Маленькое право на самоопределение

 "Портал русской общины в Эстонии" 

Русская общественная мысль в Эстонии скисла. Гораздо раньше скисла «партийная жизнь» - тут поискать виновных в этом можно, и найти их не составит труда. Но зачем, если судьи-избиратели уже разошлись по домам?

Уже второе поколение общественных и даже уже политических деятелей пытается отстоять русские школы, но обложено флажками со всех сторон. И это, в общем, единственная понятная русская инициатива в Эстонии.

Ретроспективный взгляд позволяет обнаружить одну закономерность. В Эстонии за время очередной «самостоятельности» мы имели три волны массовых русских инициатив – Интердвижение и ОСТК, Ночной Дозор и Русская школа Эстонии. Особняком стоят стихийные волнения русской молодежи по поводу натовских бомбардировок Югославии.

В каждой волне можно было выделить соответствующие фазы: аналитическая стратегия, стратегия риска, радикализация инициатив, маргинализация лидеров, остракизм лидеров. Действительно, всякая волна заканчивалась выдавливанием русских лидеров из страны по «народному приговору» эстонцев. Классический такой древнегреческий остракизм. Практически все лидеры Ночного Дозора сейчас за границами Эстонии – Александр Коробов, Дмитрий Линтер, Максим Рева, а также Марк Сирык и Максим Демидов. Владимир Студенецкий – умер. RIP.

Те, кто остался (и в Эстонии, и в живых), живут в нищете. Потому как осуществлена публично заявленная установка «превратить их жизнь в ад». РУШКЭ сейчас переходит от фазы аналитической стратегии к стратегии риска. Не знаю, случайность это или нет, но лидер РУШКЭ, профессор Андрей Лобов работает преподавателем в Тампереском университете в Финляндии. А «превратить его жизнь в ад» еще и в Финляндии у эстонцев пока руки коротки. Такая естественным образом сложившаяся тактика очень напоминает известную по воспоминаниям тактику эстонских коммунистов в период между двумя мировыми войнами – полугодовые «командировки» в Эстонию из-за границы; больше было не продержаться.

Проверено: прав нет!

Сказать, что ничего для возвращения украденных у русских эстонцами гражданских, политических и культурных прав не было сделано – значит серьезно погрешить против истины. Большинство легальных механизмов было опробовано – и безрезультатно. Национально-территориальная автономия (соответствующие решения властей местных самоуправлений Северо-Востока, сделанных на основе местного референдума, были признаны недействительными коллегией по конституционному надзору Государственного суда), национальная культурная автономия, Круглый стол по проблемам нацменьшинств при президенте, интернациональный Конгресс национальных меньшинств, «русские» партии, Русская община, Ночной Дозор и т.д. – у всех либо летальный исход, либо глубокий обморок, кома. А ведь еще 15 лет назад эксперты рассматривали русский Северо-Восток Эстонии в одном ряду с Приднестровьем, Нагорным Карабахом, Косово и Эритреей.

По состоянию Северо-Востока сейчас приведу только одно личное наблюдение. Как-то мне нужно было ехать из Нарвы в Санкт-Петербург, а ближайший автобус отправлялся только через семь часов. Я решил, что кто-то из автомобилистов за те же деньги может взять меня попутчиком, и встал у въезда на пограничный контроль – с гарантией того, что все машины идут в нужном направлении, и обязательно останавливаются перед шлагбаумом. Удобно. Так вот: за четыре часа, что я стучался в окна всех стоящих машин, ни одна из них не ехала в Санкт-Петербург. Все ехали в Иван-город. За бензином. Все без исключения. (Как тут не вспомнить палестинские «лазни» в Египет?)

Почему так? Можно, как учат натурфилософы и адепты политического вегетарианства, поискать причины в себе, заглянуть вглубь себя и увидеть, что ты сделал не так. Но это самокопание не отменит главного – тотальной блокады всех самостоятельных русских инициатив эстонцами. И снова – почему так?

