Маттиас Маттейс
Вопреки природной осмотрительности и традиционно здравым политическим инстинктам британский премьер-министр Дэвид Кэмерон относится к будущему своей страны, как азартный игрок к ставке в казино. В январе, в ходе давно ожидаемого выступления, он призвал к полномасштабному пересмотру условий членства Соединенного Королевства в Европейском Союзе. Он также пообещал до конца 2017 г. (естественно, если его партия одержит победу на следующих выборах, назначенных на 2015 г.) вынести результат переговоров на общенациональный референдум с одним вопросом — о выходе из ЕС.
Исход Великобритании из Евросоюза сегодня более вероятен, чем когда-либо, и это станет катастрофой не только для Соединенного Королевства, но и для остальной Европы и США.
Если Лондон действительно решится сжечь мосты, этот поступок будет основан вовсе не на рациональных политических мотивах или трезвом экономическом расчете. Британский евроскептицизм по сути сводится к примитивному неприятию Брюсселя — места прописки ряда европейских институтов и формальной столицы ЕС — отчасти из-за крайне слабо информированного консервативного меньшинства, мертвой хваткой вцепившегося в отжившую концепцию национального суверенитета.
Подобные настроения ежедневно находят отражение на полосах таблоидов правого толка, играющих на страхах избирателей с помощью саркастических комментариев и сенсационных заголовков, например «ЕС жаждет слияния Великобритании с Францией», «ЕС наложит лапу на британский газ». Оба заголовка недавно появились в газете Daily Express.
Уступая требованиям правого крыла своей партии, Кэмерон, судя по всему, наступает на грабли, успешно опробованные его предшественниками. И Маргарет Тэтчер, и Джон Мейджор — два предыдущих премьер-министра от консерваторов — в итоге полетели со своих постов, пока их партия в конце 80-х и середине 90-х гг. разрывалась по вопросу европейской интеграции.
В 1995 г. именно этот раскол в рядах консерваторов дал шанс молодому лидеру лейбористской оппозиции по имени Тони Блэр превратить Мейджора в посмешище просто в палате общин. Лейборист поглумился от души: «Я свою партию возглавляю, а он у своей идет на поводу». Да и сам Кэмерон в 2006 г. — менее чем за год до того, как возглавить партию консерваторов, — мудро советовал своим коллегам «прекратить разглагольствования по поводу Европы».
Тем не менее семью годами позже Кэмерону предстоит столкнуться с тем же медленно кипящим бунтом по вопросу, до сих пор не вызывавшему особого интереса у большинства британцев, зато вновь разъедающему ряды его партии. Судя по результатам опроса электората в 2012 г., только 6% респондентов назвали европейский вопрос самой жгучей проблемой из тех, что стоят перед их страной. Для сравнения: 67% опрошенных приоритетным вопросом считают экономическую ситуацию, 35% более всего беспокоит безработица, и лишь немногим более 20% переживают из-за иммиграции и межнациональных отношений.
Своим январским выступлением Кэмерон надеялся добиться достижения четырех краткосрочных целей.
Во-первых, он жаждал ликвидации нарастающей на правом фланге консерваторов угрозы в лице Партии независимости Соединенного Королевства UKIP, выступающей против ЕС и иммиграции. Ее лидер-популист Найджел Фарадж позиционирует себя выразителем здравого смысла британцев и защитником британского суверенитета от посягательств ЕС.
Во-вторых, Кэмерон намеревался нейтрализовать все более неугомонных «заднескамеечников» из собственной партии, явных евроскептиков. Многие из них также выступают за выход Британии из Евросоюза.
В-третьих, он надеялся отложить в долгий ящик решение по проигрышному европейскому вопросу, чтобы переложить это бремя на плечи парламента следующего созыва.
В-четвертых, премьер попытался возложить ответственность за экономические тяготы своей страны на кризис еврозоны, а не на болезненные меры по строжайшей экономии, введенные его же правительством.
