четверг, 16 апреля 2015 г.

Фридрих Ницше о России и русских


Айзен Тайчо



Имя немецкого философа польского происхождения Фридриха Ницше известно всему миру, его считают чуть ли не идеологом нацизма вдохновившего Гитлера.
Но так ли это было на самом деле? Что он думал о немцах, русских и кого считал сверхлюдьми?
Мало кто знает об особом отношении Ницше к русским, славянам, к России.
Писатель Олег Матвейчев так характеризует это отношение:
“Славян, и особенно русских Ницше просто боготворит. Он сочиняет себе легенду о том, что сам принадлежит к потомкам польского аристократического рода Ницких. Он влюбляется в русскую авантюристку Лу Андреас-Саломе, он встречается и переписывается с Мальвидой Амалией фон Мейзенбуг – воспитательницей дочерей А. Герцена, которая, кстати, сватала одну из дочек Герцена за Ницше.
Ранний Ницше с упоением читает позднего Герцена, некоторые исследователи даже находят в ранних работах Ницше плагиат. Ницше восторгается Достоевским, называет его самым тонким психологом, превосходящим его самого, у Тургенева Ницше заимствует слово «нигилизм» и делает одним из центральных в своей метафизике. 
Если культурная Европа видит в русских недочеловеков, за дикость и нецивилизованность, видит, говоря словами Гегеля, народ, состоящий еще из неосвобожденных рабов и несознательных господ, то Ницше как раз эта дикость и восхищает. Только русские, если верить разбросанным там и сям по различным афоризмам характеристикам, выступают для Ницше народом сверхчеловеков, страной господ!
Ницше восхищен русской внутренней свободой, благородством, отношением к женщине, решимостью, широтой, буйством, игрой, преступностью, аморализмом, витальностью, казачеством, авантюризмом, музыкальностью. История России это история освоения огромных, самых больших в мире, северных пространств, самых диких и суровых. По любимой Ницше легенде, здесь в северной стране живут гиперборейцы – сверхчеловеки, самые сильные духом."
Вот цитаты самого Ницше о России и русских:

1. «У злых людей нет песен».  А почему же у русских есть песни?
2. «Для возникновения каких бы то ни было учреждений необходимо должна существовать воля, побуждающая инстинкт, антилиберальная до яркости, — воля к традиции, к авторитету, к ответственности за целые столетия, к солидарности прошлых и будущих поколений… Если эта воля налицо, то возникает что-нибудь в роде римской империи, или вроде России – единственная страна, у которой в настоящее время есть будущность…
Россия – явление обратное жалкой нервности мелких европейских государств, для которых, с основанием «Германской империи», наступило критическое время».
3. «Для задачи, лежащей перед нами, имеет большое значение свидетельство Достоевского – этого единственного психолога, кстати говоря, от которого я многому научился;  он принадлежит к прекраснейшим случайностям моей жизни, к лучшим, чем, например, открытие Стендаля.
    Этот глубокий человек, который имел полное право невысоко ставить поверхностных немцев, ощутил нечто совсем неожиданное для себя по отношению к сибирским каторжникам, среди которых он долго жил, к этим тяжёлым преступникам, для которых не было возврата к обществу;  он почувствовал, что они как бы выточены из лучшего, прочнейшего, драгоценнейшего дерева, которое только росло на русской почве».
4. «Они покорялись наказанию, как покоряются болезни, несчастью, смерти, с тем глубоким фатализмом без возмущения, благодаря которому в настоящее время, например, русские имеют преимущество в жизни сравнительно с нами, западными народами».
5. «Сильнее и удивительнее всего сила воли проявляется в громадном срединном царстве, где Европа как бы возвращается в Азию  – России.  Там сила хотеть давно уже откладывалась и накоплялась, там воля ждёт – неизвестно, воля отрицания или воля утверждения, — ждёт угрожающим образом того, чтобы, по любимому выражению нынешних физиков,  освободиться».
6. «Мыслитель, у которого лежит на совести будущее Европы, при всех планах, которые он составляет себе относительно этого будущего, будет считаться с евреями, — и с русскими, — как с наиболее верными и вероятными факторами в великой борьбе и игре сил».
7. «Болезненное состояние само есть вид злобы. – Против него есть у больного только одно великое целебное средство, — я называю его русским фатализмом, тем фатализмом без возмущения, с каким русский солдат, когда ему слишком тяжел военный поход, ложится наконец в снег».
8.   «Тот русский фатализм, о котором я говорил… — это и есть в таких обстоятельствах само  в е л и к о е    р а з у м е н и е ».
…Философ, поставивший под сомнение едва ли не все основные принципы морали, религии, культуры и общественно-политических отношений, которые до сих пор считаются критерием “цивилизованности”. 
Именно этот человек внёс большой и до сих пор неоценённый вклад в экзистенциальную встряску европейской цивилизации, положил начало всеобщей переоценке ценностей уходящей христианской культуры. Именно этот человек впервые дал жёсткую трезвую оценку Западу как цивилизации стяжательства, мелочности, пошлости, упадка и вырождения. Об этом человеке написаны тысячи книг, недостойных своего героя.