Eesti asi и русская «национальная язва»

Эстонцы оперируют понятием «eesti asi» - в буквальном переводе «эстонская вещь», под которой понимается некое «эстонское дело». В чем, кроме русофобии и нарциссизма, заключается «эстонское дело» (а также «азербайджанство» - «глубокая философская концепция» (!), «латышство», «татарство» и пр.), вне эстонцев мало кто понимает, и я явно не вхожу в их число. Феномен «эстонского дела» можно было бы оставить без внимания, если бы не его инверсия: имея свое «эстонское дело», эстонцы свято уверены в том, что у нас, русских, тоже есть (или, во всяком случае, должно быть) свое «русское дело». Которое, естественно, может заключаться только в захвате свободной Эстонии и возвращении ее в состав России, и дальнейшей поголовной русификации эстонцев. И в этом тоже проявляется величие эстонцев, так как о чем еще, кроме захвата Эстонии, может думать Россия?

Неопределенность «eesti asi» объективна, так как никакого своего государственного проекта у Эстонии нет. У ритуальных антифашистов есть на этот счет собственное мнение; с их точки зрения участие эстонцев в историческом процессе обозначено через «реабилитацию нацизма». Пусть так. Я же считаю, что эстонцы исторически отвечают не на вопрос «кем быть?», а – «с кем быть?». Достаточно посмотреть на метания эстонцев перед Второй мировой войной. Достаточно посмотреть на всю историю эстонцев, точнее, maarahvas, живущих, в терминах Вадима Цымбурского, на «территории-проливе».

Но современность вроде как подтверждает правоту именно эстонцев. В наше время цивилизованным государством надо не быть, а считаться. В своей книге «Новый военный гуманизм: уроки Косова» Ноам Хомский пишет: «Цивилизованные государства — это Соединенные Штаты и их союзник Великобритания, а также, возможно, другие страны, участвующие в общем крестовом походе за справедливость и права человека. Их миссии сопротивляются только «открыто неповинующиеся, инертные и раскольнические», «распущенные» уроды в мировой семье. Принадлежность к разряду цивилизованных, очевидно, следует только из определения».

«А также, возможно, другие страны» - вот оно, окно возможностей для Эстонии. Для вхождения в круг «цивилизованных» достаточно явиться на призывной пункт крестового похода «за справедливость и права человека». Бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт изящно замкнула круг, заявив в свое время, что защита прав человека является разновидностью миссионерства. Поэтому не надо спрашивать, что делают эстонские военные в Афганистане. Версия «воюют за свободу Эстонии», которую часто озвучивает эстонский истеблишмент, не только смехотворна, но и не точна: они ТАМ обеспечивают эстонскую «цивилизованность» ТУТ. Они – входной билет Эстонии в клуб «возможно других цивилизованных стран». Билеты же, как известно, принято компостировать, поэтому гробы из Афганистана привозят с завидной регулярностью. Но поскольку похвалы союзников звучат чаще, то такая цена за членство в клубе считается приемлемой. Во всяком случае, никакого антивоенного движения в Эстонии нет и в помине.

Вот что Хомский пишет о другой «возможно цивилизованной стране» - Турции:

«Если Турция предпочтет «лечить свою национальную язву — проблему курдского меньшинства», продолжают редакторы («Вашингтон пост» - С.С.), то она больше не будет «не в ладу с гуманными демократическими ценностями западных наций, компанией которых дорожит», и в особенности гуманных ценностей той нации, которая обеспечивает Турцию колоссальными потоками смертоносного оружия «для лечения ее национальной язвы» в излюбленной Вашингтоном манере. «Ведь туркам будет нелегко сговориться с курдами», — признают редакторы. Сейчас курды хотят только признания их «культурных и языковых прав», в которых им было отказано (в отличие от Косова), но потом «некоторые из них» могут пойти дальше, запросив «автономии и самоопределения» (как это многие годы делали косовские албанцы). Поэтому лидеры Турции заслуживают сочувственного понимания со стороны своих вашингтонских друзей».

А вот, кстати, и определение нашлось в рамках «нового военного гуманизма»: мы, русские в Эстонии – «национальная язва». Мы тоже хотели (но еще хотим ли?) своих «культурных и языковых прав», записанных, кстати, в конституции ЭР. Но никто в здравом уме не даст разрастаться язве.

Кем быть?

Сожительствуя на одной территории, эстонцы и русские решают разные задачи. Эстонцы – сохраняются согласно букве конституции, мы – пытаемся реализовать свое право на развитие. Тормозя наше развитие, эстонцы сохраняются сами. За счет высвобождаемой энергии трения. Так просто. Но это – во внутренних делах. Феномен эстонской внешней «цивилизованности» очень хорошо проявлен в следующем эпизоде.

