Сообщения
stihiya.org
Жажда власти и жажда крови тайно шевелятся на дне многих душ. Не находя удовлетворения в условиях социальной гармонии, они толкнут некоторых на изобретение доктрин, ратующих за такие социальные и культурные перемены, которые сулили бы в будущем удовлетворение этих неизжитых страстей. А других будет томить скука. Она перестанет быть гостьей, она сделается хозяйкой в их душевном доме, и лишенное коллизий общественное бытие начнет им казаться пресным. С тоской, с раздражением и завистью будут эти авантюристические натуры знакомиться по книгам с насыщенной приключениями, столкновениями, преступлениями и страстями жизнью других эпох. А наряду с такими индивидуальностями в человечестве выявится еще один слой: чем сытнее, благополучнее будет их существование, тем мучительнее начнет язвить этих людей связанность сексуальных проявлений человека путами морали, религии, традиций, общественных приличий, архаического стыда.
Инстинкт морально-общественного самосохранения держит, со времен родового строя, самодовлеющую сексуальную стихию в строгой узде. Но вряд ли выдержала бы долго эта узда, если бы она выражалась только во внутренних самоусилиях человека; если бы общественное принуждение не приходило ей на помощь в виде социальных и государственных узаконений. Здоровый инстинкт самосохранения говорит, что снятие запретов со всех проявлений сексуальной стихии без разбора чревато разрушением семьи, развитием половых извращений, ослаблением воли, моральным растлением поколений и, в конце концов, всеобщим вырождением – физическим и духовным. Инстинкт морально-общественного самосохранения силен, но не настолько, чтобы предохранить общество от этой опасности без помощи государственных законов, юридических норм и общепринятых приличий. Здоровый инстинкт силен, - но когда с инстинкта сексуальной свободы срывается внешняя узда, этот второй инстинкт часто оказывается сильнее. Не следует бояться правды: следует признать, что этот центробежный инстинкт потенциально свойственен, в той или иной мере, большинству людей. Его подавляют внутренние противовесы и внешние принуждения, он угнетен, он дремлет, но он есть. О, сексуальная сфера человека таит в себе взрывчатый материал невообразимой силы! Центростремительный инстинкт морально-общественного самосохранения притягивает к друг другу, спаивает элементы личной жизни каждого из нас: благодаря ему личная жизнь среднего человека являет собой некую систему, некоторую элементарную стройность, подобно тому, как в микромире нуклоны образуют плотно спаянное ядро атома. Но если найти убедительное и обаятельное учение, которое убаюкивало бы человеческий страх перед снятием узды с инстинкта абсолютной сексуальной свободы, ПРОИЗОЙДЕТ МОРАЛЬНАЯ КАТАСТРОФА, подобных которой не происходило никогда. Высвобождение центробежной энергии заложенной в этом инстинкте, могло бы, переходя в цепную реакцию, вызвать такой сокрушительный общественно-психологический переворот, который сравним с высвобождением внутриядерной энергии в области техники.
То, что я сейчас говорю, останется, боюсь, для многих непонятым и враждебным. Слишком прочно укоренилась в нашем обществе недооценка значения сексуальной сферы. Тем более неприемлемой покажется мысль, будто именно эта сфера таит в себе такие разрушительные возможности. Легко представляю себе, как возмутит благонамеренного читателя подобный прогноз и с какой поспешностью окрестит он его пустым домыслом, возникшим из затуманенности этой сферы не в человечестве вообще, а только у самого автора. Ах, если бы это было так! Нет сомнения, соблазны Дуггура (одного из слоев демонических стихиалей) остаются в психике большинства из нас пока что вне круга осмысляемого. Меньшинство же, не подозревая об их метафизическом источнике и боясь признаться в этих искушениях даже перед собой, в полном уединении смутно их осознает. Рассчитывать на человеческую откровенность об этом с окружающими было бы слишком простодушно. Лишь ничтожное число людей, сознавая эти соблазны с совершенной отчетливостью, готово не скрывать их в тайниках души, а, напротив, дать им волю при первом случае. Но робкое в этом отношении большинство сделается несравненно отважнее, когда самые авторитетные инстанции – научные, общественные и религиозно-государственные провозгласят необходимость полной сексуальной свободы, как неотъемлемое право на нее каждого человека и системою многообразнейших мер будут ей способствовать, поощрять и оборонять.
Жаждать власти будут сотни и тысячи. Жаждать сексуальной свободы будут многомиллионные массы.