Однако, судя по всему, Кэмерон просчитался на всех четырех фронтах. Партия независимости на майских местных выборах немыслимо превзошла все ожидаемые от нее результаты, в целом набрав едва ли не четверть голосов. Евроскептики из рядов консервативной партии продолжают настаивать на проведении референдума еще в период работы нынешнего парламента: они вновь подчеркивают, что не намерены идти на уступки по европейскому вопросу, и не доверяют в этом премьер-министру.
Лидерство Кэмерона шатко как никогда, особенно после проталкивания через парламент скандального закона в поддержку однополых браков, чего до сих пор никак не могут понять многие партийные активисты. Не помогло и то, что один из ближайших советников премьера назвал упомянутых активистов «безумными косоглазыми мужланами». И наконец, бесконечный ряд недавних академических исследований (в том числе опубликованное МВФ) пробил гигантскую брешь в интеллектуальном обосновании политики строжайшей экономии, подрывая самые основы экономической стратегии правительства.
Но теперь на кону нечто гораздо более значимое, чем политическая карьера одного премьер-министра. Если Великобритания действительно решится на исход из Европы, негативные экономические и политические последствия этого шага она будет ощущать десятилетиями.
***
Исход Великобритании из Евросоюза сегодня более вероятен, чем когда-либо, и это станет катастрофой
Отношения Великобритании с Европой никогда не отличались особой теплотой, не говоря уж о страстности. Их, скорее, можно охарактеризовать как «брак без любви, но по расчету».
Если верить анализу экономической эффективности затрат и результатов, а не высокопарной риторике об общей европейской судьбе, роман страны с Европой изобиловал рухнувшими надеждами и жуткой несогласованностью действий. Когда страна впервые постучалась в двери Брюсселя в 60-е гг., она столкнулась с отказом в приеме ее верительных грамот французом Шарлем де Голлем. В 1973 г., когда премьер-консерватор Эдвард Хит успешно вел Великобританию курсом членства в Европейском экономическом сообществе, западный мир уже стоял на грани первой затяжной послевоенной депрессии. Последующему правительству лейбористов, столкнувшемуся с сопротивлением европейской интеграции собственных «заднескамеечников» из левого крыла, понадобилось вынести решение Хита на национальный референдум, где оно и было одобрено с результатом 2:1.
В 80-е гг. Тэтчер заявляла европейским партнерам, что Соединенное Королевство желает «получать обратно очень большой объем собственных средств». Премьер предупреждала их: она успешно ограничила полномочия своего правительства вовсе не для того, чтобы наблюдать, как Брюссель вновь восстанавливает их через «черный ход». А в начале следующего десятилетия — вопреки своим твердым убеждениям — она пошла на включение страны в европейский валютный механизм (ERM), предшествовавший общеевропейской валютной системе. Джон Мейджор, занимая тогда пост министра финансов, убедил Тэтчер, что такой шаг — лучший способ обуздания очередного витка инфляции в конце 80-х.
Но вступление в ERM подразумевало пляски под бубен валютной политики Германии. А рост немецких учетных ставок с целью борьбы с инфляцией и финансирования воссоединения Германии привел к тому, что и Банку Англии пришлось резко поднять свою учетную ставку, следуя примеру Центрального банка ФРГ. Подобные действия на заре очередной внутренней рецессии были, однако, равносильны политическому самоубийству, и Великобритания всего через несколько лет после вступления вынуждена была выйти из ERM.
Сменив Тэтчер на посту премьер-министра, Мейджор сумел оговорить моменты, оставлявшие за Великобританией право выхода из Маастрихтского договора — документа о создании ЕС. Наиболее примечательный — неучастие Соединенного Королевства в общей валюте с одновременным приобретением полного членства в Евросоюзе. Блэр, в 1998 г. в должности премьер-министра выступивший перед членами Национального собрания Франции со страстной речью об общеевропейских идеалах, однажды пытался вовлечь свою страну в еврозону, но его намерения заблокировал тогдашний могущественный канцлер британского казначейства Гордон Браун.