После «бронзовой ночи» я был приглашен защитником Димитрия Кленского Александром Кустовым давать свидетельские показания по делу «бронзовой четверки». В центре внимания на какое-то время оказалась наша переписка с Кленским, и судья Виолетта Кываск заинтересовалась моей фразой «Эстонцы – наши цивилизационные враги». На следующий день мои показания в суде эстонские газеты дали с заголовками «Эстонцы – враги цивилизации!». Перевести мою фразу по-другому они просто не могли, потому что их мир устроен по вышеизложенной схеме: «Соединенные Штаты и их союзник Великобритания, а также, возможно, (Эстония)» - вот единственные для них контуры цивилизации. Все остальное – это не другие цивилизации, а нецивилизованный… материал. Внешний мир в представлении эстонцев выглядит именно так.

А как мир выглядит для нас? Мне уже доводилось писать о сложностях развития проекта «Русский мир», и его неявной, но от этого не менее жесткой внутренней конкуренции с проектами «российские соотечественники» и «Евразийский Союз». Добавлю, что и сам проект «Российская Федерация» видится мне весьма далеким от успешного завершения. Посему хочу поделиться открытием, сделанным мной совершенно недавно: концептуальная незавершенность проекта «Российская Федерация» отбрасывает на нас весьма причудливую тактическую тень.

Судите сами: большинство наших, перечисленных выше инициатив имело своим стержнем реализацию прав национального меньшинства. Механизмы и инструменты развития и защиты национальных меньшинств в достаточной мере хорошо разработаны для того, чтобы их использовать на практике. Однако Россия, как естественный центр Русского мира, крайне редко, и даже почти никогда не говорит о «защите национальных меньшинств» и, конкретнее, «русского национального меньшинства». А говорит о защите «российских соотечественников, проживающих за рубежом».

С одной стороны, это понятно – на защиту каких именно национальных меньшинств должна направлять свои ресурсы многонациональная Россия? Как-то в журнале для российских соотечественников «Шире круг» мне попалось интервью с руководителем движения «Татары за Израиль». Татары – за Израиль, но журнал-то – российских соотечественников, с соответствующим источником финансирования. Если «Татары за Израиль» и соотечественники, то какие-то странные, седьмая вода на киселе… А вот еще есть сирийские осетины, которых и Южная, и Северная Осетия готовы принять, как беженцев, «потому что это и их родина»…

С другой стороны, «проживающие за рубежом российские соотечественники» - это российское изобретение, и мир в целом не понимает, о чем идет речь. Не понимаю и я, когда в риторике российского руководства появляются конструкции типа «защита законных прав и интересов российских соотечественников, проживающих за рубежом». Для того чтобы защищать «законные» права и интересы, «за рубежом» должен быть соответствующий закон. А его, как можно догадаться, нет. Нигде. Поэтому именовать насущные, обоснованные, жизненно важные и пр. интересы «законными» нет никаких оснований.

Во многом поэтому русские, как национальное меньшинство – феномен, по меньшей мере, спорный, и российское руководство как-то очень по-своему, но понимает это. Особенно ярко эта спорность проявилась летом, когда я возглавлял группу экспертов Международного института новейших государств, взявшихся исследовать новый украинский закон «Об основах государственной языковой политики».

Наша экспертиза имела целью рассмотреть закон прежде всего с точки зрения предупреждения тех возможных злоупотреблений и манипуляций, которыми в языковой сфере так известна Прибалтика. В целом закону нами была дана очень высокая оценка - как реальной попытке привития Украине мультикультурализма, официально провалившегося в Европе. Ведь в основе закона – Европейская Хартия региональных языков и языков меньшинств. Так вот: у части русской интеллигенции Украины наша экспертиза вызвала жесточайшее неприятие.

Так, по мнению эксперта по вопросам безопасности и кризисным ситуациям Федора Яковлева, «10 августа 2012 года войдёт в историю русского народа, как ещё одна чёрная дата, поскольку именно в этот день на Украине вступил в силу закон «Об основах государственной языковой политики», согласно которому русский язык на исторической территории Киевской Руси признан языком национального меньшинства, а сами русские, соответственно, «нацменами» на своей исторической Родине».