Освобождение от уз Добра – вот каково будет настроение многих и многих к концу Золотого Века: сначала подспудное, а потом все откровеннее и требовательнее заявляющее о себе. Человечество устанет от духовного света, оно изнеможет от порываний ввысь и ввысь. Ему опостылит добродетель. Оно пресытится мирной социальной свободой, - свободой во всем, кроме двух областей: сексуальной области и области насилия над другими. Заходящее солнце еще будет медлить розовым блеском на мистериалах и храмах Солнца Мира, на куполах пантеонов, на святилищах стихиалей с их уступами водоемов и террас. Но сизые сумерки разврата, серые туманы скуки уже начнут разливаться в низинах. Скука и жажда темных страстей охватят половину человечества в этом спокойном безвластии. И оно затоскует о великом человеке, знающим и могущем больше всех остальных и требующим послушания во всем взамен безграничной свободы в одном: в любых формах и видах чувственного наслаждения.
Абсолютно свободный от страха, так же будет он свободен и от жажды любви – потребности, которая была ему знакома во времена предыдущей инкарнации. Сталину еще хотелось, чтобы его не только боялись, но и обожали. Антихристу будет нужно только одно: чтобы все без исключения были уверены в его неизменном превосходстве и проявляли абсолютное ему повиновение.
Но ведь любовь ко всему сущему – это практически только одна сторона проблемы. Как же быть с другой стороной нашей жизни – и внешней и внутренней, - той, которая включает в себя все, именуемое любовью между мужчиной и женщиной?
«Раскаленный уголь» внутри каждого существа, неумолимый инстинкт воспроизведения рода, источник самопожертвований, неистовых страстей, чистейших вдохновений, преступлений, подвигов, пороков и самоубийств – странно ли, что для подвижников и святых именно эта любовь была величайшим камнем преткновения? Пытались различить двойственность внутри нее самой: телесную любовь разделяли с платонической, мимолетной страсти противопоставляли любовь неизменную, свободной связи – труд и долг деторождения, разврату – романтическую влюбленность… Но в конкретной данности, в живом чувстве, в повседневных отношениях все переплеталось, спутывалось, переходило одно в другое, уплеталось в узел, который невозможно развязать; начинало казаться, что лучше выкорчевать самые корни этой любви, чем заслонить ее буйными зарослями путь для себя на небо.
Так начиналась в религии великая аскетическая эра. Незачем, я думаю, повторять истины о том, на какие сделки с собственным духом должны были пойти христианство и буддизм, чтобы не выродиться в аскетические секты, ненавидящие жизнь и сами ею ненавидимые. Брак был освещен таинством, деторождение благословенно, но высшее состояние продолжали видеть – и совершенно последовательно – в иночестве.
Особенность любви как источника разнообразных человеческих трагедий заключается в том, что любовное влечение может быть и односторонним. Эту свою особенность любовь не утратит, конечно, долго – вплоть до второго эона. Но кроме трагедий такого рода, если можно так выразиться – трагедий первичных, человечество, стремясь нормализовать усложняющуюся жизнь, создало предпосылки и для других трагедий: они происходили тогда, когда любовь двоих вступает в конфликт с установившимся обычаем, общественными воззрениями или государственными законами. Когда мужчина или женщина любит, но не встречает ответа, это – трагедия первичного типа, с этим нельзя сделать ничего, пока, как говорил Достоевский, человечество «не изменится физически». Когда же любят оба друг друга, но их всестороннее гармоническое соединение, ничем не омраченное, нельзя осуществить вследствие семейного или общественного положения одного из них, - это трагедия второго рода. Поэтому обычай и законодательство должны быть со временем перестроены так, чтобы свести трагедии второго типа к минимуму, если не к нулю. Думается, что правильный религиозный ответ на вопрос о любви между мужчиной и женщиной может быть только один: эта любовь благословенна, прекрасна и свята в той мере, в какой эта любовь творческая.
Что под этим разумеется?
Разумеется то, что наиболее распространенным видом творческой любви в нашем эоне является рождение и воспитание детей, но что это отнюдь не единственный вид творческой любви и любовного творчества. Совместный труд в любой из областей культуры, воспитывание друг в друге лучших сторон личности, обоюдное самосовершенствование, вдохновление друг друга на художественный, религиозный и любой другой творческий труд, наконец, даже простое счастье молодой, свежей, страстной любви, обогащающее, усиливающее и поднимающее обоих, - все это богосотворчество, потому что ведет к возрастанию их и просветлению, к увеличению мирового океана любви и радости. Излучения прекрасной любви между мужчиной и женщиной поднимаются в высочайшие миры, их укрепляя, - в тем миры, которые охарактеризованы в одной их предыдущих глав как Волны Мировой Женственности. Даже если оба любящих направляют свой совместный труд творчества в ошибочную сторону, если оба они, например, трудятся в таком направлении, которое имеет общественно-вредный смысл, - даже в этом случае заслуживает осуждения только направленность этого труда. Импульс же творчества, спутничество и дружба, которым она пронизана, - благословенны свыше.
