Энергетическая диктатура. Кому опасна поставка в Европу российского электричества

Анатолий Вассерман Росатом строит новую атомную электростанцию — на сей раз в Калининградской области. Это логично: поставлять туда уголь поездами нынче слишком дорого, ибо Литва пока числится зарубежьем, да ещё и европейским (в Европейский Союз входит), а газа из Северного потока пока даже Германии не хватает, так что тепловые станции в северной части былой Восточной Пруссии (южную — вдвое больше — СССР в 1946-м подарил Польше) после распада СССР слишком накладны для региона, где в связи с тем же распадом маловато предприятий, способных выдержать дорогое электричество. В Европейском Союзе атомная энергетика с незапамятных времён стала почвой для бурной истерии. После взрыва Чернобыльской АЭС (где, надо сказать, персонал станции проявил чудеса изобретательности для отключения доброго десятка систем безопасности в рамках подготовки плохо спланированного эксперимента, да потом ещё совершенно безграмотно управлял реактором) истерия вылилась в требования немедленно закрыть всё подряд. А уж когда реакторы японской АЭС Фукусима, созданные чуть ли не полвека назад американцами, расплавились из-за отключения основной системы циркуляции вследствие землетрясения и аварийной вследствие захлёстывания генераторов волной цунами (она в Японии сопутствует большинству землетрясений, но проектировщики станции почему-то решили, что будет только что-то одно из двух), взбешённая общественность потребовала закрытия всех АЭС в Германии. Только Франция всё ещё вырабатывает на АЭС 4/5 потребляемой электроэнергии, что порождает регулярные протесты местных зелёных. Вообще-то боязнь ядерной энергетики беспочвенна. Даже с учётом аварий на американском Трёхмильном острове, советском Чернобыле, японской Фукусиме (и многих сравнительно мелких, а потому не столь нашумевших) все в мире атомные электростанции, предприятия подготовки ядерного топлива и переработки реакторных отходов за всю свою историю выбросили в окружающую среду меньше радиоактивности, чем выбрасывают за один год угольные электростанции. Уголь содержит примеси горных пород. Некоторые из них радиоактивны. Для сжигания в мощных паровых котлах уголь размалывают в пыль столь тонкую, что несгоревшие остатки не удаётся полностью уловить. Сгорает же за год столько угля, что этих вроде бы ничтожных примесей хватает для накопления куда большей радиоактивности, чем в урановом цикле. Не говоря уж о том, что каждый миллион тонн добытого угля уносит в авариях по меньшей мере одну человеческую жизнь. Так что замена угольных станций урановыми спасительна и для окружающей среды, и непосредственно для людей. Тем не менее, как и следовало ожидать, план создания Калининградской АЭС (КАЭС) вызвал очередную зелёную истерику. Но с новыми нотами в голосе. Среди европейских аналитиков вошло в моду мнение о риске не только для экологической, но и для экономической безопасности Европейского Союза. Проектная мощность КАЭС — примерно 2.5 гигаватта. Это значительно превышает нужды области. Хранить электроэнергию в заметных количествах пока никто не научился. Её надо немедленно поставлять потребителям. Ближайшие — в Литве, недавно закрывшей по настоянию прочих ЕСовцев Игналинскую АЭС (её систему управления создали на северодонецком НПО «Импульс»; я в 1980-е руководил разработкой программного обеспечения нескольких автоматизированных систем управления технологическими процессами с использованием машин и программ этого НПО; по ходу разработки выявил и исправил немало ошибок в программах; об исправлениях сообщил самим импульсовцам; так что в надёжности игналинской системы управления уверен), и в Польше. Но обе эти страны усилиями экономических советников из ЕС и собственных руководителей слишком бедны, чтобы покупать КАЭСовское электричество в заметных количествах. Основным потребителем неизбежно станет Германия: она сохранила собственную промышленность, а потому её экономика всё ещё жива, и закрытие собственных АЭС под напором зелёных погромщиков придётся компенсировать ростом импорта. Аналитики делают вывод: истинная цель Росатома — электрическая диктатура над Европой в целом и Германией в частности. В сочетании с газовой диктатурой Газпрома (а с закрытием германских АЭС приходится наращивать мощность тепловых электростанций, и газ для них несравненно экологичнее — а с учётом методов добычи и доставки даже дешевле — немецкого бурого и каменного угля) перспектива нерадостная. Одним поворотом рубильника весь