А вот собственно о нашей работе: «Ни слова о признании русских на Украине национальным меньшинством, не говоря уже об «апартеиде» нет и в объёмном, с претензией на серьёзность, экспертном заключении на закон Украины «Об основах государственной языковой политики», подготовленном «квалифицированными специалистами» от имени Международного института новейших государств. (…) Единственную фразу в данной экспертизе, которую можно хоть как-то отнести к характеристике положения русского языка на Украине, стоит привести полностью, чтобы оценить «квалификацию» или, скорее, степень изворотливости авторов экспертизы в попытках извращения реальной ситуации на Украине: «Если же поставить практический вопрос о том, останавливает ли закон «Об основах государственной языковой политики» экспансию украинского языка на русский на Украине, то ответить на него следует во многом утвердительно. Русский, как официальный язык, во многих сферах применения языка хорошо, и, что не менее важно, гибко защищен»!?

Оказывается, по мнению этих «экспертов», понижение статуса русского языка от языка межнационального общения до уровня языка национального меньшинства и отмена обязательного изучения русского языка в украинских школах, это «остановка экспансии украинского языка на русский на Украине»!?»

Привожу столь пространную цитату не для того, чтобы ввязаться с оппонентом в спор на «своей» территории, а чтобы показать уровень эмоционального накала. Ну категорически не хочет часть русских на Украине считаться национальным меньшинством! Это состояние фактически приравнивается ими к национальному унижению! Признаюсь, такой разворот темы оказался для меня совершенно неожиданным.

Маленькое право на самоопределение

Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств знаменита тем, что не содержит определения национального меньшинства. И это – общая беда международного публичного права. ПАСЕ в своей прошлогодней резолюции № 1832 признала этот факт следующим образом: «Отсутствие четкого критерия государственности и законной сецессии, с одной стороны, и нарушения прав человека и меньшинств, а также демократии и участия, с другой стороны, вызвало к жизни многочисленные сецессионистские движения, и тем самым угрожает миру, стабильности и территориальной целостности существующих государств, в том числе в Европе» (перевод мой – С.С.).

Под сецессионизмом часто понимают «любую попытку национального меньшинства осуществить свое право на самоопределение путем отрыва от одного государства или присоединения к другому государству, или, что случается более часто, попытку основать свое собственное государство, либо, по крайней мере, основать свой собственный автономный регион внутри существующего государства».

Казалось бы, что для замкнутой системы понятие «национального меньшинства» является сугубо математическим. Вот результаты переписи населения региона, вот украинцы, например, большинство, а русские (венгры, молдаване, румыны, евреи и т.д.) – меньшинства. Но, как выяснилось, часть русских на Украине, и, судя по прессе, весьма значительная часть, отказываются считаться национальным меньшинством! В Эстонии, наоборот, ситуация принципиально иная – нам государство отказывает в том, чтобы мы считались национальным меньшинством!

Возникает четкая картина того, что «национальное меньшинство» - это не чистая математика, а что-то еще. Что?

В 2004-2005 годах мне пришлось вести несколько процессов на эту тему. Вот какую картину маслом нарисовал Таллинский административный суд:

«То обстоятельство, что в Эстонии есть коренное русское меньшинство, не дает оснований утверждать, что всех проживающих сейчас в Эстонии и считающих русский язык своим родным языком людей следует считать малой национальностью. Среди лиц, говорящих в Эстонии на русском языке, как на родном, можно выделить две общественные группы: исконно проживавшее на территории Эстонии русское меньшинство и иммигрантов и их потомков. Выделение этих этнических групп подчеркивается и в специальной литературе, посвященной демографии. (…) Таким образом, текст конституции не устанавливает знака равенства между лицами, не говорящими на эстонском языке, как на родном, и малой национальностью, считая возможным, что в каком-то местном самоуправлении большинство жителей образует какая-то иная национальность, кроме эстонцев, которая, однако, не рассматривается как малая национальность».

«Малая национальность» (буквально – «национальность в меньшинстве») – это эстонское прочтение всем понятного «национального меньшинства». Прочтение экзотическое, потому что под «малой национальностью» имеются в виду только граждане Эстонии, «имеющие давние, прочные и постоянные связи с Эстонией». Гражданство же в 1992 году у большинства русских в Эстонии попросту украли.