Пока человечество физически не преображено, до тех пор любовь между мужчиной и женщиной остается как бы прикрепленной к инстинкту физического размножения. Со временем это станет не так. Творчество любви изменит свое содержание. Понятие физического размножения окажется к преображенному человечеству не применимым вообще. Тогда будет иметь место воплощение монад в просветленных телах, осуществляющееся совершенно иначе. Но, конечно, в условиях нашего эона основным видом любовного творчества остается все-таки рождение детей и их воспитание.
Робкое, загнанное в глубь семейных ячеек, женственное начало убереглось от уничтожения лишь потому, что без него сам мужчина бесплоден, как свинец, и потому что физическое продолжение человечества без женщины невозможно.
До сих пор провозглашалось, что не только мужчина, но и женщина обязана быть мужественной. Если под мужественностью понимать смелость и стойкость в жизни, в жизненной борьбе, то это, несомненно, так. Но если под женственностью понимать не стиль манер и поведения, не жеманство и сентиментальность, а сочетание сердечной теплоты, внутреннего изящества, нежности и способности повседневно жертвовать собой ради тех, кого любишь, то не только женщина, но и мужчина должен быть женственен. Когда, наконец, человечество дождется эпох, в дни которых ложно понятая мужественность не будет превращать мужчину в свирепого захватчика, в кичащегося своей грубостью драчуна или в помесь индюка с тигром? Когда не будет больше воспитываться в нем фальшивый стыд перед собственной затаенной нежностью, попираемой и насилуемой им же самим? Трудно, очень трудно будет преодолеть этот тысячелетний комплекс предрассудков, душевной искалеченности и отживших привычек и инстинктов, но их преодолеть нужно. Во что бы то ни стало.
Мы вступаем в цикл эпох, когда женская душа будет делаться все чище и шире, когда все большее число женщин будут становиться глубокими вдохновительницами, чуткими матерями, мудрыми водительницами, дальновидными вдохновительницами людей. Это будет цикл эпох, когда женственное в человечестве проявит себя с небывалой прежде силой, уравновешивая до совершенной гармонии самовластие и тиранию мужественных начал. Имеющий очи да видит.
ИЗ КНИГИ ДАНИИЛА АНДРЕЕВА «РОЗА МИРА»
Инстинкт морально-общественного самосохранения держит, со времен родового строя, самодовлеющую сексуальную стихию в строгой узде. Но вряд ли выдержала бы долго эта узда, если бы она выражалась только во внутренних самоусилиях человека; если бы общественное принуждение не приходило ей на помощь в виде социальных и государственных узаконений. Здоровый инстинкт самосохранения говорит, что снятие запретов со всех проявлений сексуальной стихии без разбора чревато разрушением семьи, развитием половых извращений, ослаблением воли, моральным растлением поколений и, в конце концов, всеобщим вырождением – физическим и духовным. Инстинкт морально-общественного самосохранения силен, но не настолько, чтобы предохранить общество от этой опасности без помощи государственных законов, юридических норм и общепринятых приличий. Здоровый инстинкт силен, - но когда с инстинкта сексуальной свободы срывается внешняя узда, этот второй инстинкт часто оказывается сильнее. Не следует бояться правды: следует признать, что этот центробежный инстинкт потенциально свойственен, в той или иной мере, большинству людей. Его подавляют внутренние противовесы и внешние принуждения, он угнетен, он дремлет, но он есть. О, сексуальная сфера человека таит в себе взрывчатый материал невообразимой силы! Центростремительный инстинкт морально-общественного самосохранения притягивает к друг другу, спаивает элементы личной жизни каждого из нас: благодаря ему личная жизнь среднего человека являет собой некую систему, некоторую элементарную стройность, подобно тому, как в микромире нуклоны образуют плотно спаянное ядро атома. Но если найти убедительное и обаятельное учение, которое убаюкивало бы человеческий страх перед снятием узды с инстинкта абсолютной сексуальной свободы, ПРОИЗОЙДЕТ МОРАЛЬНАЯ КАТАСТРОФА, подобных которой не происходило никогда. Высвобождение центробежной энергии заложенной в этом инстинкте, могло бы, переходя в цепную реакцию, вызвать такой сокрушительный общественно-психологический переворот, который сравним с высвобождением внутриядерной энергии в области техники.