МИФ О НИЦШЕ И НАЦИЗМЕ
В существовании проблемы - Фридрих Ницше и национал-социализм - сомневаться не приходится,
Однако, в чем суть этой проблемы: в том, что философия “реакционного антигуманистического теоретика” стала духовной предтечей германского фашизма или же в том, что Ницше был “до неузнаваемости исковеркан”.
Многие исследователи придерживаются первого мнения, считая Ницше “аморальным певцом насилия и жестокости”, проповедником войны, воспевающим “социальное неравенство и рабство, как двигателей культуры”.
Эти постулаты его теории, говорят они и привели к порождению такого явления как фашизм. Но не предвзято ли их мнение? Может они просто, не могли простить Ницше высказывания о “социалистической сволочи”?
Может быть, историки не работали объективно над его творчеством из-за того, что Ницше считал социализм, с его массовой культурой, нивелировкой личности, стадностью, катастрофой, которая станет концом культуры.
Он даже не пытались рассмотреть данную проблему с другой точки зрения, открыто заявляя: “тот факт, что европейским сторонам фашизм принес неисчислимые страдания, не дает и не даст никогда марксистам права оценить идейную связь философии Ницше и идеологию фашизма, как ошибочное толкование”.
Однако, ученые, придерживающиеся второй точки зрения, тоже не всегда бывают, объективны, порой переходя от научного анализа творчества философа к хвалебным одам в адрес Ницше и списывая его “неприятные истины” на душевную болезнь.
Что же являет собой в действительности связь идеологии фашизма и философии Ницше. Пора развеять мифы. Первым делом рассмотрим идею Ницше о сверхчеловеке.
Истолкованная, как хотелось идеологам фашизма, возомнившим себя сверхлюдьми, она оставила кровавый след в истории. Но обвинять в этом Ницше по меньшей мере некорректно.
Его сверхчеловек – это результат культурно-духовного совершенствования человека, тип, намного превышающий современного Ницше человека по своим интеллектуально-моральным качествам.
Его сверхчеловек - это не фюрер и не дуче, а его аргументы – не пистолет и дубинка, как это, может быть, кому-то хотелось думать.
Ницше мыслил появление сверхчеловека как долгий процесс самоопределений, как торжество духовной природы человека, а не индульгенцию “буйствующему произволу хамов”. Сверхчеловек Ницше- это “мыслитель, художник, благороднейший интеллектуал”.