Итого на примерах Украины и Эстонии можно выделить две крайности: на Украине русские по закону являются национальным меньшинством, но не хотят (!) этого, а в Эстонии русские хотят пользоваться правами национального меньшинства, но им этого не позволяют законы и суды. Ситуация, как видно, далека от «чистой математики». Возникает совершенно естественный вопрос о взаимоотношениях меньшинства с государством – а кто, собственно, вправе устанавливать, кто является национальным меньшинством, а кто – нет? Государство или само меньшинство? И нельзя ли здесь вести речь о «маленьком праве на самоопределение»?

Невыносимость существования

Суть «большого» права на самоопределение раскрывалась и дорабатывалась в международном праве постепенно. Так, например, ст. 2 Декларации ГА ООН 1960 года о предоставлении независимости колониальным странам и народам гласит, что «Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободно определяют свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие».

А в Декларации ГА ООН 1970 года о принципах международного права, о дружественных отношениях и сотрудничестве между государствами в соответствии с Уставом ООН говорится уже о том, что «Учреждение суверенного и независимого государства, свободная ассоциация или интеграция с независимым государством или приобретение какого-либо другого статуса, свободно принятого народом, означает реализацию этим народом своего права на самоопределение».

В своей работе «Национальное самоопределение: подходы и изучение случаев» Галина Старовойтова выводит возможные критерии потребности в самоопределении, из которых на первом месте стоит «Невыносимость существования». «Чтобы определить законность требования о самоопределении (речь идет как раз о том, что отметила недавно ПАСЕ – С.С.), нужно учесть сперва «невыносимость существования» для народа под правлением государства, распространяющего свой суверенитет на территорию, на которой он проживает. Конечно, невыносимость можно толковать произвольно. Среди главных жалоб и упреков к Британской короне в Декларации независимости США мы видим: суд без присяжных, произвол управления и судопроизводства, подстрекательство американских индейцев к нападениям и развязывание империей войны с колонистами. По контрасту, армяне в Нагорном Карабахе были доведены до предела их физического выживания экономической блокадой, депортацией и убийствами - и все это с самого начала конфликта».

Выводит Старовойтова также и «Ощущение угрозы»: «Стремление к самоопределению возникает обычно, когда этническая группа подвергается опасности, к примеру, вследствие угрозы национальному положению этой группы в рамках многонационального государства. В тоталитарных государствах такая угроза может привести к массовой депортации, этнической чистке и, в итоге, к геноциду. При менее репрессивных режимах таких крайних мер обычно избегают, но другие шаги правительства в этом направлении могут вызвать озабоченность. Среди них может быть:

насильственная ассимиляция;
наплыв чужой рабочей силы, драматически меняющий баланс национальностей в регионе;
принятие закона, провозглашающего приоритет одного национального языка над другим (например, принудительное законодательное закрепление использования одного языка);
ограничение преподавания в школах собственной истории и культуры, а также ограничение средств массовой информации, издаваемых на языке дискриминируемой группы».

В Прибалтике – три из четырех. Идея «наплыва эстонцев на Северо-Восток» какое-то время тоже активно пропагандировалась, но успешно провалилась – «осваивать целину» никто из эстонцев не поехал. Три с половиной из четырех. Но русских людей, осознающих «невыносимость существования» и испытывающих «ощущение угрозы» - внутреннее меньшинство.

Русская цивилизация

Сложностей к «русскому национальному меньшинству» добавляет неопределенность самих «русских». Кто такие «русские»? И, не менее важное – а кто обладает достаточным авторитетом для того, чтобы отвечать на этот вопрос? У меня в копилке по меньшей мере восемь ответов на него, начиная с Карамзина… Логично было бы ждать ответа прежде всего от Русской Православной Церкви, но у нее сейчас иная повестка дня…

Для того чтобы быть «национальным меньшинством», для начала надо быть «национальностью». Тут сразу начинаются уже набившие оскомину вибрации с nationality – гражданство – nation – нация – народ - национальность (этничность). Но есть и «область понятного»: Уолкер Коннор, вслед за Максом Вебером, определяет нацию как «группировку людей, которые верят, что они связаны родовыми связями. Это наибольшая группировка, разделяющая такую веру».