Сегодняшнее затруднительное положение Великобритании в определенной мере напоминает события 40-летней давности, когда страна впервые вступала в Европейское экономическое сообщество. Тогда, как и сейчас, британцы по уши погрязли в экономических трудностях, создав их себе главным образом собственными руками. Тем не менее в 70-е гг. по данному политическому вопросу все было наоборот: консерваторы считали интеграцию с Европой шагом на пути к освобождению, а правительство Хита верило, что это единственный способ остановить относительный экономический спад в стране. Тэтчер со своей стороны во время референдума 1975 г. решительно выступала в пользу сохранения членства в Европейском экономическом сообществе, утверждая, что доступ на огромный растущий континентальный рынок станет толчком к росту британской экономики. В то же время большинство членов лейбористской партии — в отличие от ее руководства — радикально противостояли идее членства на том основании, что Брюссель якобы слишком ориентирован на свободный рынок.
Британская экономика вновь барахтается, выбираясь из болота, но на этот раз Европу называют источником недуга, а не лекарством от болезни.
Пытаясь сгладить негативные последствия своей политики строжайшей экономии, Кэмерон и канцлер казначейства Джордж Осборн упорно винят в отсутствии экономического роста в Британии европейский кризис суверенного долга. Оправдывая собственные драконовские сокращения бюджетных ассигнований, они обычно кивают на бюджетную трагедию Греции. А принимая во внимание нынешнюю весьма умеренную поддержку лейбористами идеи сохранения членства в ЕС (поскольку они считают Евросоюз гарантом определенных социальных прав в Соединенном Королевстве), большинство консерваторов резко ополчились против Европы. Они жаждут возвращения ключевых полномочий национальному правительству. Судя по результатам последних опросов общественного мнения, британцев, выступающих за выход из ЕС, больше, чем желающих оставаться в Евросоюзе.
Нынешнее отношение Кэмерона к Европе идет вразрез с традициями консерваторов. Тэтчер никогда не испытывала страстной любви к Брюсселю, но в 80-е гг. именно она выступила движущей силой проекта организации общеевропейского рынка. А вершиной ее усилий стало подписание в 1986 г. Закона о единой Европе. Она всегда трепетно лелеяла отношения с континентальными лидерами-единомышленниками и старательно избегала изоляции Британии.
На долю Мейджора в разруливании европейского вопроса выпал более сложный период, но в итоге именно он поставил подпись под Маастрихтским договором, несмотря на отказ от перехода на евро. А когда Кэмерон в декабре 2011 г. — на пике кризиса евро — решил вообще не участвовать в новом фискальном пакте (что вынудило ЕС разработать отдельное межправительственное соглашение с Великобританией), это внесло радикальные перемены в традиционную политику консерваторов.
Требование премьера о пересмотре условий членства Британии в ЕС стало очередным шагом на этом пути, приведшим в ярость многих европейских лидеров, опасающихся, что подобный пересмотр станет искрой для тлеющего костра старых дебатов, которые давным-давно удалось притушить водой компромисса.
Хождение по кругу — верность традициям? (Британские гвардейцы у Букингемского дворца)
Вместе — лучше
Экономическая аргументация в пользу выхода Соединенного Королевства из ЕС звучит примерно так: континент полностью погружен в борьбу по ликвидации последствий суверенного долга, из-за чего динамика европейской интеграции крайне изменилась. Кризис привел к тому, что интеграция превратилась скорее во внутренний процесс, требующий принятия новых законов в финансовой сфере, нацеленных на завершение строительства финансового союза с общим надзором над деятельностью банков, совместным страхованием депозитов и более тесным сотрудничеством в бюджетной политике.
Эти новые законы и правила якобы нанесут удар по лондонскому Сити (финансовому центру Соединенного Королевства) и, следовательно, по всей британской экономике. А поскольку залатать прорехи в еврозоне раз и навсегда можно только путем передачи дополнительных широких полномочий европейским институтам, роль британского парламента и правительства (как законных представителей граждан своей страны) окажется под угрозой. Следствием такой ситуации станет углубление дефицита демократии в рамках ЕС, а это особо чувствительный вопрос для Великобритании.
