"Ничего, собственно, не предвещало. Вечером я привезла ее домой от подруги и она сама перед каждым извинилась — и перед отцом, и передо мной, и перед дедушкой и даже перед младшей сетренкой. Все как всегда в последние пару лет. Подростки здесь взрослеют трудно, да и то не всегда.
Так что извинение от нее — это уже кое-что. Конечно, истерику, которую она закатила во имя своих „хочу“ можно было и предотвратить. Так, как это многие американские родители здесь делают — просто плюнуть и все разрешить. Но мы-то стоим на традиционных русских ценностях, нам же надо душу сохранить. Поэтому истерику пришлось прервать двумя оплеухами, а профилактику показательного суицида провести в жестком режиме — „будешь резать себе вены, режь наверняка, а то спасут — дурой останешься“, — сообщила я ей через дверь ванной. Реакция была предсказуемой — она в ярости вылетела оттуда и драматично вопросила: „Дочери такое сказать? Да, мама?“ Да, мы были понятливее в их возрасте, все родительские трюки знали, а главное — ценили. В общем, она умотала к подруге. А потом после недолгой перепалки смсками, я забрала её домой. Вот и все. Ей было стыдно, она попросила прощения и все разошлись по койкам. Все.
Так что извинение от нее — это уже кое-что. Конечно, истерику, которую она закатила во имя своих „хочу“ можно было и предотвратить. Так, как это многие американские родители здесь делают — просто плюнуть и все разрешить. Но мы-то стоим на традиционных русских ценностях, нам же надо душу сохранить. Поэтому истерику пришлось прервать двумя оплеухами, а профилактику показательного суицида провести в жестком режиме — „будешь резать себе вены, режь наверняка, а то спасут — дурой останешься“, — сообщила я ей через дверь ванной. Реакция была предсказуемой — она в ярости вылетела оттуда и драматично вопросила: „Дочери такое сказать? Да, мама?“ Да, мы были понятливее в их возрасте, все родительские трюки знали, а главное — ценили. В общем, она умотала к подруге. А потом после недолгой перепалки смсками, я забрала её домой. Вот и все. Ей было стыдно, она попросила прощения и все разошлись по койкам. Все.
А завтра мне позвонили со школы. Школьный полицейский. „Вы не могли бы приехать сегодня встретиться?“ Честно говоря, не могла — заканчивала новый контракт, но несмотря на душевный тон полицейского, что-то кольнуло. „Конечно, скоро буду“. И скоро была. Мы приехали с мужем. Полицейский был сух и сдержан, и допрашивал нас по одному. Расставались мы с ним лучшими друзьями. Обнимая меня на прощание, он сказал — „ а ведь я собирался тебя арестовать!“. В принципе, это было везение помноженное на связи и умение. Конечно, он бы арестовал меня — ведь я нарушила закон ювенальной юстиции, ударив (!) дважды (!) своего ребенка (который, к слову сказать, меня на голову выше) по лицу, да ещё и морально растоптала, пожелав ей смерти (ну ясное дело, ведь именно это я и имела ввиду). Во всяком случае, так она это преподнесла школьному психологу, а та в свою очередь вызвала школьного полицейского — никто не хочет брать на себя ответственность.
Но протокол мы все же составили. И в прокуратуру дело ушло, — хорошо, что генеральный прокурор округа — школьный друг нашего хорошего приятеля, взял дело под личный контроль. А так бы, конечно, срок, штраф, а младшую бы забрали в приют и вся недолга. Как у подруги моей знакомой — сын подросток вызвал полицию, когда мать от отчаяния ему газеткой по лбу дала. Ночь провела в тюрьме, младших детей возвращала почти два года, через суд. Все, что было отложено и больше — все ушло на адвоката. Сын остался без образования.
Я помню своё первое потрясение от того, как узнала про нашу русскую женщину, которая оставила уснувшего ребенка в машине под присмотром продавца, чтобы сбегать в туалет. Тот самый продавец, согласившийся посмотреть за ребенком, полицию и вызвал. Этот ребенок был догожданный, она дрожала над этим ребенком. Больше года потом собирала справки и рекомендательные письма, чтобы ребенка из приюта вернуть. Вернула. Под присмотр социального работника, которого сама же и должна была оплачивать.