Этот же подход полагает верным и Старовойтова. Как видно, в этом определении, в русском языке более подходящим для «национальности», базовым элементом является «вера в родовые связи». Я вот, например, не верю в то, что мы с Ханоном Барабанером, Саркисом Татевосяном или Карлом Паксом «связаны родовыми связями». Однако почему-то мы все вместе выступаем в защиту русских школ в Эстонии, считая их своей общей ценностью. Но мы – не национальность. А вот причудские староверы, скорее всего, национальность, так как в свои родовые связи – верят. И получается, что эстонцы по-своему правы, отказывая нам, «иммигрантам и их потомкам», в праве считаться национальным меньшинством.

Создать заново веру в русскую национальность – практически невозможно. Поскольку «русские», как национальность, «в глубь веков» принципиально не прослеживаются. Во время первой и единственной всеобщей переписи населения Российской Империи в 1897 году принадлежность населения определялась только по языковому, религиозному и сословному признакам. А по национальному – нет! По родному языку, например, крупнейшие языковые группы, в порядке убывания, были представлены так: великороссы (русские) — 44,3 %, малороссы (украинцы) — 17,8 %, поляки — 6,3 %, белороссы (белорусы) — 4,3 %, евреи — 4,0 %. Интересно, что широко употребляемые эстонцами последние 20 лет «инородцы», согласно переписи, тоже были не «другими национальностями», а… сословием, наряду с крестьянами, мещанами, дворянами, духовенством, казаками, купцами и… почетными гражданами. Добавим сюда, что, со слов теолога Дмитрия Шаховского, всякий православный, в том числе татарин, считался русским, а православных, согласно переписи, оказалось 69,3%, что несколько больше, чем великороссов, малороссов и белороссов, вместе взятых. Так что если и можно говорить о каком-то «русском национализме», то только языковом и религиозном. Не помещаются русские в «национальность».

Попробуем в обратную сторону: американского «национального меньшинства» в мире нет нигде. Британцы, вторая, по Хомскому, составная часть «цивилизации», нашли для своего существования свою форму – Британское Содружество. Но «британского национального меньшинства» - тоже нет. Есть австралийцы, канадцы и пр. При этом правовых международных механизмов защиты американского или британского «меньшинств» - нет. Зато силовых – сколько угодно. Или, как заявил Тони Блэр: ««Кризис (…) показывает (…) новую готовность Америки делать то, что ей кажется правильным, — невзирая на международное право».

Так как тему «русских» я расковыриваю уже довольно давно, то сказанное недавно зампредом российского правительства Владиславом Сурковым не стало для меня неожиданностью. А сказал он вот что:

«По политическим взглядам я русский. Считаю, что надо применять те системы политических подходов, которые для нас как для суверенной нации более полезны на данный момент времени. И не надо при этом замыкаться: ты либерал и будешь либералом, как дурак, даже в неподходящих условиях. Когда война, не надо быть либералом. Когда ситуация спокойная и позволяет расслабиться и жить в свое удовольствие, не надо быть ультраконсерватором. А вот свобода и достоинство русского человека, развитие русской культуры, сохранение органического союза русских со всеми народами России должны быть целью и войны, и мира. Быть русским в любых обстоятельствах — это очень амбициозная политическая программа».

Тут тоже «русские» - национальность, так как отделяется от «всех народов России», но… политическая. Вправе ли мы говорить на сегодняшний день о русских, как о цивилизации? Говоря о «цивилизационных врагах», я полагал, что – да. Так же, основываясь на работах Дэниела Белла и Альвина Тоффлера, полагает Юрий Яковец, выводящий русскую «локальную цивилизацию» с начала XXI века. Однако главным в «цивилизационном» подходе был и остается вопрос критериев, остро поднимавшийся Питиримом Сорокиным. Та же проблема, кстати, что и с «империями», что отмечал их исследователь Доминик Ливен. Однако, какими бы эти критерии ни были, понятно, что «русская цивилизация» должна быть интегралом по всем (разумным) из них.

Если же брать за основу логику, заложенную приведенным выше определением «нации», то в основе «цивилизации» - вера… во что? Ответ на этот вопрос в отношении русской цивилизации, как ни странно, содержится, на мой взгляд, в преамбуле современной российской конституции, устанавливающей «веру в добро и справедливость».