Большинство мыслей Ницше нацистские идеологи черпали, кроме “Заратустры”, из книги “Воля к власти”. Но все дело в том, что этой книги как таковой не существует. Есть лишь произвольная компоновка многочисленных заметок конца 80-х годов (через короткое время Ницше лишиться рассудка). Фальшивку подготовила сестра безумного философа, которая после смерти брата стала владелицей всего его архива.
Сам Фридрих еще при жизни в одном их писем назвал ее “мстительной антисемитской дурой”. Лишь в 1956 году Шлехта восстановил после работы в архиве Ницше хронологию этих заметок под заглавием “Из наследия 80-х годов”.
Издание произвело большой эффект, так как стало ясно, что речь идет о грандиозном подлоге, о полном несоответствии заметок и сфабрикованной из них книги, говорить о которой после этого просто не прилично.
Хорошо известно, что основными постулатами идеологии фашизма явились национализм, славянофобия и, главное, антисемитизм. Что говорит об этих понятиях Ницше? О национализме философ писал, что “у современных немцев появляется то антифранцузская глупость, то антиеврейская, то прусская”.
Крылатый лозунг национализма- “Германия превыше всего” - Ницше считал концом немецкой философии.
К славянам он относился с благосклонностью, отмечая даже, что “немцы вошли в ряд одаренных наций благодаря сильной примеси славянской крови”.
Евреев же считал “самой сильной, самой цепкой, самой чистой расой из всего теперешнего населения Европы”.
Подведем итог. Ницше не имеет прямого отношения к тому, что провозгласили нацисты, ссылаясь на этот великий ум. Ницше говорил в своих последних работах о том, какие катаклизмы ждут людей в наступающем веке.
Он предвидел возникновение тоталитарных систем, однако, не предупреждал о них, но сам был виртуозным искусителем . Хотя это и не говорит о том, что Ницше радовался бы возникновению фашистской диктатуры.
Скорее всего, он бы не смог жить, окруженный столькими запретами. Он любил свободу и не любил “этих новейших спекулянтов идеализма, антисемитов, которые нынче закатывают глаза на христианско- арийско- обывательский лад и пытаются путем нестерпимо наглого злоупотребления дешевым агитационным средством, моральной позой, возбудить все элементы рогатого скота в народе”.
Разумеется, существует ответственность мыслителей за свои идеи. Но допустимо ли смешивать ее с ответственностью за дела?
Любая новая система, в том числе и национал- социалистическая, предполагает значительное перекраивание прошлого, при котором любые учения, вплоть до античной философии могут превратиться в оружие для избиения политического противника. Однако за толкование ответственность несет прежде всего интерпретатор.
Тем более, что в случае Ницше с его афористической манерой изложения не требовалось излишнего умственного напряжения, чтобы свести всю труднейшую для понимания глубину его философии броским лозунгом вроде “морали господ и морали рабов”, “грядущего сверхчеловека”, “белокурой бестии”, которой так жаждали стать нацисты.
Другим вопросом проблемы является положение о морали господ, морали рабов и напрямую связанных с этим понятий сильной “расы” и слабой. Гитлеровцы, естественно, причисляли. Уж очень импонировал им аристократизм Ницше, то, что он считал народ “постаментом для избранных натур”
А также то, что по Ницше “сильная раса” должна быть господствующей. Теоретики фашизма оправдывали свою жестокость по отношению к другим нациям (расам) именно этим постулатом.
Да, Ницше часто пользуется понятием “раса”, но толкует он его скорее как интеллектуально-моральную, нежели национально-этническую характеристику.
Сильная раса- это особая порода властвующих, высших людей, сверхлюдей с моралью господ, которой характерна высокая степень самоуважения, возвышенное, гордое состояние души ради которого можно пожертвовать своим богатством и жизнью.
Слабая же раса - это жизненно слабые люди, живущие по принципу полезности. Малодушный, мелочный, унижающийся ради своей выгоды человек - вот представитель морали рабов.
Рабская мораль жаждет мелкого счастья , строгость же и суровость по отношению к себе – основа морали господ, как видим , по Ницше, определение сильной и слабой рас заключается в различии моральный ценностей, а не в том, какой национальности (расе) принадлежит человек. Общественная иерархия здесь тоже совершенно не причем.
Очень пригодилось фашистам теория “белокурой бестии, великолепной, жадно стремящейся к добыче”. Как пишет Мельников Д., Ницше в своем труде “Так говорил Заратустра” воспел войну как наивысшее проявление человеческого духа: “Вы должны возлюбить мир как средство к новым войнам… Мой совет Вам – не мир, а война”.
Действительно, Гитлер мог вычитать в “Заратустре” гимн войне. Но дело в том, что у Ницше речь идет, прежде всего, о войне духа.
И призывал он не к войне в обычном смысле этого слова, а к “войне за свои мысли”. Извращая суть высказывания Ницше, Гитлер декламировал с трибун строки философа:
