Европа не учла ни ошибок Наполеона, ни опыта Сталина

Сергей Черняховский В своем стремлении к расширению на Восток ее лидеры перешли все грани разумного Болгария заявила, что отказывается от вступления в Еврозону. Румыния тоже испытывает сомнения. Польша заявляет, что вступит в нее лишь тогда, когда та решит все свои проблемы. В общем, процесс евроинтеграции явно затормозился. Надолго ли – жизнь покажет. В поведении вышеназванных стран вполне можно увидеть своего рода «синдром предательства»: когда все на Западе Европы было хорошо – они перебежали туда из советского блока. Сегодня же они перебегают оттуда, честно заявляя, что теперь не видят выгоды быть в Еврозоне - там же нужно будет принимать участие в решении проблем. А они не любят решать общие проблемы. Они любят, чтобы сильные и богатые решали их проблемы. И предают, когда видят что у последних возникают проблемы. Но на самом деле проблема гораздо шире, чем паразитические комплексы европровинций (провинций не только в географическом, политическом, экономическом, но и историко-цивилизационном смысле). В каком-то смысле, вся история Европы – это попытка ее интеграции. В качестве примера такой (своеобразной, конечно) интеграции, можно при желании рассмотреть, например, даже и римскую эпоху. Когда же наступала пора раздробленности, к идее подобной интеграции на тех или иных началах неизменно возвращались, благо все предпосылки к этому были налицо: территория – не слишком большая, в сравнении с иными регионами мира – историко-культурно относительно однородная, да и цивилизационно относительно единая.. Во многих случаях попытки интеграции европейского пространства оказывались неудачными потому, что переходили некую разумную границу, вторгались в зоны, для такой интеграции не подготовленные. Или в ней не нуждающиеся. Одна из наиболее успешных попыток интеграции – это наполеоновская эпоха. Если бы Наполеон остановил свою экспансию примерно в 1808-10 гг., то не исключено, что созданное им союзное государство могло бы и сохраниться. «Робеспьер на коне», как его тогда называли, побеждал в первую очередь не оружием – он побеждал потому, что идеи нового века, которые он нес с собой из революционной Франции, были в основе своей привлекательны и ложились на более или менее подготовленную для них почву. Как писал Энгельс: «Наполеон взломал лед феодализма по всей Европе». Остановиться же в 1808 году или чуть позже – значило остановиться на границах тогдашней России. Вступление Наполеона в войну с Россией, кстати, по мнению С.М.Соловьева сознательно и целенаправленно спровоцированное политикой Александра I, - по совокупности причин не имело шансов на конечный успех в случае превращения ее в масштабную войну на российской территории. Российская территория, по своему состоянию не могла быть интегрирована в единую Европу, в частности и потому, что цивилизационно была иной. Да, она тоже была Европой, но - «Иной Европой», т.е. альтернативным вариантом европейской цивилизации. Перейдя рубеж, выйдя за пределы территории, на тот момент относительно готовой к интеграции, Наполеон проиграл и в деле оправданной интеграции. В известном смысле он превратил внутрицивилизационную войну за объединение в межцивилизационную войну на цивилизационное уничтожение. Нынешнее безостановочное расширение зоны европейской цивилизации тоже уже сталкивается с той же проблемой. Когда в 1951 году Франция, Италия, Бельгия, ФРГ, Люксембург и Нидерланды начали этот процесс созданием Европейского объединения угля и стали (что к 1993 году вылилось в создание Европейского сообщества) – они начали осуществлять интеграцию территории, которая исторически не имела внутри себя четких границ – и те или иные из этих государств в то или иное время входили в состав соседних. И начали ее по тому вопросу, по которому объединение требовалось чисто экономически. То есть они интегрировали формально то, что во многом интегрировалось по существу и само. Интеграция шла достаточно успешно и результат оказывался привлекателен для соседей: шаг за шагом в нее включались те, кто оказывался к этому объективно подготовлен. То есть интегрировалась естественная зона западно-европейской цивилизации. И, что естественно, стали появляться желающие получить преимущества подобной интеграции, не имея для нее объективных предпосылок. Объединение относительно равных, таким образом, стало превращаться в объединение неравных, объединение тех, кто объективно стоял на одной и однотипном уровне развития – в объединение с теми, кого, с одной стороны, на этот уровень еще нужно было вытягивать, а с другой – отличался иным типом жизненной организации. Если сначала речь шла об оформлении фактически существующей интеграции исторического ядра Европы, то затем речь пошли о включении в это объединение т.н. «периферии Европы». Что такое Франция, Италия, Бельгия, ФРГ, Люксембург и Нидерланды? Это практически территория империи Карла Великого. Собственно Западная Европа, как единая цивилизация. Что такое Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария и республики на территории расчлененной Югославии? В разные времена это либо периферия европейских империй, либо барьер, буферная зона, отделявшая Западно-европейскую цивилизацию от действительных или мнимых угроз с востока. Это территории, столетиями переходившие из рук в руки, территории, до 20 века не имевшие фактически собственной государственности. Да, у каждой из этих стран были моменты своего исторического взлета – Чехия одно время простиралась до южных морей, включая нынешнюю Хорватию, Польша – выдвигала границы восточнее Днепра. Но все это было очень давно, а во многих случаях – и недолго. Они могли бы претендовать на роль периферий–колоний западноевропейской империи (если бы она