На первый взгляд может показаться, что ювенальная юстиция — вещь довольно безобидная и даже полезная. Ведь по сути, она призвана защищать интересы детей. И никто не будет отрицать, что родители или опекуны бывают разные. Особенно в сегодняшнем мире, когда степень жестокости зашкаливает и не имеет предела. Я помню случай из своего детства, когда мать-одиночка истыкала кисти пятилетнего ребенка ножницами за то, что тот изрезал ими скатерть. Мальчику ампутировали обе руки. Я знаю семьи, где родители забывают кормить своих детей не по одному дню. Когда детей закрывают в шкафу, и не пускают в школу.
Конечно, права детей должны быть защищены, но вот вопрос — как? Меня смущает, когда этот закон бестактно врывается в частную жизнь и начинает корежить нормальные семьи. Когда в средней школе на уроке по половому воспитанию детям внушают, что чтобы быть счастливыми, необходимо быть независимыми — от родителей. Не финансово даже, нет. Эмоционально. В таких классах детей учат быть „собственными адвокатами“. На отказ или запрет мамы или папы необходимо спросить „а могу я узнать, почему?“ Безобидно, правда? Ну что такого в том, что ты хочешь узнать почему тебе запрещают курить марихуану, например? Или в том, что приходит в класс полицейский и в качестве просвещения рассказывает детям, что если родители превысят свои полномочия (закричат, шлепнут, дадут подзатыльник), то они, дети, должны немедленно звонить в полицию. „Не дожидаясь перитонитов“.
А давайте задумаемся, к чему такая психология может привести? Ведь когда ты знаешь, что родители — истина в первой и последней инстанциях, ты не смеешь обжаловать решения родителей. Они твой авторитет. Ты учишься жить в маленькой модели общества. Ты учишься подчиняться и уживаться. Ты учишься искать компромиссы, если тебе чего-то очень хочется, а родители против. Ты взрослеешь. А при таких законах чему можно научиться? По опыту могу сказать — только одному, сомневаться в авторитетах.
Есть разные истории, и бывают совершенно жуткие случаи насилия. Но по какой-то загадочной для меня причине, закон ювенальной юстиции в США словно бы и не существует для них. С такими родителями проводят беседы, их вразумляют. А вот из благополучных семей детей часто забирают на раз. Может быть потому, что с них есть что взять, а может — потому, что именно в благополучных семьях это больнее. Главное, гарантирован раскол в семье. Ведь крепкая семья — это основа сплоченного общества, не так ли? А зачем нам авторитеты, тем более родительские, и уж тем более, сплоченное общество? Таким обществом невозможно управлять, оно само управляет. Нет, нам такого экстремизма здесь не надо. Нам надо, чтобы дети знали, что мама с папой не авторитет, что у них есть защита от родителей (неплохо, да?), что они могут шантажировать родителей как душе угодно — и тогда гарантировано общество, которое никогда не сможет встать на защиту своих интересов. Общество без родственных связей, без семейных ценостей, без любви. Общество, в котором я живу.
Наша с дочкой история случилась совсем недавно — меньше полугода назад. Сегодня дочь говорит, что для нее самой это был страшный и тяжелый опыт. Что она сегодня только учится заново уважать и любить. Опыт, которого могло бы и не быть, если бы не существовало законов, которые под видом защиты прав ребенка, на самом деле лишают его нормальных семейных отношений.
Как защитить тех детей, которые и в самом деле в этом нуждаются, спросите вы? Я думаю, начинать надо с социальной защиты семьи в целом — начиная с программ социального обеспечения, которые снимут большой груз проблем с молодой семьи и позволят ей сфокусироваться на отношениях, и заканчивая психологическим воспитанием и духовным развитием как детей, так и самих родителей. Только общество ответственно за то, что в нем происходит. И только общество может свои проблемы решить. Только вот нельзя научить человека ходить, ампутировав ему предварительно ногу. Ювенальная юстиция — это хирургия. А общество нуждается в терапии. А еще лучше — профилактике. Но это уже не из законодательной сферы, а из духовной. Может, стоит обратить свои взоры туда? Давайте, попробуем?"
Комментариев нет:
Отправить комментарий