То, что я сейчас говорю, останется, боюсь, для многих непонятым и враждебным. Слишком прочно укоренилась в нашем обществе недооценка значения сексуальной сферы. Тем более неприемлемой покажется мысль, будто именно эта сфера таит в себе такие разрушительные возможности. Легко представляю себе, как возмутит благонамеренного читателя подобный прогноз и с какой поспешностью окрестит он его пустым домыслом, возникшим из затуманенности этой сферы не в человечестве вообще, а только у самого автора. Ах, если бы это было так! Нет сомнения, соблазны Дуггура (одного из слоев демонических стихиалей) остаются в психике большинства из нас пока что вне круга осмысляемого. Меньшинство же, не подозревая об их метафизическом источнике и боясь признаться в этих искушениях даже перед собой, в полном уединении смутно их осознает. Рассчитывать на человеческую откровенность об этом с окружающими было бы слишком простодушно. Лишь ничтожное число людей, сознавая эти соблазны с совершенной отчетливостью, готово не скрывать их в тайниках души, а, напротив, дать им волю при первом случае. Но робкое в этом отношении большинство сделается несравненно отважнее, когда самые авторитетные инстанции – научные, общественные и религиозно-государственные провозгласят необходимость полной сексуальной свободы, как неотъемлемое право на нее каждого человека и системою многообразнейших мер будут ей способствовать, поощрять и оборонять.
Жаждать власти будут сотни и тысячи. Жаждать сексуальной свободы будут многомиллионные массы.
Освобождение от уз Добра – вот каково будет настроение многих и многих к концу Золотого Века: сначала подспудное, а потом все откровеннее и требовательнее заявляющее о себе. Человечество устанет от духовного света, оно изнеможет от порываний ввысь и ввысь. Ему опостылит добродетель. Оно пресытится мирной социальной свободой, - свободой во всем, кроме двух областей: сексуальной области и области насилия над другими. Заходящее солнце еще будет медлить розовым блеском на мистериалах и храмах Солнца Мира, на куполах пантеонов, на святилищах стихиалей с их уступами водоемов и террас. Но сизые сумерки разврата, серые туманы скуки уже начнут разливаться в низинах. Скука и жажда темных страстей охватят половину человечества в этом спокойном безвластии. И оно затоскует о великом человеке, знающим и могущем больше всех остальных и требующим послушания во всем взамен безграничной свободы в одном: в любых формах и видах чувственного наслаждения.
Абсолютно свободный от страха, так же будет он свободен и от жажды любви – потребности, которая была ему знакома во времена предыдущей инкарнации. Сталину еще хотелось, чтобы его не только боялись, но и обожали. Антихристу будет нужно только одно: чтобы все без исключения были уверены в его неизменном превосходстве и проявляли абсолютное ему повиновение.
Но ведь любовь ко всему сущему – это практически только одна сторона проблемы. Как же быть с другой стороной нашей жизни – и внешней и внутренней, - той, которая включает в себя все, именуемое любовью между мужчиной и женщиной?
«Раскаленный уголь» внутри каждого существа, неумолимый инстинкт воспроизведения рода, источник самопожертвований, неистовых страстей, чистейших вдохновений, преступлений, подвигов, пороков и самоубийств – странно ли, что для подвижников и святых именно эта любовь была величайшим камнем преткновения? Пытались различить двойственность внутри нее самой: телесную любовь разделяли с платонической, мимолетной страсти противопоставляли любовь неизменную, свободной связи – труд и долг деторождения, разврату – романтическую влюбленность… Но в конкретной данности, в живом чувстве, в повседневных отношениях все переплеталось, спутывалось, переходило одно в другое, уплеталось в узел, который невозможно развязать; начинало казаться, что лучше выкорчевать самые корни этой любви, чем заслонить ее буйными зарослями путь для себя на небо.
Так начиналась в религии великая аскетическая эра. Незачем, я думаю, повторять истины о том, на какие сделки с собственным духом должны были пойти христианство и буддизм, чтобы не выродиться в аскетические секты, ненавидящие жизнь и сами ею ненавидимые. Брак был освещен таинством, деторождение благословенно, но высшее состояние продолжали видеть – и совершенно последовательно – в иночестве.