создавалась как колониальная империя). Но, с одной стороны, она создавалась как союзное объединение равных – равных в первую очередь по типу и образу жизни, а потом уж – по правам. А с другой стороны, восточно-европейские страны, перебежав из лагеря социализма, претендовали и претендуют не на роль «младших партнеров» - а на роль равноправных участников этого объединения. Они так и не поняли, что в «Восточном блоке» были младшими партнерами не потому, что кто-либо их дискредитировал, а потому, что им постоянно приходилось помогать и подтягивать их развитие – причем подтягивать так, чтобы их уровень жизни был выше уровня жизни того, кто подтягивал. Но, будучи по развитию «младшими» они, привыкнув к роли постоянно подтягиваемых, потому и тяготели в ЕС, что полагали, что их там будут тоже «подтягивать» - да еще при этом предоставив равные права в решении политических вопросов. Старая Европа сначала об этом не задумалась – она ведь привыкла, что младшие по развитию сидят и спокойно голосуют за то, что решат старшие и к тому, что в истории все делится по реальной силе, а не по формальным правам. Она-то думала, интегрируя их в свой состав, усилить свой потенциал в конкуренции с иными мировыми центрами, в частности с Россией и США, а получилось, что она должна за свой счет увеличивать потенциал своих новых иноязычных «братьев», решать их проблемы и обслуживать их фобии. В лице Болгарии, Румынии, Польши, Чехии и т.д. Европа видела форпосты советской цивилизации, недопустимо приближенные к ее границам. То есть, зону противостояния. Оказалось, что победив СССР и аннексировав эти территории, она, во-первых, вместо того, чтобы получить власть над ними, взвалила на себя дополнительные обязательства по их содержанию и «защите». Во-вторых, создала новую зону противостояния с Россией, которая должна была преодолеть катастрофу 90-х и предъявить свои как капиталистические «рыночные», так и цивилизационные права на эти территории. В-третьих, европейцы получили внутри своего объединения зону явного влияния одного из своих конкурентов – североамериканского. Ну не может Франция или Германия разговаривать с Польшей как с равной. Франция всегда была ее покровителем, ее дальним форпостом в противостоянии с германскими государствами и протестантским влиянием – но именно опекаемым форпостом, а не равноправным союзником. Были случаи, когда французские принцы становились польскими королями, но они бросали этот трон, как только речь заходили о внутрифранцузских интересах. Польша всегда была для нее интересна лишь вторично, как периферия. Для Германии же Польша и вовсе всегда в той или иной степени была раздражителем и беспокойным соседом, среди прочего претендовавшим на ее территорию. То же в той или иной степени можно сказать и о восприятии стран Восточной Европы другими государствами Европы Старой. Этот рубеж интеграции создал ей гораздо больше проблем, чем позволил решить. Тем более что во многих случаях у них и разные интересы – и разное психологическое видение мира. В частности, для Старой Европы Россия (при всех имеющих место антироссийских комплексах) - скорее экономический партнер, а отчасти даже и союзник в незримой конкуренции с США. Для многих же стран Восточной Европы, Россия, с одной стороны – потенциальный противник, с другой - инструмент разжигания европейских комплексов в целях пропагандистского повышения собственной цены и значимости, как рубежа противостояния России. Старой Европе во многом в отношениях с Россией нужно сотрудничество, Новой – противостояние, чтобы подчеркнуть свою роль «стражей Европы» - и получать за это соответствующее возмещение. Плюс к этому, ЕС встает перед проблемой претензии на участие в интеграции государств, образовавшихся на территории СССР. То есть включения в зону своих забот и обязательств, кроме собственной периферии зоны барьера, отделявшего «Запад от Востока» – еще и периферии самого этого «Востока» - исторической части другой, российско-европейской цивилизации. И теперь уже и шатающиеся киевские и тбилисские узурпаторы должны стать объектом внимания, переживания и головной боли Старой Европы. А поскольку все это все равно останется зоной исторических, цивилизационных и национальных интересов России то принять их к себе - значит обречь себя на постоянное противостояние с ней. Самая большая ошибка лидеров Старой Европы заключалась в том, что они, не оценив изменения ситуации, не сумели вовремя остановиться – точно так же, как когда-то и Наполеон – и перешли рубеж оправданной интеграции. И вместо создания из стран Восточной Европы пояса демилитаризованных стран со статусом «вечно-нейтральных и внеблоковых», что в тот момент не вызвало бы сопротивления России, они, по сути, воспроизвели в новом состоянии ее качество форпоста противостояния, зоны сталкивающихся интересов. Тем самым получив зону головной боли, которая в силу особого стремления новоевропейских стран получить себе подкрепление внутри ЕС имеет определенную тягу к расширению. Во всем важна мера. Сталин в 1945 году учел опыт Наполеона и вовремя остановился, не пошел к Ла-Маншу – хотя остановить его тогда не способен был никто. Но он избавил себя от проблем, которые встали бы при переустройстве западноевропейских стран в условиях, когда нужны были силы для восстановления своей страны. Лидеры Западной Европы не учли ни ошибок Наполеона, ни верных решений Сталина. Поэтому им теперь мучиться в выборе – как остановить, а лучше – отодвинуть назад свое неподготовленное интеграционное движение на Восток – либо ждать того момента, когда «пружина истории» отбросит их вспять. Причем не только отбросит с тех рубежей, на которые они сумеют продвинуться, но и поставит под вопрос целостность собственно западноевропейского ядра. КМ.ру