Тем не менее при серьезном рассмотрении ни один из приведенных доводов не выдерживает критики. Представление о том, что Великобритании будет лучше вне Евросоюза, ошибочно, поскольку оно основано на финансово-центристском взгляде на британскую экономику. Такая точка зрения зиждется на том, что относительное преимущество Великобритании — это ее финансовые услуги, сектор экономики, который необходимо любыми способами оберегать от обременительных законов и правил. По мнению адептов этой теории, либерализация времен Тэтчер, отмена государственного регулирования экономики в 80-е гг. и проведенная Блэром консолидация финансового сектора с трансформацией его в фундамент британской экономики в конце 90-х гг. — примеры бесспорного успеха.
Сторонники этой точки зрения страдают коллективной амнезией на события, сотрясавшие британскую экономику на протяжении пяти последних лет. Несмотря на то что финансовый сектор в лучшие времена многих удержал на плаву (причем кое-кого лучше, чем других), его крах в 2008 г. привел к коллапсу бюджетных поступлений, поскольку четверть всего дохода казначейства составляли отчисления от финансовых структур. И хотя закрома казначейства постепенно опустошались, Лондон вынужден был выдавать огромные суммы в виде экстренной помощи тем самым банкам, которые и спровоцировали упомянутый кризис. На последующие события правительство Кэмерона предпочло отреагировать решительными сокращениями бюджетных расходов, и подобные меры, судя по всему, будут приниматься по крайней мере еще 5 лет. И это еще оптимистический сценарий.
Естественно, правительство Кэмерона вовсе не предлагает полностью отказаться от регулирования в сфере финансов в противовес банковскому законодательству ЕС, разработанному как мера по предотвращению последующих кризисов. Хорошо это или плохо, но сегодня мы живем в эпоху после краха Lehman Brothers*, и соответствующие законы стали политической неизбежностью. Более того, Лондону наверняка не удастся сохранить за собой статус ведущего финансового центра Европы после ухода с общего рынка, поскольку в этом случае поток капитала с континента в Британию будет регулироваться гораздо серьезнее и с более существенными ограничениями.
_____________________________
* Lehman Brothers Holdings, Inc — американский инвестиционный банк, ранее один из ведущих в мире финансовых конгломератов. Обанкротился в 2008 г.
Момент выхода Великобритании из Евросоюза станет одновременно и моментом утраты ею всей полноты своего влияния на принятие политических решений в Европе. И Лондону все равно придется принять большинство законов, правил и стандартов Брюсселя — если он захочет наслаждаться свободным доступом к рынку, где проживает свыше 400 млн. зажиточных потребителей, ныне покупающих более 50% британского экспорта. В результате ухода Великобритания заодно лишится возможности свободного перемещения трудящихся-мигрантов, а следовательно, привлечения в туманный Альбион лучших умов Европы. Не будет у нее и шанса пользоваться преимуществом в виде дешевой рабочей силы из Центральной Европы.
Тот факт, что Соединенное Королевство сегодня числится в ЕС, но не входит в еврозону, говорит о том, что британцы пока могут успешно гоняться за двумя зайцами. Независимая монетарная политика позволила этой стране сохранить стоимость фунта, привела к многократному увеличению британского экспорта в Европу и другие регионы мира. А благодаря присутствию на общем рынке Великобритания сохраняет свое влияние на выработку правил этого рынка. Сложно представить себе более выгодное положение.
Выход из ЕС станет не менее катастрофичным для международного положения Великобритании. Выступая в 1962 г. в академии Вест-Пойнт, бывший госсекретарь США Дин Ачесон заметил, что Соединенное Королевство осталось без империи, и теперь ему только предстоит определить свою роль. К 70-м гг. эта роль начала обретать очертания: британцам надлежало выступить пастухом при проведении европейской интеграции и поддерживать «особые отношения» с США.
Золотое время в союзе Соединенного Королевства и Соединенных Штатов пришлось на 2003 г. — на период вторжения в Ирак. Тогда министр обороны США Дональд Рамсфельд заговорил о расколе Европейского континента на антагонистическую «старую Европу» под руководством Франции и Германии — традиционных соперников Британии, и более лояльную «новую Европу».
