеры других стран, «осчастливленных» либеральными реформами, не позволяют с этим согласиться.
Еще на заре перехода экономик США и Великобритании на неолиберальные рельсы, в начале 80-х годов, под «невидимую руку рынка» попала Мексика: ее долги, возникшие вследствие новых финансовых правил, введенных США, согласились списать взамен на структурные реформы — сокращение социальных расходов, слабое трудовое законодательство и приватизация. Потом МВФ еще неоднократно проделывал подобные процедуры с развивающимися странами. «Пример Мексики показал наличие одного ключевого различия между либерализмом и неолиберализмом: при первом кредиторы несут убытки, возникающие вследствие плохих инвестиционных решений, тогда как при последнем заемщиков заставляют государственными и международными силами взять на себя издержки, связанные с выплатой долга, независимо от последствий для жизни и благосостояния местного населения. Если для этого требовалась продажа по дешевке активов иностранным компаниям, то так и делалось. С этими нововведениями на финансовых рынках на глобальном уровне система неолиберализма, по сути, приняла свою окончательную форму», — пишет Харви.
Сегодня можно сказать, что итогом действий МВФ практически во всех «переходных экономиках» стал переход собственности к новым владельцам. Так произошло в Ираке, когда в 2003 году «победители» потребовали полной приватизации государственных предприятий, предоставления полных прав собственности иностранным фирмам на иракские бизнесы, полной репатриации иностранной прибыли, открытия иракских банков иностранному контролю, национального режима для иностранных компаний и устранения почти всех торговых барьеров.
Нынешние локальные войны, в которые с такой радостью готовы включаться западные государства, помимо геополитических задач, решают по отработанной схеме именно задачу перераспределения собственности от «неправильных» владельцев «правильным». Лозунги о свободе, ради которой надо бомбить несогласных, выглядят уже настолько нелепо, что по сравнению с ними войны древности, где без всяких прикрас шли забирать чужие ресурсы и землю, выглядят менее циничными.
Но до войн можно и не доводить — активы большинства «переходных» экономик были перераспределены относительно мирно. «Шоковая терапия» обрушивала как уровень жизни населения, так и цены на эти активы, которые приобретались либо отдавались в рамках уплаты кредитов, очень вовремя выданных благородным МВФ. С 1980 года за следующие 20 лет такой практики «двойного удара» — обесценивания активов и параллельной финансовой либерализации — по всему миру страны с периферии отправили в развитые государства свыше 4,6 трлн долларов, что в 50 раз превышает объемы «плана Маршалла» и при этом равняется тому самому богатству нескольких десятков нынешних миллиардеров-2010.
Обесценить активы и забрать их себе в счет уплаты намеренно созданного долга, а затем в случае собственного, уже несрежиссированного кризиса отказаться от уплаты своих долгов, переложив их на государство, — вот как выглядит «честная конкуренция» не на странице учебника. Не соревнование равных, а принцип «казино всегда выигрывает» — вот какая логика у этой борьбы за активы. Эндрю Меллону, американскому банкиру, уступившему лишь Рокфеллеру в том, кто первый заработал личный миллиард долларов, и министру финансов (секретарю Казначейства США) в 1921—1932 гг. приписывают слова: «Во время кризисов активы возвращаются к своим законным владельцам». Можно даже сказать точнее — к тем, кто считает себя их законным владельцем, потому что сегодня именно у него есть ресурс взять эти активы. И в этом смысле менеджеры транснациональной корпорации, скупающие дешевые активы у «неудачливых дикарей» и искренне считающие себя либералами, по логике своих действий мало отличаются от того самого военного комиссара, конфискующего графские сундуки, — кто может взять, тот и берет.
Но может быть Россия просто такая страна, что хорошие правила привели к нехорошим результатам? Писал же Алан Гринспен, что Россия — типичный пример того, как порочная система невыполнения законов и коррупции искажает правильную идею свободного рынка? Однако примеры других стран, «осчастливленных» либеральными реформами, не позволяют с этим согласиться.