“Я призываю вас не к работе, а к борьбе!”. Но дальше-то идет фраза, придающая совершенно иной смысл сказанному: “Да будет труд ваш борьбой, и мир ваш победою!”.
Речь идет о совсем другом значении войны и мира, борьбы и победы.
Другой аспект проблемы, связанный с войной – это приписываемая Ницше жестокость, которую выводят обычно из донельзя затертой высказанной им формулы- “падающего подтолкни”. Но искажен не только смысл, и сама фраза. Вот она:
“О братья мои, разве я жесток? Но я же говорю: что падает, то нужно еще и толкнуть! Все что от сегодня, - падает и распадается: кто захотел бы удержать его? Но я- я хочу еще толкнуть его!.. И кого вы не научите летать, того научите – быстрее падать!”.
Отсюда следует, что речь идет не об отношениях между людьми, а о падении эпох, нравов! А кто возразит против того, что все отмирающее в истории, все, что становиться не жизнеспособным, загнивающим, должно кануть в небытие? И в этом ему нужно помочь, иначе процесс тления может тянуться годами и столетиями. Возможно, что элемент жестокости по отношению к гибнущему присутствует, но жестокость эта необходима во благо.
Другое дело, конечно, когда за погибающее принимают подчас вполне еще жизнеспособное и пытаются его уничтожить. Ник чему хорошему это привести не может. Однако Ницше к этому уже не имеет никакого отношения
Большинство мыслей Ницше нацистские идеологи черпали, кроме “Заратустры”, из книги “Воля к власти”. Но все дело в том, что этой книги как таковой не существует.
Есть лишь произвольная компоновка многочисленных заметок конца 80-х годов (через короткое время Ницше лишиться рассудка). Фальшивку подготовила сестра  философа, которая после смерти брата стала владелицей всего его архива.
Сам Фридрих еще при жизни в одном их писем назвал ее “мстительной антисемитской дурой”.
Лишь в 1956 году Шлехта восстановил после работы в архиве Ницше хронологию этих заметок под заглавием “Из наследия 80-х годов”.
Издание произвело большой эффект, так как стало ясно, что речь идет о грандиозном подлоге, о полном несоответствии заметок и сфабрикованной из них книги, говорить о которой после этого просто не прилично. 
РУССКИЕ О НИЦШЕ
Толстой знал Ницше лучше, чем Ницше Толстого. Особо отмечал главку «О ребенке и браке» в «Заратустре». Но в целом не принимал.
«Читал Ницше «Заратустра» и заметку его сестры о том, как он писал, и вполне убедился, что он был совершенно сумасшедший, когда писал, и сумасшедший не в метафорическом смысле, а в прямом, самом точном […] Каково же общество, если такой сумасшедший, и злой сумасшедший, признается учителем?», — записывает Толстой в дневнике (29.12.1900).
Николай Федоров, автор безумной утопии воскрешения мертвых, уличал «философа черного царства», как он называл Ницше, в трусости:
«Ты храбр только там, где нет никакой опасности; когда и без тебя столькие покинули Христа, ты храбро превозносишь Антихриста». Он заметил такую особенность философии Ницше — «устанавливать цель жизни, управлять жизнью».
Ницше «стремился не столько к тому, чтобы понять мир, сколько к тому, чтобы преобразовать его», —свидетельствовал и друг философа Петер Гаст (т.е. Ницше будто исполнял завет Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»).
В рядах литературных персонажей Серебряного века ницшеанцев больше, чем, скажем, марксистов и толстовцев. Или, может быть, они более заметны. Это, конечно, не значит, что все писатели, выводившие этот характер, были от него в восторге.
Почти идеальным ницшеанцем можно назвать фон Корена из «Дуэли» (1891) – вне зависимости от того, имел ли в виду Чехов сверхчеловека Ницше или просто списывал этого персонажа с Владимира Вагнера, зоолога и социал-дарвиниста.
Фон Корен, как Заратустра, выше страстей человеческих, им движет рациональное преставление о пользе – и ничего личного. У него «рука бы не дрогнула», если бы ему велели уничтожить слабого и бесполезного Лаевского, в терминологии Ницше – лишнего (это совсем не то, что лишний человек в нашей литературе).
О лишних его Заратустра говорит жестко: «Некоторым не удается жизнь: ядовитый червь гложет им сердце. Да приложат они все силы свои, чтобы смерть лучше удалась им! […] Слишком много живущих, и чересчур долго держатся они на ветвях жизни своей. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева всех этих гниющих и червивых!».
Да, Ницше не говорил:
«Падающего подтолкни», — он говорил: «Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно ещё помочь в этом» («Антихристианин», 1888).
Примечательно, что на рассуждения фон Корена о необходимости «уничтожения хилых и негодных», доктор Самойленко несколько раз повторяет: «Это тебя, брат, немцы испортили! Да! Немцы!»