Особенность любви как источника разнообразных человеческих трагедий заключается в том, что любовное влечение может быть и односторонним. Эту свою особенность любовь не утратит, конечно, долго – вплоть до второго эона. Но кроме трагедий такого рода, если можно так выразиться – трагедий первичных, человечество, стремясь нормализовать усложняющуюся жизнь, создало предпосылки и для других трагедий: они происходили тогда, когда любовь двоих вступает в конфликт с установившимся обычаем, общественными воззрениями или государственными законами. Когда мужчина или женщина любит, но не встречает ответа, это – трагедия первичного типа, с этим нельзя сделать ничего, пока, как говорил Достоевский, человечество «не изменится физически». Когда же любят оба друг друга, но их всестороннее гармоническое соединение, ничем не омраченное, нельзя осуществить вследствие семейного или общественного положения одного из них, - это трагедия второго рода. Поэтому обычай и законодательство должны быть со временем перестроены так, чтобы свести трагедии второго типа к минимуму, если не к нулю. Думается, что правильный религиозный ответ на вопрос о любви между мужчиной и женщиной может быть только один: эта любовь благословенна, прекрасна и свята в той мере, в какой эта любовь творческая.
Что под этим разумеется?
Разумеется то, что наиболее распространенным видом творческой любви в нашем эоне является рождение и воспитание детей, но что это отнюдь не единственный вид творческой любви и любовного творчества. Совместный труд в любой из областей культуры, воспитывание друг в друге лучших сторон личности, обоюдное самосовершенствование, вдохновление друг друга на художественный, религиозный и любой другой творческий труд, наконец, даже простое счастье молодой, свежей, страстной любви, обогащающее, усиливающее и поднимающее обоих, - все это богосотворчество, потому что ведет к возрастанию их и просветлению, к увеличению мирового океана любви и радости. Излучения прекрасной любви между мужчиной и женщиной поднимаются в высочайшие миры, их укрепляя, - в тем миры, которые охарактеризованы в одной их предыдущих глав как Волны Мировой Женственности. Даже если оба любящих направляют свой совместный труд творчества в ошибочную сторону, если оба они, например, трудятся в таком направлении, которое имеет общественно-вредный смысл, - даже в этом случае заслуживает осуждения только направленность этого труда. Импульс же творчества, спутничество и дружба, которым она пронизана, - благословенны свыше.
Пока человечество физически не преображено, до тех пор любовь между мужчиной и женщиной остается как бы прикрепленной к инстинкту физического размножения. Со временем это станет не так. Творчество любви изменит свое содержание. Понятие физического размножения окажется к преображенному человечеству не применимым вообще. Тогда будет иметь место воплощение монад в просветленных телах, осуществляющееся совершенно иначе. Но, конечно, в условиях нашего эона основным видом любовного творчества остается все-таки рождение детей и их воспитание.
Робкое, загнанное в глубь семейных ячеек, женственное начало убереглось от уничтожения лишь потому, что без него сам мужчина бесплоден, как свинец, и потому что физическое продолжение человечества без женщины невозможно.
До сих пор провозглашалось, что не только мужчина, но и женщина обязана быть мужественной. Если под мужественностью понимать смелость и стойкость в жизни, в жизненной борьбе, то это, несомненно, так. Но если под женственностью понимать не стиль манер и поведения, не жеманство и сентиментальность, а сочетание сердечной теплоты, внутреннего изящества, нежности и способности повседневно жертвовать собой ради тех, кого любишь, то не только женщина, но и мужчина должен быть женственен. Когда, наконец, человечество дождется эпох, в дни которых ложно понятая мужественность не будет превращать мужчину в свирепого захватчика, в кичащегося своей грубостью драчуна или в помесь индюка с тигром? Когда не будет больше воспитываться в нем фальшивый стыд перед собственной затаенной нежностью, попираемой и насилуемой им же самим? Трудно, очень трудно будет преодолеть этот тысячелетний комплекс предрассудков, душевной искалеченности и отживших привычек и инстинктов, но их преодолеть нужно. Во что бы то ни стало.
Мы вступаем в цикл эпох, когда женская душа будет делаться все чище и шире, когда все большее число женщин будут становиться глубокими вдохновительницами, чуткими матерями, мудрыми водительницами, дальновидными вдохновительницами людей. Это будет цикл эпох, когда женственное в человечестве проявит себя с небывалой прежде силой, уравновешивая до совершенной гармонии самовластие и тиранию мужественных начал. Имеющий очи да видит.
ИЗ КНИГИ ДАНИИЛА АНДРЕЕВА «РОЗА МИРА»
Комментариев нет:
Отправить комментарий