Еще на заре перехода экономик США и Великобритании на неолиберальные рельсы, в начале 80-х годов, под «невидимую руку рынка» попала Мексика: ее долги, возникшие вследствие новых финансовых правил, введенных США, согласились списать взамен на структурные реформы — сокращение социальных расходов, слабое трудовое законодательство и приватизация. Потом МВФ еще неоднократно проделывал подобные процедуры с развивающимися странами. «Пример Мексики показал наличие одного ключевого различия между либерализмом и неолиберализмом: при первом кредиторы несут убытки, возникающие вследствие плохих инвестиционных решений, тогда как при последнем заемщиков заставляют государственными и международными силами взять на себя издержки, связанные с выплатой долга, независимо от последствий для жизни и благосостояния местного населения. Если для этого требовалась продажа по дешевке активов иностранным компаниям, то так и делалось. С этими нововведениями на финансовых рынках на глобальном уровне система неолиберализма, по сути, приняла свою окончательную форму», — пишет Харви.
Сегодня можно сказать, что итогом действий МВФ практически во всех «переходных экономиках» стал переход собственности к новым владельцам. Так произошло в Ираке, когда в 2003 году «победители» потребовали полной приватизации государственных предприятий, предоставления полных прав собственности иностранным фирмам на иракские бизнесы, полной репатриации иностранной прибыли, открытия иракских банков иностранному контролю, национального режима для иностранных компаний и устранения почти всех торговых барьеров.
Нынешние локальные войны, в которые с такой радостью готовы включаться западные государства, помимо геополитических задач, решают по отработанной схеме именно задачу перераспределения собственности от «неправильных» владельцев «правильным». Лозунги о свободе, ради которой надо бомбить несогласных, выглядят уже настолько нелепо, что по сравнению с ними войны древности, где без всяких прикрас шли забирать чужие ресурсы и землю, выглядят менее циничными.
Но до войн можно и не доводить — активы большинства «переходных» экономик были перераспределены относительно мирно. «Шоковая терапия» обрушивала как уровень жизни населения, так и цены на эти активы, которые приобретались либо отдавались в рамках уплаты кредитов, очень вовремя выданных благородным МВФ. С 1980 года за следующие 20 лет такой практики «двойного удара» — обесценивания активов и параллельной финансовой либерализации — по всему миру страны с периферии отправили в развитые государства свыше 4,6 трлн долларов, что в 50 раз превышает объемы «плана Маршалла» и при этом равняется тому самому богатству нескольких десятков нынешних миллиардеров-2010.
Обесценить активы и забрать их себе в счет уплаты намеренно созданного долга, а затем в случае собственного, уже несрежиссированного кризиса отказаться от уплаты своих долгов, переложив их на государство, — вот как выглядит «честная конкуренция» не на странице учебника. Не соревнование равных, а принцип «казино всегда выигрывает» — вот какая логика у этой борьбы за активы. Эндрю Меллону, американскому банкиру, уступившему лишь Рокфеллеру в том, кто первый заработал личный миллиард долларов, и министру финансов (секретарю Казначейства США) в 1921—1932 гг. приписывают слова: «Во время кризисов активы возвращаются к своим законным владельцам». Можно даже сказать точнее — к тем, кто считает себя их законным владельцем, потому что сегодня именно у него есть ресурс взять эти активы. И в этом смысле менеджеры транснациональной корпорации, скупающие дешевые активы у «неудачливых дикарей» и искренне считающие себя либералами, по логике своих действий мало отличаются от того самого военного комиссара, конфискующего графские сундуки, — кто может взять, тот и берет.
Дюймовочки и Эвересты
Перераспределение от бедных к богатым идет не только по прямой «колониальной» схеме. Забрать лишнее у своих менее удачливых граждан тоже незазорно. Число миллиардеров растет не зря — несколько процентов наиболее состоятельных граждан как в США, так и в России неуклонно увеличивают свою долю в общем богатстве страны, тогда как остальные свои позиции утрачивают. Теоретически свободный рынок должен способствовать процветанию среднего класса образованных профессионалов. На практике они в лучшем случае до конца дней выплачивают ипотеку и живут все равно в кредит, в худшем — вообще «вываливаются» из среднего класса в менее обеспеченные.