Доктор Самойленко и встаёт на защиту этого лишнего от уничтожения в имя цивилизации и человечества («Если людей топить и вешать, то к черту твою цивилизацию! К черту человечество!»). И дело не только в гуманизме, и даже не в том, что Самойленко добр и сострадателен. Если рассуждать цинически, то зоолог должен понимать, что то, что кажется бесполезным, имеет свой смысл и свою пользу.
Что всё предельно рассчитанное – без неисчислимого остатка – приводит к последствиям, противоположным тем, на которые рассчитывали. Это относится и к безумному рационализированию (или к рационализированному безумию) утопии Ницше.
Леонид Андреев воспринял смерть Ницше в 1900 году как личную утрату.
Но его «Рассказ о Сергее Петровиче» (1900), написанный чуть раньше, свидетельствует, по меньшей мере, о неоднозначном отношении к Ницше. Герой рассказа – тот самый лишний, или (согласно русской литературной традиции) маленький человек, которого вдруг перепахивает «идея сверхчеловека и все то, что говорил Ницше о сильных, свободных и смелых духом».
И бьётся он в безнадёжных попытках преодолеть свой удел заурядности. Подсказка приходит от Заратустры:
 «Если жизнь не удается тебе, […] знай, что удастся смерть». Решив, «что смерть его будет победою», Сергей Петрович кончает жизнь самоубийством.
Ещё один ницшеанец Андреева – безумный доктор Керженцев (рассказ «Мысль», 1902), психопат и убийца, возомнивший себя сверхчеловеком, которому «всё можно». А в пьесе «Дни нашей жизни» (1909) Андреев посмеивается над апологетами Ницше – там один персонаж называет Ницше мещанином, другой возмущается:
«Ты не имеешь права так говорить […] Этот великий гениальный Ницше, этот святой безумец, который всю свою жизнь горел в огне глубочайших страданий, мысль которого вжигалась в самую сердцевину мещанства…»
«Пьяной проповедью о сверхчеловеке» называл речи Заратустры Куприн. Поэтому, наверное, в его «Поединке» (1905) ницшеанствует полковой пьяница Назанский:
«Ух, ненавижу! Ненавижу прокаженных и не люблю ближних […] И вот, говорю я, любовь к человечеству выгорела и вычадилась из человеческих сердец. На смену ей идет новая, божественная вера, которая пребудет бессмертной до конца мира. Это любовь к себе, к своему прекрасному телу, к своему всесильному уму, к бесконечному богатству своих чувств».
Ницше, как известно, призывал любить не ближних, а дальних, заботиться не о душе, а о теле. А также – проповедовал и демонстрировал любовь к себе, иногда называя ее эгоизмом.
В советское время все изменилось.
советские лидеры были в некотором роде латентными ницшеанцами. С одной стороны, они обрушивали на экстравагантного немца всю мощь пропагандистского аппарата – вот названия книг, которые тогда выходили: «Ницше и финансовый капитал» М. Лейтейзена (1928) с предисловием б. ницшеанца-богостроителя Луначарского; «Философия Ницше и фашизм» Б. Бернадинера (1934); «Ницше как предшественник фашистской эстетики» Г.Лукача (1934) и т.п.
С другой, — у Ницше, несмотря на его враждебность к социализму и презрение к массам, было много такого, что импонировало большевикам: антибуржуазный пафос, переоценка всех ценностей, ставка на будущее (в ущерб настоящему), вера в приход нового (сверх-) человека, нападки на христианство, презрение к лишним, гимны здоровью…
Доказательством того, что идеи Ницше никуда не исчезли, может служить антиутопия Замятина «Мы» (1920), в которой он с горькой усмешкой изображает советских ницшеанцев. Персонажи его романа гордятся: «Арифметически-безграмотную жалость знали только древние: нам она смешна».
Они уверены: «Жалость унижает, а жестокость стимулирует к целям»; «Самая трудная и высокая любовь – это жестокость» и т.п. Они так же, как Ницше, считают Христа идиотом и декадентом: «…их Бог не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий: их Бог не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву».
Но при этом они хотят очутиться с Богом «за одним столом». Собственно, вся антиутопия Замятина есть ответ на молодую советскую власть, инфицированную самыми неприятными идеями Ницше.
С голоса Ницше поёт в 1918 году молодой Николай Тихонов:
Мир строится по новому масштабу.
В крови, в пыли, под пушки и набат
Возводим мы, отталкивая слабых,
Утопий град — заветных мыслей град.
Откровенно по-ницшевски называет Горький свои статьи 1918 года -«Несвоевременные мысли». Но позже он скажет: философия морали Ницше — «проповедь жестокости». И вспомнит, как друг его молодости называл эту философию «красивым цинизмом».


Всё, что Ницше узнал от общения с русскими, всё, что вычитал в русских книгах, он вернул сторицей, пропустив через себя, в доведенных до предела формах.
Все, что русские получили от Ницше, было возогнано преимущественно в литературу. И кажется, нам (на круг) повезло больше, чем немцам.
Фридрих Ницше никогда не был нацистом, он презирал немцев и боготворил славян и Россию, считая что только они могут спасти мир от алчной и подлой западной цивилизации
 

Комментариев нет:

Отправить комментарий