Во всех академических комментариях к этой преамбуле, что мне довелось прочитать, эта формула полностью проигнорирована, потому что юристы просто не понимают, что с ней делать. А не для юристов писано…

Горделивая мысль о принадлежности не к национальности, а к цивилизации, встречает, однако, два существенных возражения. Первое: цивилизацию (империю?) СССР, создавшую «советский народ» и им же созданную, мы уже проходили. Тот случай, когда обиженными в разные стороны разошлись все, в том числе русские. Но это – проблема решаемая. Гораздо более существенным для меня выглядит второе возражение, а именно – что с этим делать? В смысле – какая от этого польза? Никакого международного инструментария для защиты цивизизационно-русских за рубежами России нет. И каждый раз на практике приходится горделивую цивилизацию, «политическую нацию» «опускать» до национальности.

Что из этого получается, видно было, например, из выступления заместителя главы российской делегации А.А.Полищука на открытии обзорного Совещания ОБСЕ по рассмотрению выполнения обязательств в области человеческого измерения в Варшаве 24 сентября этого года. «Важное право, на которое необходимо обратить внимание - это право на гражданство. Феномен безгражданства в Латвии и Эстонии является позорным и недопустимым. ОБСЕ должна вести более активную работу по защите прав национальных меньшинств в этих странах», - сказал представитель Российской Федерации.

Опять - каких национальных меньшинств? Русское национальное меньшинство в Эстонии, точнее, русская малая национальность в понимании эстонцев – все сплошь граждане. Вот яркий пример той «вилки», в которую угодила Россия, следуя своему искреннему желанию помогать соотечественникам. При этом выступление Полищука, как уже отмечалось – вообще редчайший пример упоминания Россией национальных меньшинств в рассматриваемом контексте.

Не меньшие проблемы и у «смежников», все пытающихся определить, кто же суть такие «российские соотечественники». Выходит – плохо. Возникает вопрос – а решаема ли эта (эти) задача в принципе? Ведь в основе ее – попытки найти общие признаки для очень больших групп лиц, а остались ли они, эти группы, вообще в эпоху индивидуализма? Наделенный крайне редким талантом говорить просто о сложных вещах, Михаил Делягин сформулировал суть современного управленческого кризиса так: «Люди научились мыслить а) самостоятельно и б) неправильно». Добавив при этом, что ни одно государство не научилось еще такими людьми управлять.

Отчасти с мыслями Делягина перекликаются и выводы другого, не менее известного экономиста – Михаила Хазина: «Отметим, что «средний» класс – это для капиталистического общества примерно то же, что «новая историческая общность – советский народ», о которой было написано в Брежневской Конституции 76 года. Тут её авторы несколько поспешили – ещё бы пару поколений и результат, скорее всего, был бы достигнут (…). А «средний» класс на западе ждет такая же судьба. (…) А пока власти США любой ценой пытаются поддержать частный спрос «среднего» класса – поскольку если не понимают, то чувствуют, что если он исчезнет, то исчезнет и современное государство, со всей его элитой и чиновничеством». XXI век начался с того, что общности фиксируются плохо… Найденный было, например, «кретивный класс» миллионов сторонников на свои марши так и не собрал.

Страшилки

Победное шествие индивидуализма по планете породило новый и постоянный страх – а что, если «их» больше, чем «нас»? Очень показательным тут стало стихотворение моего старшего товарища, поэта Владимира Друка, которым тот откликнулся на «болотную» активность в России:

Нас осталось двадцать миллионов,
Если по пути не растрясет,
Но за нас – Навальный и Лимонов,
Но за них – Уралвагонзавод.

Национализм – дитя индустриального века; сейчас, согласно Сергею Переслегину, время неопределенных и динамичных сообществ, время «стай». Никто так и не понял, почему в Ночном Дозоре были десятки людей, а к Бронзовому солдату приходят – тысячи. Тысячи «самоопределившихся» через георгиевские ленточки, но организационно никак не связанных, и к Ночному Дозору – непричастных.

На августовском совещании «при центристах», посвященном выработке дальнейшей стратегии защиты русских школ в Эстонии, член Рийгикогу Яна Тоом высказала опасение в том, что число «интеграстов» может оказаться критическим, и защитники русских школ могут оказаться в меньшинстве среди самих русских («их» больше «нас»). Страхи для того и существуют, чтобы от них избавляться, но в данном случае – как? Хорошо, что социолог Дмитрий Михайлов вовремя проделал отличную работу по исследованию смешанных семей (опять – родственные связи!), побочным продуктом которой оказался прогноз на ассимиляцию русских по всем трем странам Прибалтики. Назову: по Литве – 100%, по Эстонии – 33%, по Латвии – 25%.

