Сообщения
Психиатр и психотерапевт Николай ЩЕРБАКОВ работает над диссертацией «Коллективная травма латышей 1940—1941 годов». Специально для Телеграфа он поставил диагноз латвийскому обществу образца первой половины 2012 года.
На уровне идеологий и кастрюль
— Николай, можно ли говорить о том, что наше общество больно?
— С точки зрения социальной психологии проводить параллель общества с индивидуальной психологией — дело непроверенное и рискованное, хотя в литературе можно и такое прочитать — «больное общество». На мой взгляд, на уровне «психологии кастрюль» проблемы русского языка не существует. Там царит функциональное отношение к коммуникации. Если к латышу обращаются по-русски, он свободен в выборе: ответить на латышском, на русском или вовсе не отвечать. При необходимости стороны найдут способ договориться, если потребность есть.
Проблема создается на уровне идеологии. Что управляет теми людьми, которые ее создают? Версии две. Первая — это эмоциональные проблемы, которые существуют у части населения, в частности у элиты общества, и перекрывают путь к диалогу. То, что мешает коммуникации, это всегда эмоции страха, стыда и вины.
Вторая версия — специально разработанная программа по сепарации населения и созданию напряженности. Можно делать разные предположения о том, кто в этом принимает участие.
Как человек реагирует на окружающее? Он реагирует на смыслы, которые придает окружающему миру. Сначала надо назвать человека врагом, чтобы потом к нему как к врагу относиться. Сначала для нации создается определенный нарратив — рассказ о заслугах, провалах, лояльности и преступлениях. Средний человек едва ли понимает, что ему навязывают миф.
«Чужие» объединяют «своих»
— А как же национальное самосознание? Разве его нет на уровне «кастрюль»?
— Действительно, у людей есть познавательная потребность осознать себя, в частности, с точки зрения национальной принадлежности. И идентифицировать себя с какой-то группой можно только тогда, когда появляются «чужие», которые в этом случае выполняют важную функцию. Без них происходит размывание национальной идентичности. Некая межнациональная напряженность сама по себе даже позитивна, она способствует сплочению общины и формированию идентичности.
В качестве параллели: проблема отношений в семейной паре состоит в том, что идентичность каждого конкретного человека размывается, муж сливается с женой, а жена с мужем, и отношения заканчиваются.
Но когда различия раздуваются, напряженность переходит в деструкцию. На горизонте маячит свастика, активизируются маргинальные элементы с обеих сторон и отношения начинают крутиться вокруг насилия.
Трудно быть Сахаровым
— Поведение правящей элиты перед референдумом было крайне иррационально. Вопрос то задвигался, то муссировался, должностные лица и первые лица страны проявляли непоследовательность и срывались на грубость. Откуда идет эта неспособность «переварить» напряжение?
— Давайте снова проведем параллель. Эмоции, разум и поведение у человека дифференцированы тогда, когда человек достаточно развит. В ином случае он будет смешивать эмоциональные, познавательные и поведенческие аспекты. В этом клубке эмоции берут верх и определяют поведение, которое в психиатрии называется кататимным (обусловленным настроением, эмоциями). Развитые люди способны относиться к иррациональным настроениям критически. Правда, массовое сознание продолжает сильно на них влиять. Трудно отказаться от лояльности. Вот, скажем, Сахаровым быть трудно. Личность должна быть очень сильна, чтобы пойти против системы и утвердить свое «я».
— Почему нам так трудно добиться конструктивного диалога?
— Коммуникация может быть либо реальна, и тогда она называется контактом, либо виртуальна, и тогда мы называем ее перекрестными проекциями. Я о вас думаю что-то плохое, но вам об этом не говорю, вы что-то думаете обо мне, но я об этом ничего не знаю. Реальные взаимоотношения заменяются искаженными стереотипами. Между латышами и русскими, будем справедливы, существуют перекрещивающиеся фантазии и проекции.
Я не думаю, что латыши некритичны. Я читал на форумах обсуждение референдума, и комментарии отражают полный диапазон мнений латышей о нас, начиная от оскорбительных и заканчивая абсолютно лояльными и даже философскими. Но активность была крайне высока, что свидетельствует о взвинченности и, я думаю, о страхе.
Круги страха
— Чего они боялись? Ведь расклад голосования был известен изначально.
— Я полагаю, что страх живет в человеке без привязки к конкретным вещам. И в зависимости от ситуации проецируется на потерю социального статуса, или работы, или на опасность смерти. Но объективно, биологически больше всего человека пугает ситуация изменения. На неопределенность человек всегда реагирует тревогой. А изменения неизбежны. Не на русском в Латвии будут говорить, так на китайском или на суахили. А как иначе развивать экономику при такой убыли населения, если не за счет приезжей рабочей силы?
— Почему латышская нация так заботится об идентичности и не думает о самосохранении и воспроизводстве?
— Представление о том, что человек рационален, совершенно нерационально. Это не мои слова. Если личность переживает психотравму, у нее для поддержания ее идентичности включаются механизмы психологической защиты. Эти механизмы могут помочь человеку выжить, и они же, при чрезмерном усилении или примитивизации, приводят его к гибели.
Самый простой пример — механизм отрицания травмирующих фактов. Он работает и на индивидуальном, и на коллективном уровне. Национальная политика для интеграции нации вещь полезная, но когда становится чрезмерной, она прямо ухудшает ситуацию. Например, если русских боишься, то легче сделать вид, что их в принципе не существует. Но если какие-то группы вытолкнуть из социума, они продолжат жить подпольно и бесконтрольно. И отомстят за невнимание.
Травма разрушает. Есть два вида агрессии. Первый — инструментальный, он служит для завоевания объектов, будь то неживая природа или другой человек. И это стремление быть в контакте с ним. А есть разрушительная агрессия, которая разрушает не только визави человека, но и его самого. Вокруг болезненного воспоминания, как круги по воде, распространяются новые волны страха и продолжают отравлять человека.
Революцией тут не поможешь
— Коллективная травма латышей так сильна?
— Мы травмированы все. Если говорить о русских, то мы помним сталинские репрессии. Страх, который поселился в нашем сознании с тех пор, выходит в агрессию, и она выражается в нецензурной брани. У латышей есть страх ассимиляции.
— А как врач что вы посоветуете? Как лечить общество?
— Никак. Это не означает, что мы ничего не должны делать. Это значит, что наши действия прямого эффекта не произведут. Я не верю во внезапные революционные изменения. Проблема будет решаться эволюционно, и очень большая ответственность при этом ляжет на правительство. Я приведу пример: в Европе отменили смертную казнь, которая, как известно, не устрашает население, а только возбуждает нездоровые инстинкты. Это решение было принято вопреки мнению большинства населения.
Это хороший пример того, как должны действовать интеллигентные люди, в частности те, кто творит законы, в ситуации, когда массы обуревают эмоции. Следует руководствоваться принципами этики, интересами самосохранения и пользы общества, и такой подход подразумевает широту взглядов.
Я работаю над диссертацией на тему «Коллективная травма латышей 1940—1941годов». При сборе материалов я был поражен, как многие представители латышской интеллигенции мыслят и высказываются в публичном пространстве, в блогах вразрез с националистическим мейнстримом. Существует тенденция гуманистическая. В социологии известно, что если навыком овладевает более половины населения, то вторая половина овладевает им автоматически.
Я думаю, что мы, будучи оптимистами, должны поддерживать именно эти тенденции.
Комментариев нет:
Отправить комментарий