Но ведь потребление по всему миру до кризиса росло, да и многие представители среднего класса подтвердили бы это. Это кредитное потребление тем не менее не показатель благосостояния. Напротив, если жить на достойном уровне можно, только прибегая к кредиту, это значит, что фактическое благосостояние такого человека оставляет желать лучшего. Вспомним примеры из классической литературы — всюду мы обнаружим сцены, когда к несчастному бедному заемщику, вынужденному брать в долг, чтоб прокормить семью, приходит жестокий кредитор и неумолимо требует уплаты. Образы таких бедняков вызывали жалость, образы живших в долг аристократов, спускавших состояния на карточную игру и наряды, — недоумение. Но сегодня жить в долг — это норма, причем норма поощряемая.
Да и «благосостояние» среднего класса, даже кредитное, весьма иллюзорно. Известно, что сейчас на 1% наиболее состоятельных американцев приходится более 50% всего национального богатства США. Многие слышали про индекс Джини и кривую Лоренца, описывающие распределение богатства всей страны между разными группами (10% самых бедных, 10% чуть менее бедных и т. п. до 10% самых богатых). Визуально кривая Лоренца своим «углом кривизны» показывает уровень неравенства.
Однако для большинства людей какие-то абстрактные кривые ничего не говорят. Ученые-энтузиасты на одном из американских сайтов визуализировали эту картину по-другому. Они решили изобразить различные доходы в виде столбиков 100-долларовых купюр разной высоты. Если ваш доход 25 тыс. долларов в год (бедные домохозяйства), ваша стопка банкнот имеет высоту 1 дюйм, если 40 тыс. (средний доход американского домохозяйства) — 1,6 дюйма. Если вы имеете 100 тыс. долларов в год и уже являетесь уважаемым средним классом — 4 дюйма, заработали миллион — 3,3 фута. Вы стали миллиардером — высота вашей стопки банкнот уже почти полмили. А у самых богатых, чьи доходы могут достигать 50 млрд в год, —это уже 30 миль!
Наглядное сравнение позволяет понять, где на самом деле находится средний класс и даже его наиболее удачливые представители. Заметим, что в собственном восприятии живущий «выше среднего» успешный юрист, врач или бизнесмен средней руки скорее найдет в своем образе жизни черты от «элиты», нежели от «низов общества». Но статистика неумолима: с высоты миллиардных эверестов что бездомный безработный, что владеющий большим домом и парой дорогих машин высокооплачиваемый профессионал выглядят примерно одинаково. Средний класс — такой же расходный материал, лелеющий свою значимость лишь в своих собственных глазах. Чьи интересы будет обслуживать неолиберальное государство, как в действительности реализуется «равенство возможностей» и у кого больше шансов лоббировать свои интересы — у «дюймовочек» или «небоскребов», тоже вполне понятно.
Про аналогичную картину в России не хочется и думать — наши миллиардеры, как мы видим, вполне держат марку в сравнении с мировыми, а вот самые бедные россияне в долларо-дюймах вообще превратятся в неотличимую от поверхности погрешность.
Проблема неравенства, и даже вопиющего неравенства, современных экономических моделей беспокоит отнюдь не только антиглобалистов и сторонников левых идей. Еще в середине 90-х годов опрос Southern Economic Journal выявил: 71% американских экономистов убеждены в том, что распределение национального дохода в США должно быть более справедливым, а 81% уверены, что правительство имеет право на проведение мер по перераспределению собственности и доходов. А ведь с тех пор что в США, что в остальном мире неравенство только выросло.
Однако конвейер по перераспределению доходов и активов в «нужное русло» работает без остановки. Под лозунгом о равенстве возможностей одни просто по праву сильного забирают у других. Ничего нового в этом нет, и ни на какую уникальность в истории такие действия не претендуют. Но если неолиберальная фаза — это «развивающийся режим накопления», а вовсе не гармонично функционирующая конфигурация экономики и политики, поддерживающая благосостояние всех, то впереди — ее трансформации и следующие этапы развития.
(Продолжение следует)
Перераспределение от бедных к богатым идет не только по прямой «колониальной» схеме. Забрать лишнее у своих менее удачливых граждан тоже незазорно. Число миллиардеров растет не зря — несколько процентов наиболее состоятельных граждан как в США, так и в России неуклонно увеличивают свою долю в общем богатстве страны, тогда как остальные свои позиции утрачивают. Теоретически свободный рынок должен способствовать процветанию среднего класса образованных профессионалов. На практике они в лучшем случае до конца дней выплачивают ипотеку и живут все равно в кредит, в худшем — вообще «вываливаются» из среднего класса в менее обеспеченные.