Но в те дни в Вашингтоне все еще существовали опасения по поводу общеевропейской оборонной политики, а объединенный континент рассматривался как потенциальный конкурент. Минуло десятилетие, и американцы избавились от подобных воззрений. Благодаря возрождению экономической мощи Германии и квазидоминирующему статусу этой державы в еврозоне Вашингтон в поиске предпочтительного партнера в Европе теперь смотрит в сторону Берлина, а не Лондона. Интересы США и Европы сегодня переплетены так тесно, как никогда, поскольку оба континента пытаются справиться с экономическим спадом, новыми нарождающимися силами и общими угрозами их безопасности.
Несмотря на то что администрация Обамы четко дала понять, что стратегическим полем будущей битвы считает Азию, она в то же время стимулирует европейские государства к более тесному сотрудничеству в обороне — чтобы разделить с ними ответственность за мировую безопасность. Выход из ЕС станет стратегической ошибкой Лондона, особенно в тот момент, когда Вашингтон начинает проявлять теплые чувства к этому союзу.
Учитывая, что политика строжайшей экономии нанесла тяжкий удар и по британским вооруженным силам, у Великобритании остается единственная возможность играть хоть какую-то роль в системе всеобщей безопасности — а состоит она в объединении своих ресурсов с ресурсами остальной Европы.
В свете грядущих событий две европейские ядерные державы — Великобритания и Франция — пришли к согласию о совместном использовании своих авианосцев. Тем не менее по-настоящему общая оборонная политика остается пока чем-то недостижимым. Как недавно сказал мне один французский дипломат, «без Британии невозможно ничего предпринять, но в отношении Британии также невозможно ничего предпринять».
И все же, как показали войны в Ираке и Ливии, членство в Евросоюзе не остановило Великобританию от действий исключительно в собственных интересах. Эти кампании продемонстрировали, что государства — члены Евросоюза, менее склонные участвовать в военной интервенции (такие, как Германия), не могут помешать другим использовать силу.
Страны НАТО выработали гибкую стратегию в рамках «коалиции тех, кто к тому готов». Нет никаких причин, которые помешают официальному оборонному альянсу ЕС поступить точно так же. И теперь для такого шага настало самое подходящее время, поскольку стратегические интересы Лондона никогда ранее настолько не совпадали с интересами остальной Европы.
Конец романа
Накануне высадки союзных войск в Нормандии в июне 1944 г. британский премьер-министр Уинстон Черчилль предупредил де Голля: «Всякий раз, когда нам придется выбирать между Европой и открытым морем, мы неизменно будем выбирать открытое море». Поясняя свои слова, Черчилль добавил: если он когда-либо будет выбирать между де Голлем и Франклином Рузвельтом, между Европой и Соединенными Штатами, он всегда выберет вторых.
По иронии судьбы, Черчилль одним из первых европейских лидеров призвал к созданию «Соединенных Штатов Европы» вскоре после Второй мировой войны. Де Голль, однако, так и не сумел забыть отповедь Черчилля военных времен и наверняка помнил о ней оба раза, отвечая на запрос Великобритании наложением вето на вступление в Европейское экономическое сообщество. Сегодня, почти через 70 лет после того как прозвучало замечание Черчилля, президент США Барак Обама шлет своему британскому коллеге месседж прямо противоположного смысла, но сформулированный столь же жестко: если Великобритания намерена сохранить хоть какое-то влияние в открытых морях, ей следует выбрать Европу.
Но Кэмерон уже вполне мог безоглядно вывести свою страну на путь изоляции и забвения. Даже если некоторые европейские лидеры будут готовы на существенные уступки Великобритании ради сохранения ее членства в общем клубе, вряд ли они когда-либо зайдут настолько далеко, чтобы удовлетворять аппетит евроскептиков из числа партийцев Кэмерона, не говоря уже о тех британских избирателях, которые приветствуют выход из ЕС. А потому существует реальная угроза того, что, разорвав отношения с Европейским Союзом, Великобритания совершит трагическую ошибку и променяет подлинную мощь на мираж национального суверенитета.
Сообщения