Европейский Союз может быть лишён жизненно необходимой ему движущей силы всего современного хозяйства. Правда, одна электростанция — даже такая мощная — не вызовет массового отключения сетей вроде тех, что случаются примерно раз в десятилетие в Соединённых Государствах Америки, но всё равно убытки могут случиться ощутимые. А ведь удачный экспорт российского электричества может сподвигнуть Росатом на создание под боком у ЕС новых станций. В Восточной Пруссии хватит места на любые промышленные объекты — почвы неплодородные. В имперские времена местные помещики — юнкеры — зарабатывали в основном выращиванием картофеля и перегонкой его на шнапс. Причём он получался дороже русской хлебной водки, так что юнкеры в конце XIX века требовали запретительных пошлин на неё. Одна из последних статей Фридриха Фридриховича Энгельса посвящена разъяснению вкусовых, похмельных и медицинских преимуществ водки перед шнапсом: юнкеры тогда противостояли социал-демократам, а Энгельс, хотя уже не занимал в партии официальных постов, но боролся за дело коммунизма буквально до последнего дыхания — и до последней рюмки. Вдобавок поблизости море, причём Балтийское, где землетрясений и цунами в ближайшие тысячелетия не предвидится. Тепловые электростанции — в том числе и обогреваемые ядерными реакциями — нуждаются в изобилии воды для охлаждения. Балтийская вода прохладная и по сравнению с большинством других морей пресная. Организовать охлаждение станций несложно. Словом, Калининградская область — прекрасное место для ядерного энергетического комплекса, способного почти полностью возместить последствия зелёного вандализма западноевропейцев. Что же касается угрозы поворота рубильника — наша страна отродясь не употребляла подобные инструменты. Контрактные обязательства исполнялись свято и неукоснительно. Даже в ночь на 1941-06-22 границу пересекли несколько поездов с сырьём в счёт оплаты ранее поставленных Германией станков — на этих станках мы производили немало новейших видов оружия, так что остаток оплаты немцы получили уже дефицитными во время войны свинцом, сталью, тротилом… Кстати, насчёт поставок оборудования. В башне советского танка Т-34 с изрядным трудом умещались — по бокам от 76.2-мм пушки — заряжающий и командир танка, по совместительству работающий наводчиком. В созданных чуть ранее немецких Т-3 (точнее, Panzerkampfwagen III — бронированная боевая повозка III — или сокращённо Pzkpfw III) и Т-4 башня вмещала троих: обязанности наводчика и командира разделялись. Благодаря этому немецкие танки на поле боя были куда эффективнее наших: наш командир был вынужден постоянно переключаться между наблюдением за полем боя в целом и конкретной целью (не зря популярный американский плакат для водителей предупреждает: если ты одной рукой держишь руль, а второй девушку, то и то, и другое ты держишь плохо). Погон — кольцевая опора — башни Т-34 имел диаметр в свету 1420 мм: имеющиеся у нас расточные станки не обеспечивали большего, а немцы не продали нам станков покрупнее. В 1942-м появилась башня большей ширины, прозванная гайкой за шестиугольную в плане форму: это чуть повысило вероятность её пробития, зато обеспечило наводчику и заряжающему некоторую свободу движения. Только к концу 1943-го, получив крупные американские расточные станки, наши конструкторы довели диаметр погона башни до 1600 мм, и в 1944-м в войска пошли танки с 85-мм пушкой и трёхместной башней. Они по совокупности показателей — производственных, боевых, ремонтных — признаны лучшими за всю войну. Вот пример военной важности всего лишь одного из великого множества станков. А мы с момента заключения торгового договора с Германией 1939-08-19 до нападения Германии на нас 1941-06-22 получили оттуда многие тысячи новейших станков и успели радикально переоснастить сотни заводов. Под новые технологические возможности проектировалось и новое оружие. Как правило — эффективнее немецкого, ибо к их технологиям мы прилагали собственное творчество. Во всяком случае, нападения Германии — да и любого другого члена ЕС — на нашу страну не предвидят сейчас даже самые пугливые аналитики. А если такого нападения не будет — мы свои обязательства исполним. Вроде бы европейцам нечего опасаться? Европейцам — нечего. Вот только энергия нужна не одним европейцам. Недавно я обнаружил в Живом журнале интереснейшего автора crustgroup [ахах, привет камраду!] — специалиста по энергетике. В последние месяцы он анализирует возможности всего цикла — от добычи урана до захоронения отходов — ядерной энергетики. В частности, отмечает: нынешнего уровня добычи и обогащения урана уже не хватает для покрытия потребностей отрасли, так что в последние годы она выживала ещё и благодаря разбавлению изрядной части запасов оружейного урана и плутония до реакторной концентрации (а знаменитая сделка по превращению накопленных в СССР запасов высокообогащённого урана в низкообогащённый с последующей продажей Соединённым Государствам Америки, по мнению автора, фактически прикрыла продолжение работы созданных в советские годы обогатительных фабрик с оплатой за американский счёт: наша центрифужная технология многократно экономичнее принятой в СГА диффузионной, и суммы, по американским представлениям достаточной лишь для порчи уже готовой продукции, нам хватает на производство новой). Автор полагает нынешнюю борьбу за закрытие АЭС (и что характерно — прежде всего в странах, закупающих реакторы в СГА) всего лишь прикрытием борьбы СГА за оттеснение конкурентов от ключевого энергоресурса. Кстати, мой коллега и партнёр по многим интересным делам Нурали Нурисламович Латыпов уже лет десять назад предложил разместить ядерный энергетический комплекс на Семипалатинском полигоне в Казахстане: всё равно место, где несколько десятилетий испытывалось ядерное оружие, в обозримом будущем побоятся использовать для каких бы то ни было иных хозяйственных целей. Полигон так изолирован от остального мира, что даже катастрофа в чернобыльском духе никому вокруг не повредила бы. Геологические условия позволяют разместить реакторы на глубине более 3.5 км: как отмечал ещё академик Андрей Дмитриевич Сахаров, давление такого столба воды полностью исключает её вскипание, то есть аварии с разрушением активной зоны оказываются вовсе невозможны. Наконец, террористам туда не подобраться, и можно устанавливать реакторы размножающего типа, преобразующие неделящиеся изотопы урана и тория в делящиеся вещества. Запасов урана-235 в природе хватит всего на век–два покрытия всего нынешнего энергопотребления человечества, а размножающий цикл обеспечит покрытие на пару сот веков. По расчётам Латыпова (и моим: его идею мы прорабатывали совместно), на полигоне можно развернуть комплекс, покрывающий энергопотребление всей Евразии. Воду для охлаждения можно взять из низовьев Оби: всё равно бассейн Аральского моря, откуда за последние несколько веков вода разошлась на орошение и с поверхности полей унесена ветром мимо верховий река, впадающих в это озеро, надо пополнить водой во избежание экологической катастрофы уже не только в Средней Азии, но и на юге Сибири. Словом, все проблемы решаются одним точным ходом. Правда, сам Латыпов начал этот ход с серьёзной тактической ошибки: будучи (как и я) прежде всего политическим консультантом, он несколько лет пытался найти цепочки посредников для передачи проекта президентам Республики Казахстан и Российской Федерации. Только недавно он наконец решил опубликовать проект — сперва в газетах, а затем в недавно вышедшей книге (с моим посильным участием) «Острая стратегическая недостаточность». Надеюсь, хоть так это предложение заметят. Но проект Семипалатинского энергокомплекса (СЭК) требует на первом этапе резкого наращивания производства урана: только по мере развёртывания размножающего цикла комплекс станет работать в основном на плутонии, произведенном в нём же. Добыча же урана в мире, как отмечает crustgroup, не покрывает даже нынешние потребности отрасли. Да и обогащение по окончании Холодной войны заметно сократилось. Полагаю, первые же шаги к созданию СЭК будут встречены таким же праведным негодованием аналитиков, возмущённых очередным возрастанием зависимости ЕС (да и Китая: мощности СЭК в конечном счёте на всех хватит) от России (или точнее, от возрождающегося СССР: проекты такого размаха требуют недостижимого в рыночных условиях уровня планирования, организации, финансирования, стабильности). Ибо значительная часть аналитиков — как и значительная часть зелёных — направляет свои взоры только туда, куда указывает росчерк на чеке от спонсора. Главный же в нынешнем мире спонсор — СГА — пока ещё обладает немалыми возможностями не допускать перенаправление ресурсов, нужных ему, на цели, полезные другим. По счастью, главное оружие СГА — агенты влияния (хоть на зелёных митингах, хоть с титулами аналитиков, хоть в креслах министров) — работает только до тех пор, пока к их словам не относятся согласно завету Василия Ивановича Чапаева (в исполнении Бориса Андреевича Бабочкина): наплевать и забыть.  Однако