Но ведь потребление по всему миру до кризиса росло, да и многие представители среднего класса подтвердили бы это. Это кредитное потребление тем не менее не показатель благосостояния. Напротив, если жить на достойном уровне можно, только прибегая к кредиту, это значит, что фактическое благосостояние такого человека оставляет желать лучшего. Вспомним примеры из классической литературы — всюду мы обнаружим сцены, когда к несчастному бедному заемщику, вынужденному брать в долг, чтоб прокормить семью, приходит жестокий кредитор и неумолимо требует уплаты. Образы таких бедняков вызывали жалость, образы живших в долг аристократов, спускавших состояния на карточную игру и наряды, — недоумение. Но сегодня жить в долг — это норма, причем норма поощряемая.
Да и «благосостояние» среднего класса, даже кредитное, весьма иллюзорно. Известно, что сейчас на 1% наиболее состоятельных американцев приходится более 50% всего национального богатства США. Многие слышали про индекс Джини и кривую Лоренца, описывающие распределение богатства всей страны между разными группами (10% самых бедных, 10% чуть менее бедных и т. п. до 10% самых богатых). Визуально кривая Лоренца своим «углом кривизны» показывает уровень неравенства.
Однако для большинства людей какие-то абстрактные кривые ничего не говорят. Ученые-энтузиасты на одном из американских сайтов визуализировали эту картину по-другому. Они решили изобразить различные доходы в виде столбиков 100-долларовых купюр разной высоты. Если ваш доход 25 тыс. долларов в год (бедные домохозяйства), ваша стопка банкнот имеет высоту 1 дюйм, если 40 тыс. (средний доход американского домохозяйства) — 1,6 дюйма. Если вы имеете 100 тыс. долларов в год и уже являетесь уважаемым средним классом — 4 дюйма, заработали миллион — 3,3 фута. Вы стали миллиардером — высота вашей стопки банкнот уже почти полмили. А у самых богатых, чьи доходы могут достигать 50 млрд в год, —это уже 30 миль!
Наглядное сравнение позволяет понять, где на самом деле находится средний класс и даже его наиболее удачливые представители. Заметим, что в собственном восприятии живущий «выше среднего» успешный юрист, врач или бизнесмен средней руки скорее найдет в своем образе жизни черты от «элиты», нежели от «низов общества». Но статистика неумолима: с высоты миллиардных эверестов что бездомный безработный, что владеющий большим домом и парой дорогих машин высокооплачиваемый профессионал выглядят примерно одинаково. Средний класс — такой же расходный материал, лелеющий свою значимость лишь в своих собственных глазах. Чьи интересы будет обслуживать неолиберальное государство, как в действительности реализуется «равенство возможностей» и у кого больше шансов лоббировать свои интересы — у «дюймовочек» или «небоскребов», тоже вполне понятно.
Про аналогичную картину в России не хочется и думать — наши миллиардеры, как мы видим, вполне держат марку в сравнении с мировыми, а вот самые бедные россияне в долларо-дюймах вообще превратятся в неотличимую от поверхности погрешность.
Проблема неравенства, и даже вопиющего неравенства, современных экономических моделей беспокоит отнюдь не только антиглобалистов и сторонников левых идей. Еще в середине 90-х годов опрос Southern Economic Journal выявил: 71% американских экономистов убеждены в том, что распределение национального дохода в США должно быть более справедливым, а 81% уверены, что правительство имеет право на проведение мер по перераспределению собственности и доходов. А ведь с тех пор что в США, что в остальном мире неравенство только выросло.
Однако конвейер по перераспределению доходов и активов в «нужное русло» работает без остановки. Под лозунгом о равенстве возможностей одни просто по праву сильного забирают у других. Ничего нового в этом нет, и ни на какую уникальность в истории такие действия не претендуют. Но если неолиберальная фаза — это «развивающийся режим накопления», а вовсе не гармонично функционирующая конфигурация экономики и политики, поддерживающая благосостояние всех, то впереди — ее трансформации и следующие этапы развития.
(Продолжение следует)
Из журнала "Однако"
Комментариев нет:
Отправить комментарий