То есть для Эстонии, и тем более для Латвии не так все ужасно. Но это знание – не вещественное, подкрепленное лишь профессиональными расчетами, а не личным опытом. С одной стороны, хорошо, что наука социологии шагнула так далеко, что в состоянии давать такие прогнозы. С другой стороны, считать так, как Михайлов, умеют единицы, и денег на такие исследования у нас как не было, так и нет. Как и ума их заказывать.

Страшилки эти работают и в другую сторону: реакцией на «Русский мир» стало внесение эстонским законодателем поправки в закон о языке – поправки, которую я определил бы как первую в мире законную цивилизационную границу. Судите сами: «Меры по поддержке иностранных языков не должны угрожать существованию эстонского языка».

В начале осени Фонд защиты и поддержки российских соотечественников, проживающих за рубежом, заключил со мной договор о переводе определенного объема эстонских правовых актов на русский язык. Раньше все правовые акты на русский язык в Эстонии переводились, и было даже соответствующее издание «Правовые акты Эстонии», а теперь – нет. Видимо, такие переводы «угрожают существованию эстонского языка». Однако, в полном соответствии с приведенной выше «цивилизационной» логикой, правовые акты Эстонии переводятся на… английский язык. Зачем? Надо! Однако эта «логика» не в ладах ни с бизнесом, ни с реальностью.

Рийна Венде, руководительница фирмы ESTLEX, занимающейся размещением в Интернете эстонских правовых актов, сделала следующее признание: «Если говорить об интересе к переводам актов на русский язык, то он был относительно стабильным – практически каждый день кто-то интересуется переводом того или иного акта. При этом круг клиентов, что называется, «от стены и до стены» - от частных лиц до больших корпораций, плюс к этому существенная часть государственных учреждений. И в отношении отраслей права интерес довольно широк».

«Цивилизационный» подход заставляет министра юстиции Кристена Михала врать, утверждая, что к переводам актов на русский язык практического интереса - нет. «К изданию законов на русском языке всегда был сравнительно малый интерес. «Правовые акты Эстонии» предлагали подобную услугу, и интерес к ней, к сожалению, со временем уменьшался, поэтому эта услуга больше не предлагается, и практической потребности в ней нет»,- заявил он. А «практическая потребность» в переводах на английский – не обсуждается.

Заключение

Перефразируя Евгения Шварца, «хорошее заключение начинается внезапно». Так как от словосочетания «права меньшинств» всех нормальных людей уже трясет, то скажу, что вижу контуры русского ответа на западную практику навязывания прав человека – Декларацию прав и свобод людей. И формат для этого уже складывается – ЕвразС, которому, как мне кажется, не хватает собственной гуманитарной рамки.

Попробую обосновать. Это нужно, во-первых, потому, что к Всеобщей Декларации прав человека у меня есть многочисленные претензии, прежде всего доктринального свойства. Декларация эта, подгоняя содержание под название, подала все свободы через права, что глубоко неверно, так как свобода – самостоятельная догматическая категория. В результате получились странные конструкции типа «права на свободу убеждений», хотя говорить надо о «свободе убеждений».

Во-вторых, потому, что именно эта Декларация закрепила индивидуалистический подход даже там, где его в принципе быть не может. Как понимать, например, фразу «Каждый человек имеет право на свободу мирных собраний и ассоциаций»? Эти две свободы – по определению коллективные; как тут не вспомнить знаменитое образцовское «Кто из нас не любит уединиться и попеть хором?».

Понятно, что все рассмотренные выше языковые коллизии должны решаться в парадигме не национальных, а языковых меньшинств (партия ЗАРЯ! Владимира Линдермана в Латвии видится исключительно верным решением), однако Европейская хартия региональных языков и языков меньшинств – документ, что называется, трудной судьбы. Декларация прав людей могла бы закрепить искомое «маленькое право на самоопределение», хотя тут нужно не раз и не два крепко подумать над его содержанием. Ибо из практики уже известно, с каким восторгом «свободу выбора национальности» при недавних российских переписях населения восприняли… эльфы, орки и гоблины. Свято верящих в то, что уж они-то точно «связаны родовыми связями»…

Источник: Международный институт новейших государств